***
Первый день осени выдался пасмурным. Подходящему к колледжу новому ученику в серой толстовке с большим капюшоном такая погода была по душе — она царила в нём долгое время. За плечом сумка-почтальонка с минимумом необходимого для учёбы, руки в карманах джинсов, кеды всё те же. Деньги были. Не было желания ходить по магазинам. Уже подходя к главному входу и глядя, как на ступенях и во дворе колледжа кипит жизнь, Сал почувствовал десятки иголок, впивающихся в сердце. Так ныла ностальгия по тем дням, которые уже никогда не вернуть. Ученики толпами стекались к широким ступеням, ещё не обременённые учёбой, но взбудораженные радостью встречи с друзьями: там с визгами что-то обсуждали старшекурсницы, тут прыгала строем команда чирлидеров, вот ещё стайка облепила красавчика-студента — явно местная звезда. Немного поодаль компания парней с восторгом показывают друг другу что-то на телефонах — кажется, вышла какая-то интересная игра, которую один успел купить раньше остальных. Среди этого праздника жизни Салливан Фишер ощущал себя неряшливой кляксой, которая случайно попала на киноплёнку. Низко опустив голову, чтобы не было видно протеза под капюшоном, бывший заключённый обогнул обнимающуюся парочку и быстро взлетел по ступеням внутрь здания. Стандартная процедура с документами затянулась надолго. Директор принял навязанного ученика из исправительной колонии для малолетних преступников в штыки. Он шесть раз проверил каждую букву в регистрационном бланке Сала, заставив его переписывать документ всякий раз, когда там находилась ошибка даже в запятой или дате, которую тот указал не полностью, а только последние цифры. Молчаливый парень с протезом на лице покорно исправил все ошибки, не высказав и капли недовольства. Хотя, может, оно и было, да только ничего не разглядеть из-за пластиковой перегородки — это и не нравилось директору больше всего. Не видеть эмоции ученика — значит быть безоружным на точки давления. А этот ещё и убийца. И плевать, что в справке написано. На всякий случай мужчина дважды позвонил в городскую администрацию и управление уточнить, а точно ли «вот этот мальчик-потрошитель с жуткой маской, которая будет пугать полшколы», определён на учёбу в его образовательное учреждение, даже не думая о том, что вообще-то «мальчик» его прекрасно слышит. К разочарованию директора и безразличию этого самого ученика, на оба звонка ответили утвердительно, поэтому бумаги на приём пришлось подписать. — Выкинешь что-нибудь — хоть что-нибудь, выходящее из ряда вон или нарушающее устав школы, — я вышвырну тебя быстрее, чем успеешь позвонить адвокату, понял, Фишер? Фишер это прекрасно понимал и не спорил. Лишь кивнул, сверкнув из тёмных прорезей протеза голубыми глазами. От этого взгляда у директора волосы встали на затылке дыбом, но придраться тут было не к чему, поэтому пришлось вернуть парню документы и, сложа руку на сердце, пустить в коридоры своего образовательного учреждения. Из-за предвзятости директора Салли опоздал на первый урок, на котором ученики знакомятся друг с другом, если прибыли новенькие или по обмену, а также получают учебники и бланки на дополнительные задания и список кружков. Если бы у парня был выбор, он бы не пошёл. Он ненавидел эту процедуру, а теперь дело не только во внешности, но и в дурной репутации, тянущейся гнилым шлейфом по пятам. Впрочем, выбора-то у него как раз нет. Осталось только сжать кулаки да разделаться с этим поскорее. Стоило юноше коротко постучать и приоткрыть дверь в гудящий голосами кабинет, как все стихли, разом обернувшись на нового ученика. — Простите?.. — Учительница за кафедрой вопросительно подняла бровь. Не обращая внимания на любопытство, парень быстрым шагом дошёл до преподавателя, миловидной женщины в возрасте, и сунул ей на стол записку от директора о зачислении. Руководительница быстро прочитала содержимое, распрямляя хмурые складки непонимания между бровей. Кинув взгляд на протез, она отложила записку, откашлялась в кулак и поднялась с места. Салли запоздало попытался её остановить, но не успел. — Класс, это ваш новый ученик. Представься, пожалуйста. Юноша поджал губы, глотая мысленные ругательства, и нехотя развернулся пластиковым лицом к классу. Хорошо, что никто не видел его эмоций, потому что после долгих лет одиночества вновь видеть реакцию людей на него — ту самую, что он наблюдал всё детство после операции, — стало худшим воспоминанием дня. Шок, непонимание, скептицизм, у части — лёгкое любопытство. Пять секунд на общее осознание. Потом полетели шепотки. Учительница кашлянула повторно. — Салливан Фишер, — негромко, но достаточно отчётливо раздалось в классе. Он привык говорить почти шёпотом, но повторять не хотелось сильнее. Пока ученики воспринимали информацию и переваривали её, парень мог с горечью наблюдать, как на лицах некоторых проскальзывает недоверие и недоумение — это явно те, кто слышал о трагедии в «Апартаментах Эддисона». Именно это недоверие сменится страхом, гневом и презрением всего через пару уроков, как только новость о новеньком просочится по всей школе, а самые памятливые догадаются залезть в интернет. — Мистер Фишер, не желаете рассказать что-то о себе? — нетерпеливо отвлекла от тяжёлых мыслей женщина. — Нет. Пауза. — Что ж… ваше право. Займите любое свободное место. Юноша с протезом коротко кивнул и прошёл мимо рядов, чувствуя, как ребята оборачиваются ему вслед.Глава 3. По старому шаблону
12 февраля 2019 г. в 09:44
Согласно календарю на новом простеньком планшете, в мире сейчас август, а если быть точнее, его почётная середина. Это значило, что до учёбы есть ещё две недели. Человеку, отсидевшему три года в заточении, было сложно понять, много это или мало. За решёткой время течёт иначе. Порой Салу казалось, что он потерял не одну жизнь, находясь в оранжевых одеяниях. Теперь это его нелюбимый цвет. Но это второстепенное. Фишер не хотел возвращаться на учёбу. Он в принципе не знал, что ему теперь делать с этой свободой и кучей времени наедине с собой, но выбора нет. Ещё сильнее он не хотел обратно за серые каменные стены, обвитые колючей проволокой, поэтому придётся вспомнить, что такое нормальная жизнь.
Если получится.
Сарказм в голове — вот и всё, что осталось от него настоящего.
И тем не менее Сал не маялся бездельем. Единственное, что заставляло отвлекаться от рассматривания пустых стен и своего прошлого, — это всё тот же злосчастный дом №18 в конце улицы. Бесплатный сыр только в мышеловке — Салли знал это ещё с детства, но бесплатное жильё от государства переплюнуло все границы. Всё, что в этом доме могло не работать, — не работало, всё, что могло отвалиться, — отвалилось в первый же день, всё, что лежало, — лежало не на своих местах. Диван из гостиной застрял в дверях прихожей, словно предыдущие жильцы хотели забрать его с собой, но передумали на полпути. Зеркало над комодом в спальне треснуло и осыпалось осколками. Три ступени на второй этаж сгнили и провалились, проводка сверкала, стоило только включить что-то в розетку, обои вспузырились, отходя от стен, на потолке коричневые разводы от протекающей крыши. Одним словом, развалюха. Под стать новому жильцу. Унылый дом для унылого хозяина.
Если бы не скука и призраки прошлого, нападавшие сзади, стоило только прислушаться к тишине, Салли, наверное, так бы и похоронили под обломками гниющего строения. Но, взяв себя в руки, парень принялся восстанавливать свою новую обитель. Всяко лучше, чем ночевать под открытым небом и побираться с помойки, как могло бы быть. Здесь сработал старый психологический приём: не нравится настоящее — представь действительность хуже этой, заткнись и не ной.
Поэтому сейчас, закатав рукава измазанной в пыли кофты, парень балансировал на стремянке, вкручивая новые лампочки. Вообще всё в этом доме требовало особого квеста. Чтобы вернуть свет в будущую комнату, надо было починить проводку. Но чтобы починить проводку, в которой парень шарил не больше, чем в истории женской моды, надо было обратиться за помощью к интернету. Опять же, чтобы обратиться за помощью к интернету, который не ловил на нижних этажах, приходилось лезть на крышу. Так Фишер и маялся, пытаясь существовать до самого сентября.
Пока не начался Ад.