Der Parasit

      После выписки и почти полного выздоровления, капитан был снят с воинского учета и поощрен за защиту государственных интересов.       На последний пункт Леви было плевать, ведь изначально он преследовал иные цели. И кажется, достиг их.       Еще лежа в гражданском госпитале, он по кусочкам, как пазл, восстанавливал из воспоминаний образ своей спасительницы. Закрывал глаза и представлял ее голос, будто она сидела рядом и беседовала с ним. Интересно, жива ли она? Он не строил иллюзий, но еще надеялся.       В очередной раз слушая новости о положении дел в Алжире на тихом радиоприемнике, Аккерман не выдержал, желая узнать, — жива ли Сестра Милосердия Адерли. Ему пришлось пройти несколько инстанций, прежде чем получилось отправить запрос и короткое письмо.       Ответ он получил лишь спустя полтора месяца — госпиталь, в котором он лежал, был уничтожен при террористической атаке, а судьба Еванджелины Адерли неизвестна.       Он был готов к подобной весточке. Увидев буквы, сложившиеся в данном порядке и таком горьком сочетании слов, Аккерман аккуратно сложил этот листок с известием, убирая его за стопку книг в стеллаже.       Нет, его не охватили злость, гнев или всепоглощающее горе. Но определенно что-то в нем потухло. К счастью, в тот вечер нога стала болеть сильнее, отвлекая внимание на себя.       В его жизни ничего не складывалось так, как он хотел. Этот неоднозначный ответ Леви принял как похоронное извещение. Это было нормой для военного времени. Нет, он не грезил по вечерам мечтами о своей спасительнице, но он хотел увидеть ее еще раз. Хотя бы мимолетно.       Теперь он все чаще стал вспоминать ее последние слова. Как она и просила, — он помнил о ней.       Ближе к лету бывший капитан вложил деньги в собственный небольшой бизнес, — открыв чайный магазин. Леви с юности обожал хорошие сорта чая и прислушался к собственному сердцу, когда выбирал предмет продажи. Работа была не пыльной, но магазинчик забирал много свободного времени, начиная от обыкновенной продажи и содержании продукции вплоть до ведения бухгалтерской документации и сдачи документов.       Покупатели часто засматривались на молодого продавца с тростью — самые же невоспитанные, по общественным меркам, спрашивали о причине. Аккерман не скрывал, говоря, что в прошлом был солдатом, и это его боевая травма. Почти все догадывались о месте службы бывшего капитана и с уважением относились к его медлительности, хотя с каждодневной практикой она стала исчезать.       Конечно, когда были пиковые дни продаж, приходилось принимать большое количество обезболивающих таблеток, чтобы отработать с утра до вечера, из-за чего Аккерман вскоре стал искать подчиненных.       Таким образом, спустя полгода, после рождественской поры в его магазине стали работать сразу два человека — Фарлан Черч и Изабель Магнолия.       Это были давние знакомые Леви, еще до службы в армии. Каждого он встретил на родных улицах окраины, где процветали беспорядок, нищета и голод. Люди здесь были хуже варваров, готовые, от нечего делать, достать нож и выпустить кишки первому встречному. Поэтому, когда бывший капитан подумал о кандидатах на роль помощников, то сразу вспомнил об этих ребятах. Они были слишком добрыми и наивными для жизни в том районе, но выбор их был не велик.       Фарлан представлял из себя манерного молодого человека, и если не знать, что всю жизнь он провел в трущобах, то не было бы сомнений в его благополучности. Имея неплохие внешние данные, которыми он без зазрения совести пользовался при общении с покупательницами женского пола, часто мог с легкостью продать сопутствующие товары в виде дорогостоящих фарфоровых кружек, заварников и другой утвари.       Изабель же была абсолютно бесхитростной в сравнении с Черчем. Ее детский характер заряжал позитивом, и частенько покупатели перенимали ее настроение и счастливыми покидали магазин. Из-за природного таланта расположить человека к себе, Магнолия нередко делала выручку больше, чем Черч, из-за чего Фарлан недоумевал и пытался выпытать секрет успеха.       Будни бывшего капитана стали немного веселее. Пусть у него появилось больше свободного времени, но Леви все равно старался проводить его с ребятами. Он использовал документацию для отговорок перед заботливой Изабель, что постоянно сетовала на счет того, что «братишке Леви» надо больше отдыхать, иначе нога не восстановится.       Девчонка была искренне благодарна Аккерману за предоставленную работу и действительно относилась к нему как к старшему брату, ведь он много раз помогал Магнолии с ее проблемами.       Эта малышка, которой только должно исполниться восемнадцать полных лет, живя в том же неблагополучном районе, что и Леви когда-то, натерпелась от местных хулиганов. Избиения, отрезание клоков волос ради забавы, отбирание скромных заработанных денег и самое худшее, что могло с ней произойти, но к счастью не произошло, из-за счастливой случайности…       Когда она снова увидела названного брата спустя три года, то не могла поверить своим глазам — девушка и подумать не могла, что он вернется в эту дыру снова. Но, к счастью, он пришел, чтобы вытащить оттуда своих друзей.       Бывший капитан считал своим долгом разбираться с трудностями своих подчиненных. Нет, не так. Он не говорил этого вслух, но эти двое стали его друзьями, самыми близкими людьми, что у него могли быть. Ребята относились к нему так же.       Конечно, им был неприятен факт, что «братик Леви» хранит от них пару тайн. Они обратили внимание, что по средам приходили какие-то конверты раз в одну или две недели. Это были письма, передаваемые лично хозяину магазина, и Леви всегда закрывал дверь в кабинет, прежде чем вскрыть очередное.       Иногда Фарлан и Изабель придумывали, как незаметно проникнуть в кабинет своего начальника, чтобы посмотреть на содержимое писем, но все их идеи претерпевали фиаско. Сам же Леви во время разговора всегда уходил от темы содержимого писем, что расстраивало ребят, но не проверять же им его конверты с почты и не устраивать допросы.       1963 год с самых первых дней начался хорошо. Магазин увеличил ассортимент, улучшил качество поставляемого товара и заработал хорошую репутацию. Многие люди приезжали из отдаленных районов Лиона, зная, что лучший товар можно приобрести только у Аккермана.       В один из дней, когда настало время вечерней уборки помещения, Изабель направилась к двери, чтобы перевесить табличку на «Закрыто», как в магазин зашла молодая девушка.       Покупательница внимательно осматривала магазин, вглядываясь в детали помещения, и словно что-то выискивала. Магнолии эта особа показалась странной, потому что с первых секунд та проигнорировала ее, пройдя вплотную к стойке и, застыла на месте, став прислушиваться.       Напротив нее была дверь, ведущая в кабинет хозяина магазина. Сейчас там были двое мужчин, решающих деловые моменты. В основном доносился звонкий голос Черча, перечисляющий новых поставщиков, что хотели начать сотрудничество с хозяином магазина. Но как только раздался голос Аккермана, девушка вздрогнула и тут же напряглась, как пружина в механизме.       — Мадмуазель, мы закрываемся, вы хотели что-то определенное? Мадмуазель? — громко спросила Магнолия, пытаясь привлечь внимание девушки.       Но ее снова проигнорировали. Странная покупательница так и стояла возле стойки, где производился расчет клиентов.       — Мадмуазель, повторяю! — еще громче, почти завопила Магнолия. — Мы закрываемся, если вы что-то хотели, то…       На этих словах из кабинета вышел Фарлан с очень серьезным лицом, решивший посмотреть на «странную» — как они уже успели сделать вывод с Леви, вечернюю покупательницу.       После блондина последовал и сам хозяин магазина, так и застыв в дверном проеме. Глаза незнакомки широко распахнулись и с ноткой безумия созерцали бывшего капитана. От нахлынувших эмоций рот приоткрылся, но губы растянулись в улыбке.       Аккерман испытал аналогичную реакцию на запоздавшую посетительницу. Помимо удивления, внутри него, в районе груди, екнуло что-то очень приятное, мгновенной волной мурашек пронесшееся по коже.       Ее было немного сложно узнать — девушка заметно прибавила в росте с момента их последней встречи, а так же Ева набрала в весе, перестав выглядеть, как жертва концлагерного режима. Черты лица вытянулись в более взрослые, и она больше не напоминала девочку-подростка, что была несколько лет назад при знакомстве. Да, она расцвела.       — Фарлан, Изабель, вы свободны. — Не сводя глаз с Адерли, распорядился Леви. — Я закончу сам.       — Но, братишка… — в излюбленной манере начала Изабель.       — Свободны. — Коротко приказал Аккерман.       Девушка до сих пор не произнесла и слова, оставаясь в том же положении. Леви стал медленно приближаться к ней.       Изабель начала что-то говорить, но Черч, быстро осмыслив происходящее, буквально силком вытолкнул девушку из помещения, не отрывая взгляда от странной встречи, произошедшей только что. Навскидку, Фарлан сделал пару предположений относительно личности девушки, одно из которых должно было быть верным.       — Может это были письма от нее? — чуть слышно прошептала Изабель, стоя у двери, наконец, перевесив табличку на «Закрыто».       — Возможно. — Коротко ответил Черч.       Когда двое скрылись, плотно закрыв дверь, Леви уже стоял напротив созерцающей его девушки. Их разделяли три года и одна столешница.       — Ты совсем не изменился, — продолжая улыбаться, начала разговор Еванджелина.       — Как ты меня нашла? — спросил Леви, скрупулезно рассматривая новую версию той, о которой так много думал. Той, которую пытался найти.       — Случайность. — Честно призналась Адерли. — На работе я сблизилась с одной девушкой, ну и как-то раз рассказала о тебе. Прошло много времени, и внезапно она заявила, что видела паренька схожего с моими описаниями. Для достоверности я нарисовала твой портрет, и Катарина узнала тебя. И вот я здесь…       — Я не верю в случайности… — ответил бывший капитан, подвергший сомнениям версию озвученную ранее.       — Ладно, — решила рассказать свой секрет Адерли, — все началось с того, что я тайком перерыла архивы госпиталей, ища информацию об определенном пациенте. Мне пришлось переводиться трижды, прежде чем я обнаружила тот, где ты лежал, предположительно в период после возвращения с Алжира. Не уверенна знаешь ли ты, но у каждого госпиталя прикреплен свой район пациентов, поэтому, найдя тот, где тебя лечили, я смогла сузить круг поиска. А потом мне действительно помогла случайность, о которой я говорила ранее.       Услышав более правдоподобную версию, хозяин магазина был доволен ответом Адерли, после чего пригласил девушку в кабинет, сам же пройдя по залу и закрыв дверь магазина на ключ изнутри.       Его не было ровно мгновение, но Адерли уже начала нервничать, когда Аккерман оставил ее одну. Была ли это паника от того, что ей был не известен итог их встречи? Возможно. Или ее терзали сомнения на счет его отношения к ней?       Еванджелина не была уверена в его чувствах, хотя, быть может, о них и речи быть не могло, и она придумала себе это все? А потом три года жила в своих фантазиях, отказываясь принимать реалии этого мира? По крайней мере, ее главной целью было — увидеться с бывшим капитаном.       Зайдя в кабинет, Аккерман достал из укромного шкафчика лучшую заварку, что была в его коллекции, с видом эксперта, по мнению Евы, смешав сорт черного чая и трав, что будут обогащать вкус напитка, и принялся расставлять сервиз, подготавливая стол.       Все это время Адерли тайком поглядывала за действиями Леви, в то же время успевая рассмотреть и место, где обычно работал молодой человек. Это был не совсем обычный кабинет, в привычном его поминании, — это был гибрид комнаты приема гостей и рабочего места, с высоким стеллажом, где хранились бумаги, книги и пресса. Большой рабочий стол был заставлен стопками бумаг, где рядом стояла печатная машинка с едва потертыми клавишами, — было видно, что ей часто пользовались. У комода стояла пара больших горшков с высокими растениями, чьи зеленые листья огромными опахалами заполняли пространство кабинета, вида которых Адерли не знала, банально не разбираясь в ботанике.       Поставив перед Евой кружку с блюдечком и разлив напиток, Аккерман сел напротив своей гостьи, на секунду задумавшись, — о чем лучше стоит начать разговор?       Верно, все это время в кабинете висела тишина, которую никто не осмеливался нарушить.       — Когда ты вернулась? — взяв свою кружку за верхние грани, начал беседу бывший капитан.       — Где-то чуть больше полугода назад, в июле, как только объявили независимость Алжира. — Адерли не рискнула попробовать чай, банально не очень любя кипяток. — После того, как тот госпиталь, где мы с тобой познакомились, закрыли, мне пришлось разъезжать по всему континенту. Но благодаря этому я набралась опыта, дослужилась до старшей медсестры и теперь работаю в городской больнице.       — Поздравляю, мне кажется роль спасительницы тебе идеально подходит.       — Слишком громко звучит, не находишь? — тон, с каким Леви произнес эти слова, не слишком понравился Сестре Милосердия, от чего та решила направить тему разговора в другое русло: — Главное, что я спасла одну жизнь, о которой думала последние три года…       Замерев и оторвавшись от напитка, Леви неуверенно посмотрел на девушку.       — Три года прошло… — поставив кружку на блюдечко, рассеяно произнес бывший капитан.       — Да, столько всего произошло… — девушка хотела задать другой вопрос, но смелости пока хватило лишь на этот: — Кстати, как тебе пришла идея открыть свой магазин?       — Всегда любил чай. А учитывая, что я не могу работать, как все нормальные люди, то решил открыть свой магазин.       — Нога часто беспокоит? — встревожено уточнила Ева.       — Постоянно. — Честно признался Аккерман.       Адерли помрачнела, услышав ответ молодого человека. Неужели она где-то допустила ошибку в уходе за ним?       — Но, тем не менее, я могу ходить несколько часов в день без костыля, а это уже прогресс. С болью помогают справиться таблетки, а значит, я не в таком уж и безвыходном положении нахожусь.       После этих слов Ева впервые притронулась к чаю, малыми глотками пробуя тот на вкус.       — Ладно, я думаю, что с фамильярностью можно закончить. — Резко оповестил бывший капитан. — Зачем ты пришла?       Этот вопрос заставил сердце девушки «ухнуть», понимая, что, скорее всего, она сильно заблуждалась. Слова, сказанные им, его реакция наводили на мрачные мысли. Она не испытала ожидаемого счастья или облегчения от их встречи, хотя верила, что так оно и будет. Как в немногочисленных фильмах о любви, что она успела посмотреть в кинотеатре, после возвращения из Алжира.       — Ну… Я же говорила тогда, что найду тебя.       — Ты хочешь сказать, что все то, что было тогда до сих пор живо в тебе?       Ева нахмурилась, не понимая формулировку Леви, из-за чего тот сразу пояснил:       — Я о твоих чувствах.       — Да, Леви. — Обиженно произнесла Сестра Милосердия. — Я ни на минуту о тебе не забывала и, как видишь, — сдержала свое обещание.       Аккерман замолчал, устремив взгляд в свою полупустую чашку.       — Я думал, что ты погибла там… — на выдохе ответил Леви. — Когда начал искать тебя, то ответ на запрос пришел, как «неизвестно». Сама понимаешь, что в военное время это стоит воспринимать без лишних надежд.       — Как видишь, я жива и невредима… — Более бодро ответила Ева, услышав, что Аккерман все же не забывал о ней. Приятным теплом эти слова окутали разум девушки, будоража подкорки сознания.       Подталкиваемая эмоциями, девушка встала с кресла и подошла к Аккерману, сев на подлокотник кресла и максимально приблизившись, чтобы их лица были на одном уровне.       — Скажи мне, ты хочешь, чтобы я осталась?       — Хочу. Но я боюсь. — Честно ответил Аккерман, почти выдыхая ответ в губы, что так хотелось попробовать на вкус снова.       — Что?! — Не ожидая подобного ответа, почти рефлекторно спросила Сестра Милосердия.       — Ева, не обижайся, но я не самый приятный человек, которого ты могла встретить за свою короткую жизнь. Скорее всего, если ты узнаешь меня лучше, то сильно разочаруешься, осознав, что ожидание не сходится с реальностью, — уйдешь сама. — Леви перевел дыхание, повторяя то, что и так сотню раз, прокручивал в своей голове. — Пойми, во время службы я вел дела партизан. Устраивал допросы, нередко с пытками, которые, чаще всего, заканчивались летальным исходом для угодившего в лапы французской разведки партизана. Я не знал жалости, был расчетлив и манипулировал жизнями многих людей. Это было моей работой. Пусть в мирное время эти качества притупились, но я навсегда останусь солдатом, таким, каким хотели видеть меня Командующие.       — Вот как ты обо мне думаешь? — прошептала Ева, услышав горькую правду из уст Аккермана.       — Дай угадаю, ты же представляла нашу встречу совершенно иначе? Что я брошусь обнимать тебя, возьму на руки и отнесу в свой кабинет? А после мы будем горячо целовать друг друга, как в романах, что томами продаются в газетных киосках?       — Долго будешь считать, что знаешь абсолютно все на свете?! — праведно вспылила девушка, устремив недовольный взгляд на бывшего капитана. — Я прекрасно понимаю: кто ты, чем занимался и что просто так такое не пропадает без следа. И знала это еще тогда, когда мы впервые встретились. Но я не боюсь тебя, если ты переживаешь на этот счет.       Леви впечатлено дернул бровями, не ожидая услышать подобный ответ. Ему чертовски нравилось то, что девушка смотрела прямо в его глаза, когда говорила это.       — Я не идеализировала тебя, представляя в роли принца на белом коне, что прискачет за мной, увезя из того адского места. Я полюбила тебя, обычного человека, и просто хочу быть с тобой. Я бы не тратила все свое свободное время на твои поиски, если бы не была уверена в своих чувствах. Поэтому сейчас выбор за тобой: если ты скажешь мне, чтобы я ушла, то обещаю, что больше не побеспокою.       Больше Аккерман не сомневался. Ни в чем. Ни в той, кого искал последние три года, ни в самом себе. Он собрался рискнуть и выбрать этот запретный плод, окончательно превратившись в человека.       Больше они не расставались, стабильно видясь в свободное от работы время. Леви все чаще предлагал переехать к нему, с не охотой провожая Адерли к женскому общежитию, где девушка снимала комнату, вернувшись во Францию.       Бывшему капитану было страшно представлять, в каких условиях живет его пассия, морщась лишь от одного названия «общежитие». Любые слова Евы о порядке, который она поддерживает, и о хороших условиях в виде воды и отапливаемых стен, разбивались о скепсис Аккермана, годами живущего в трущобах и знающего все о подобных местах.       Вскоре, бывший капитан познакомил Еву со своими подчиненными, хотя будет правильнее все же назвать их друзьями. Фарлан и Изабель быстро привыкли к компании Евы, как и сама девушка к ним.       Так прошло более полугода.       У Евы был сегодня выходной, а Леви решил выделить день, оставив магазин на Фарлана, чтобы провести с Адерли день в городе.       Парочка уже собиралась, Аккерман отдавал последние поручения Черчу, как вдруг в магазин зашла женщина, лет пятидесяти. Это была постоянная покупательница, обожающая, когда Черч подходил к ней, с фирменной улыбочкой, интересуясь, чего бы она хотела попробовать сегодня.       Увидев женщину Адерли, стоявшая в проеме дверей кабинета хозяина магазина побледнела, а потом вовсе забилась мелкой дрожью, начав судорожно вдыхать воздух. Она наблюдала за ней, отмечая: чуть шаркающую походку, которой раньше никогда не было, обвисшую кожу на руках, и множество морщин на лице. Женщина выглядела определенно старше своих лет.       Она купила самый маленький пакет чая, но среднего качества. Уже стоя на кассе, женщина перевела мимолетный взгляд на Адерли, что глаз не сводила с нее. И девушка увидела, как лицо женщины вмиг стало недовольным, словно говоря о том, что лучше бы она не встречала ее.       Из глаз мгновенно потекли горькие слезы, но Еванджелина, словно их не чувствовала. И это все? Только презрение — вот какова ее реакция, спустя столько лет?!       Ева забежала в кабинет, хватаясь за горло, понимая, что больше не может нормально дышать. Чуть ли не со свистом заглатывая новую порцию воздуха, девушка чувствовала, как подкашиваются ноги и слабость, граничащая с нехваткой кислорода, начинает одолевать.       — Что с тобой?! — испуганно спросил Леви, почти тут же оказавшись рядом с Евой.       Но девушка ничего не могла ему ответить, лишь мотая головой. Каждый новый вдох давался ей с трудом, словно кто-то слишком туго затянул корсет, и эта сдавленность не давала ей дышать. Ей хотелось бежать, словно раненому зверю, чтобы никто не видел ее состояния, но Адерли уже не держалась на ногах.       — Успокойся, присядь, — насильно посадив девушку, Леви встал перед ней на колени, обхватив лицо руками, — тише-тише, попробуй сделать небольшой вдох.       У Евы не получилось, отчего Аккерман впал в панику, не понимая, почему это происходит.       — Попробуй еще раз. Успокойся и сделай вдох. — Показывая как надо на своем примере, молодой человек следил за реакцией Евы, которую бросило в истерику.       Девушка начала расчесывать шею и область декольте почти до крови, вот только это было бесполезно и лишь нагоняло истерическое состояние.       Схватив ее руки, Аккерман снова попытался помочь ей успокоиться и заставить начать ее дышать. Попутно он перебирал все возможные причины, почему она задыхается, пока его не осенило:       — У тебя астма?!       Девушка утвердительно закивала головой.       В кабинет вошел Черч, желая посмотреть, из-за чего Леви так быстро ушел. Услышав шаги друга, Аккерман обернулся, отмечая, как вовремя тот оказался здесь.       Черч застыл на месте, увидев непонятное, происходящее с Адерли.       — Фарлан, возьми деньги и купи ингалятор в аптеке на рью Коломбье. Фарлан!       Друг не сразу смог вернуться в реальность и исполнить просьбу Леви. Увидев, как молодой человек выбежал из кабинета, Изабель испуганно проводила его, а отпустив клиента сама, направилась к хозяину магазина.       Леви отметил, что Ева успокаивается, заметив, что та смогла сделать два нормальных вдоха, однако это было затишьем перед бурей. Ее лицо начало принимать синюшный оттенок, а частота хрипов увеличилась. Руки забились в конвульсии, а сама девушка так и норовила выскользнуть из хватки молодого человека.       — Что случилось? — испуганно пискнула Изабель.       — У нее приступ. Астма. — Обернувшись к Магнолии, та смогла прочесть в глазах Аккермана единственное чувство, которое никогда в нем не видела — страх. Он не контролировал ситуацию, понятия не имел что делать.       Увидев, что Еве начало становится хуже, Изабель вышла из кабинета. Через пару минут вихрем ворвался Черч:       — Леви, их нет! Я спрашивал, у них вообще ничего нет от астмы! И в соседних аптеках тоже!       — Попробуй это! — вбежала Изабель, держа в руках чашку с чем-то горячим и очень резко пахнущим.       — Что это? — спросил Леви, боясь навредить здоровью девушки.       — Эвкалипт, я читала, что отлично помогает при простуде, если нос не дышит.       — Блин, дуреха, это же не одно и то же! — стукнул себя по лбу Черч.       — А ты пробовал? Может поможет?       Магнолия настойчиво отодвинула Аккермана и принялась ненавязчиво водить у носа Адерли чашу, с наспех заваренной горсткой мелкого помола эвкалипта, ласково приговаривая что-то успокаивающее. Обогащенный эфирным маслом пар через несколько минут начал работать, и дыхание девушки стало порывистым через раз.       Тем временем, Леви послал Черча в соседний дом, где был единственный ближайший телефон, попросив вызвать скорую помощь.       Медики приехали быстро, попросив покинуть кабинет, стали вводить Адерли необходимые лекарства, после оставив дозировку, рассчитанную еще на пару приемов, зная, что девушка их коллега.       Леви вернулся в кабинет, подойдя и обняв любимую.       — Где твое лекарство? Я должен знать, где оно находится, чтобы потом смог тебе помочь. — Пояснил молодой человек.       — У меня его нет. — Увидев нахмуренное лицо бывшего капитана, девушка продолжила: — Полторы недели назад в нашем районе закончилось все, что может помочь астматикам блокировать приступы. В моем госпитале запасы тоже на нуле. Не знаю из-за чего, но я слышала, что закупку лекарств перенесли…       — Напиши мне название того, что тебе помогает.       — Какая разница, скорее всего…       — Я сказал, напиши — значит, напиши! Приучи себя задавать меньше вопросов.       Адерли приняла блокнот и ручку, что Аккерман взял с рабочего стола, и указала все необходимое. Отведя ее к себе домой и попросив Изабель остаться с девушкой, пока он не вернется, Аккерман направился на окраину города, близ района, где когда-то жил.       Окраины всегда были хороши тем, что там укромно чувствовали себя не самые лучшие пласты общества, занимающиеся черной продажей любых товаров, в особенности запрещенных.       Умение общаться с людьми подобной сферы не пропало, несмотря на то, что сам Акккерман уже пять лет не живет в трущобах. Разбив пару носов за неподобающие вопросы и выбив несколько зубов идиотам, что хотели его обокрасть, он достаточно быстро нашел язык с человеком, что знал где сейчас скрывается тот, кто ему нужен.       Да, Аккерману пришлось долго искать некого Лекса, что промышлял медикаментами помимо обычных наркотиков или курительных смесей. Но тот, кто ищет, тот всегда найдет. Это был проверенный человек, который никогда не торговал фикцией. Леви периодически покупал у него более мощные болеутоляющие, когда нога беспокоила больше обычного, потому что-то, что продавали по его рецепту в аптеках, постепенно перестали помогать, вероятно из-за привыкания.       Вернувшись домой, он отпустил Изабель, отдав Адерли все, что было в списке.       — Но как? — Адерли не могла поверить своим глазам. Для нее, в этот момент, Леви стал Богом, что подарил ей жизнь.       — Не твое дело. Принимай. Как закончатся, скажешь, — я достану еще.       Девушка пыталась понять, где он мог достать это все, но ни одна достойная мысль не посещала ее голову.       — Кто она? — вырвав девушку из своих раздумий, задал вопрос молодой человек.       — Ты о ком? — решила уточнить Ева.       — О женщине, что зашла сегодня. Я видел, как ты зарыдала, увидев ее, а потом у тебя случился приступ. Так кто она?       — Моя воспитательница в школе…       — Ты думаешь, я тупой?! — перебил ее Аккерман, с укоризной взглянув на опешившую девушку. Тяжело выдохнув, он продолжил: — Когда ты научишься говорить правду?       — Леви, я никогда не…       — И поэтому у тебя случился приступ? От вида твоей воспитательницы? — усмехнулся бывший капитан, перебив девушку, зная наперед, что она собиралась сказать. — Хорошо, давай попробуем еще раз: кто она?       Ева молчала, вновь почувствовав подступающие слезы.       — Моя мать.       — Вы ладите, как я посмотрю…       По резкому вдоху, от которого Ева чуть не поперхнулась, Леви понял, что его саркастичная реплика имела место быть в реальности.       — Это же не ты ушла от родителей, а они бросили тебя, верно?       Адерли со злобой раненого зверя посмотрела на Леви. Горечь, нахлынувшая после его слов, охватила разум.       — Пусть ты и назвала себя «лишним ртом», но твоя мать должна кинутся обниматься, ведь дочь вернулась с фронта, именно так бывает в нормальных семьях, хотя откуда мне самому это знать… — Леви внимательно следил за реакцией Адерли на его слова. — Наверняка, после войны жилось тяжело, а тут еще и ребенок с астмой… Лекарства же дорого стоят?       Она молчала, глубоко в душе надеясь, что Леви не продолжит этот разговор, заставляя ее вспомнить все, что она успела пережить. Вспомнить о том времени, о котором девушка так старалась забыть. О предательстве родителей.       — После того, как я вернулся во Францию, то использовал некоторые связи, чтобы найти тебя. И узнал я вот что: родители отдали тебя в приют в возрасте четырех лет, а через полгода тебя, малышку, удочерил богатый человек из правительства. Именно он занимался твоим воспитанием и, как я полагаю, лечением. Ведь именно это послужило причиной того, что твои родители отказались от тебя…       — Леви! — попыталась прервать поток горькой правды Ева, но Аккерман ее не слышал, продолжив:       — А после того, как старичок умер, тебе снова предстояло вернуться в приют, потому что ты была еще несовершеннолетней, но ты догадалась подделать документы, подала прошение на работу в организацию Сестер Милосердия. Прекрасное решение, ведь в твоем доступе всегда находятся лекарства, не говоря о жаловании.       — Да, все было так! Я не хотела возвращаться туда… — вскрикнула Адерли. — Лучше умереть на Алжирских землях героем Франции, чем сидеть в безопасном приюте.       — Не ври мне! — с укором сказал Леви. — Я, конечно, знаю, что тебя воспитывали, прививая чувство патриотизма, но из твоих уст это звучит слишком фальшиво. Ты — паразит, что пыталась выжить, чтобы потом доказать, что ты была нужна кому-то, хотя бы этому государству. Доказать, что твоя жизнь не бессмысленна, и от тебя зря отвернулись родители. Доказать, что твоя болезнь не была приговором…       — Заткнись! — задыхаясь, то ли от удушающих слез, то ли от начинающегося приступа, Адерли заметалась, пытаясь встать с кровати, на которой сидела до этого момента.       Леви послушно замолчал. Видя ее состояние он, конечно, хотел добиться не совсем этого. Но он все-таки вывел ее на чистую воду, наконец, понимая, кто она на самом деле.       — Почему ты не сказала мне, что больна? — более добродушной интонацией начал Аккерман.       — Я… Я не смогла… Пряталась все время, хоть и знала, что когда-нибудь ты начнешь замечать…       — Ты боялась, что я уйду от тебя? — предположил Леви.       Девушка закивала головой.       — Ты идиотка! — тяжело вздохнув, молодой человек сел рядом с Евой, ласково убрав прядь волос за ухо, смотря в ее темно-синие глаза. Раскрасневшиеся, опухшие, боящиеся разочарования с его стороны. — Ева, единственное, о чем я тебя попрошу, — больше ничего не скрывай от меня. Говори только правду, и я решу все твои проблемы. Обещаю.       Девушка расплакалась, кинувшись в объятия молодого человека, что утешительно перебирал пряди ее темных волос между пальцами. А сам думал об их забавном сходстве — Еванджелина Адерли была таким же паразитом, как и сам Леви Аккерман.       — Сейчас пойдем к тебе, будешь собирать вещи…       — Зачем?       — Ах… За что мне это?! — мысленно обратившись в пустоту, выдохнул бывший капитан. — Переедешь ко мне, чтобы я всегда был рядом, если эта хрень опять начнется…       — Я сама могу это контролировать…       — Ты человеческую речь перестала понимать? — вспылил бывший капитан. — Вижу я, как у тебя это отлично получается. Прости, не горю желанием организовывать твои похороны.       Понимая, что Леви прав, Адерли больше не стала докучать ему своими протестами.