Стокгольмский синдром

      — Это полная жесть…       — Ты видел его лицо?       — А ты читала ту статью?..       — Это кошмар, почему его выпустили? Зачем перевели в нашу школу? А если он снова кого-нибудь прирежет?!       — Ещё и ходит в этой жуткой маске…       — Я слышал, это протез, и у него нет лица.       — Что, совсем?!       — Пиздец, ребят, не связывайтесь с этим фриком.       Группа шепчущихся подростков резко смолкла, когда один из ближних шкафчиков грохнул особенно сильно. На лицах синхронно выступили бледность и паника, потому что тот, кого они так увлечённо обсуждали, уже пару минут копался в своих вещах совсем рядом. Парень с протезом на лице закинул сумку на плечо и, не обернувшись на сокурсников, прошёл по коридору в сторону кабинетов. Люди вокруг вообще когда-нибудь начнут думать, что говорят вслух?       Изо дня в день Салли Фишер возвращался в место, где ему не были рады, исправно посещал занятия и сдавал все контрольные тесты наравне с другими учениками. За неделю школу потрясла целая волна шока от новенького: слухи летели один краше другого, противореча своим смыслом до идиотизма, в то время как сам предмет обсуждения оставался в стороне, проявляя лишь пугающее безразличие.       Парень в тёмной ветровке с капюшоном, из-под которого видны лишь край белого протеза да пара голубых прядей, всегда сидит один и позади. Его парта чуть дальше, чем парты остального класса. Не настолько, чтобы это бросалось в глаза, но достаточно символично, чтобы очертить границы пространства. Он как призрак кабинета, как тёмный угол, на который пытаются не обращать внимания, но всё равно обращают, потому что мало ли что может выползти на свет…       Многие не слышали голоса новенького из тюрьмы, поэтому уже на третий день пошла байка о том, что рот у парня зашит (продолжение было ещё лучше: согласно легенде, лишь поговорив с кем-то наедине, Салли-Кромсали сводит человека с ума и заставляет того делать ужасные вещи, вплоть до суицида). Байку не сразу, но опровергли — ребята, бывшие тогда на том самом первом уроке, подтвердили, что Салли-Кромсали говорить умеет и может, а значит, риск быть проклятым носит, скорее, потенциальный характер. У кого-то воображение разыгралось ещё пуще, подкидывая совсем невероятные факты:       — А ты слышал, что он зарезал в одиночку целый дом постояльцев лишь одним ножом? Ему тогда было всего пятнадцать!       — Что у него с лицом?       — Говорят, собственная мать скончалась от ужаса при родах, когда увидела его.       — Полный тре-е-еш…       — Кстати, вы в курсе, что первым он забил до смерти своего лучшего друга, и его тело до сих пор не нашли?       Всегда безэмоциональное пластиковое лицо молча продиралось сквозь сплетни между кабинетов. Сал годами твердил, что это нормально. Что люди боятся не таких, как все. Что он понимает их страхи. Что он давно привык и ему всё равно.       — Почему его просто не казнили? — слышит он в спину.       И с ужасом понимает, что ему не всё равно.

***

      Дом №18 всё такой же унылый, как и месяц назад. И никакими стараниями Салливану не удавалось вернуть в него хоть какое-то подобие уюта, который был знаком его сердцу раньше. Подобно усердной Золушке из сказки парень убил не один день, чтобы отмыть все этажи — не до блеска, разумеется, но, по крайней мере, по полу можно было ходить спокойно, не опасаясь, что в ногу вопьётся гвоздь или хрустящее тельце дохлого таракана. Кроме того, он таки добил сверкающую проводку и вернул мебель на свои законные места. На всё остальное уже плевать — жить можно. Протекает ли крыша, он узнает совсем скоро, как нагрянет сезон дождей, ну а что касается всяких там обоев… похеру. Кому нужна эта внешняя красота обветшалого жилища? Неразумная трата денег и бесполезный труд. Всё равно никто и никогда не придёт в гости к Салли-Кромсали. Теперь точно нет.       Юноша с протезом на лице захлопнул входную дверь и скинул сумку с учебниками в коридоре. По дороге в гостиную он ткнул треснувший электрический чайник, а затем пересёк комнату и подошёл к старенькому пузатому телевизору, который нашёл в подвале. На ковыряние в схемах ушла неделя, но Салли был дотошен в своих целях. Сегодня он достал последнюю деталь — антенну. Если теперь этот зомбоящик заработает, может, тишина уже не будет так давить на плечи?       «Тодд бы явно разобрался гораздо быстрее с этой рухлядью», — мелькнуло в голове.       Тонкие пальцы замерли с антенной в руках. Холодок прошуршал под ногами. Что-то скрипнуло.       — Са-а-а-л-ли-и… — зашелестело за спиной.       Антенна едва не треснула в сжавшихся кулаках. Чувство, что позади кто-то стоит, щипало так нетерпеливо, что хотелось немедленно обернуться.       Вместо этого юноша на секунду прикрыл глаза и пару раз глубоко вдохнул. После чего вернулся к телевизору и принялся устанавливать металлические рожки.       Теперь в его жизни ряд новых правил: никаких воспоминаний, никаких флешбэков о прошлом, никаких самокопаний — нет! И уж тем более никаких Тоддов и прочих демонов! Он дал себе слово забыть всё как страшный сон и двигаться дальше. Он обещал это. Поклялся.       Нечто возвышающееся за спиной разочарованно щёлкнуло зубами и отступило.       Вот так.       Это всё только в его голове. Так сказал тюремный психиатр.