***
Эрика заботливо закупоривает лаз, мурлыкая себе под нос. У неё на удивление хорошее настроение. Всё идёт как надо. И даже лучше. Утром Сал позволил помочь нарезать бутерброды, а вечером, загадочно сверкнув глазами за протезом, утащил Эрику на чердак. Сперва немного занервничавшая девушка идти не хотела, но выбора как бы не было. Пришлось подчиниться. Правда, взлетевший по шатким ступенькам парень всё же невольно заразил интересом, и вот, уже оказавшись наверху, Эрика удивлённо обнаружила несколько горящих свечей по периметру помещения. В голову успевает закрасться банальщина вроде романтического ужина, как в низкосортных сериалах, но юноша с протезом снова удивляет. — Смотри, что нашёл, — подозвал он. Эрика, оттолкнувшись босыми ногами, залезла на чердак полностью и склонилась над какой-то увесистой коробкой в его руках. — Да ладно?! — выдохнула она. В руках Салли настольная игра. На вырезанной из дерева коробочке красивое переплетение и роспись знакомых букв. Любой ребёнок, хоть раз в жизни смотревший фильм «Джуманджи», мечтал хоть разок сыграть в неё. После пика популярности кино группа фанатов создала ограниченный и крайне дорогущий выпуск партии таких игр, в точности копирующих дизайн настоящей «Джуманджи». Вообще сперва Сал полез снова поправлять антенну, а потом заметил протекающую в углу крышу, поэтому пришлось разбирать весь этот хлам, чтобы заделать дыру. Так он и нашёл игру. И прошляпившему детство ребёнку внутри жутко захотелось поделиться с кем-нибудь находкой. Юноша до последнего думал, что это глупо — девочку такие вещи вряд ли интересуют, но сидеть одному в полумраке чердака и раскрывать тайны не так интересно, как с кем-нибудь, и в конце концов он решился. А сейчас, видя реакцию Эрики, ничуть не пожалел об этом. Сколько бы тебе ни было лет, есть вещи, ностальгия от которых пронесёт тебя сквозь время. — Открывал уже? — почему-то шёпотом спросила девушка, не сводя глаз с игры. — Нет, — помотал головой Салли. Эрика понимает: он искренне желал скрасить её однообразные дни в стенах дома. От этого на душе скребут кошки. Сал не пьёт никаких таблеток, потому что боится не проснуться. Но ведь это просто снотворное, а иллюзии в голове не способны убить, верно? Девушка стеклянным взлядом смотрит на коробочку, в которую она бы точно засунула нос, а Салли терпеливо отложил и позвал её, чтобы сделать это вместе. С кем-то поделиться. Чтобы не раздирать душу сомнениями, Эрика вытаскивает из воспоминаний наручники, скотч на губах и дни без воды. «Он НЕ хороший человек. Он псих», — повторяет себе, как заклинание, пленница. После этого держать маску уже на своём лице становится проще. Она ведь просто хочет на волю. Только и всего. А снотворное — всего лишь лекарство, чтобы люди могли спать спокойно. Эрика не задумывается, что она будет делать после. У неё есть стратегия побега, не более. Что потом — за гранью. Вроде завесы из одного мира в другой: когда попадёт туда, там и разберётся. Но, если получится, она бы не хотела причинять зла. Картинка побега вырисовывается всё чётче, а прокрученный десятки раз план кажется почти идеальным. Может, поэтому ей становится слишком легко. Вечер пролетает незаметно. Парень и девушка разгребли старинные вещи, чтобы устроиться прямо на полу друг напротив друга и разложить «Джуманджи». Они смеялись, кидали кубики, которые изредка застревали в неровных досках или под балдахином, сложенным в углу. Иногда дёргающиеся огоньки свечей гаснут. Тогда юноша встаёт заменить свечу, а потом возвращается обратно. Кривоватые тени следуют за ним по покатым стенам. За это время Эрика, растянувшаяся на старом ковре, находит всё более и более причудливые вещи, с которых пробирает на хохот. Последним оказался кучерявый зализанный парик — тот самый, что носили всякие знатные вельможи прошлых веков. Такой белый, с развязавшейся лентой. В глазах Эрики зажглось что-то безумное, авантюрное и смелое. Она перекатывается на колени и подкрадывается к парню. Незаметно, правда, не выходит. Юноша поразительно чутко ощущает её и оборачивается. Но почему-то не отшатывается, напротив, позволяя девушке напялить на себя этот раритет. С париком Салли выглядит невероятно глупо. Эрика смеётся до слёз. Фишер пытается что-то буркнуть, но сдаётся и смеётся сам, однако надолго в парике не задерживается. Он скользит взглядом по невероятной улыбке, которая очень красит девушку, по её стоящим дыбом волосам и впервые чувствует счастье, елозящее под сердцем. Ему хочется сорваться с места и крепко-крепко обнять Эрику, и он с трудом сдерживает себя, уверенный, что спугнёт этот прекрасный момент. Но он не знает, что под тем самым париком Томпсон случайно нашла моток плотной верёвки. Теперь план побега обрастал прочными гарантиями, недочёты сглаживались, выстраиваясь идеально, пазл в пазл. Связанная одежда могла не выдержать веса девушки, а вот так раз — и очень вовремя находка. Вряд ли бы Эрика разбилась, спрыгнув со второго этажа, но ногу сломать могла запросто. А тут такой сюрприз! Эрика вернулась к игре. Ей тоже хорошо и весело. Она убеждает себя, что дело в найденном мотке верёвке, но смех Сала — искренний, чистый, звонкий — ещё долго не выходит у неё из головы. Как и у него. Сал подкинул кубики, ловко перехватив их пальцами, а сам заметил обнажённые лодыжки девушки, болтающиеся в воздухе. Эрика лежала на животе, переставляя фигуры. Её тонкие ступни двигаются непроизвольно, словно в голове девушки играет только ей одной слышимая музыка, а мельтешащие от образовывающегося потока воздуха огоньки трепещут, скользя под коленками и освещая ровную и чистую кожу. Юноша вновь подкинул кубики. — Ты ходишь? — Ага, — отрываясь от созерцания, отозвался парень. Под протезом становится жарко. Он с трудом убивает в руках желание поддеть край маски и облизать высохшие губы. Манекен, стоящий в углу, сегодня совершенно не интересует и уж точно не пугает. Зато пугают вдруг собственные мысли.***
Эрика давно спала. А вот выспавшийся как никогда Сал лежал и глядел перед собой в пустоту. И в его голову закрадывались обрывки безумного шёпота, куда менее невинные, чем неделю назад. Плохие. Неправильные. Тёмные. Почему сразу неправильные? Ему ведь скоро двадцать, а помимо жалеющих объятий он не знает тепла женского тела. Может, в пятнадцать он и походил на девчонку, но девчонкой себя точно не чувствовал. Даже когда всякие имбецилы порывались дёргать его за волосы. А потом тот случай в тюрьме, ударивший по и так поломанной психике. Поэтому любые прикосновения для юноши — болезненная тема. Когда касались его… …но не когда касался он. Эрика позади что-то пробормотала и сдвинулась. Разряд прошёлся по позвоночнику — девушка во сне чуть навалилась, и теперь они лежали спина к спине. Сал сузил глаза, глядя на приоткрытую дверь. Топота лап не слышно, зато слишком отчётливо слышно дыхание за спиной. Впору возненавидеть себя (в который раз?), дать себе пощёчину и вправду запереться в одиночной камере. Только грязное чудовище будет думать о таком рядом с человеком, который доверился и начал раскрываться навстречу. Но этого по-прежнему недостаточно, да, Салли? Тебе этого ма-а-а-ало… Потому что ты больной. Ты психопат. Они все и всегда были правы, верно? Ты плохой ребёнок, уродливый сын и никогда не будешь любим. Так зачем чего-то ждёшь? Надеешься? Веришь? Самому не смешно? Сколько раз ты пытался доверять и сколько раз тебя бросали? Оскорбляли. Унижали. Топтали ногами. Уничтожали. Думаешь, Эрика будет с тобой? Может, она и смирилась с маской, но ты до сих пор не можешь открыть ей своё лицо. Ты знаешь, как она отреагирует, Салли-Кромсали. «Я знаю…» От этого в сердце булькает что-то чёрное, мерзкое и горькое. На вкус как те самые таблетки, которыми его пичкали врачи. Девушка никогда не спрашивала про протез. Не интересовалась даже вскользь, и если поначалу это немного напрягало — Сал чувствует этот интерес, несмотря на молчание, то потом Томпсон пресекает даже случайное любопытство: она всегда стучится в комнату, отводит глаза во время ужина, а последние разы и вовсе отворачивается. Юноша мог бы чувствовать благодарность, но почему-то теперь его это задевает прямо противоположно. Когда-то раньше, до всего… этого, всем и всегда было любопытно. И те немногие, кто остался рядом с мальчиком, увидев его тайну, ценились Салли больше жизни. Но они проявляли любопытство! Почти с самого знакомства намекали, спрашивали, просили довериться (и даже оправдывали это доверие), но Эрика Томпсон не такая. Ей будто бы безразлично, что вместо кожи у юноши на лице белый пластик. Почему? Уважение?.. Или же… Да она просто не хочет увидеть твою морду, неудачник! Ей настолько стрёмно думать, что там — вот и не лезет! Она не хочет тебя узнать, Са-а-алли-и… Но ведь… Тогда… Ком подкатывает к горлу от воспоминаний: робкое прикосновение к его лицу, забота. Сал долго думал. А потом осторожно расстегнул протез, чтобы ни одна застёжка не щёлкнула, и тихо отложил его в сторону. Юноша провёл рукой по своим распущенным волосам и сел, морщась от скрипа старого дивана. Впрочем, глубоко спящую девушку это не тревожит. На ней простая футболка и шорты, сама Эрика лежала на боку, стащив подушку из-под головы и обнимая её, как ребёнок игрушку. Сидевший рядом юноша долго рассматривал пленницу, смирившуюся с его присутствием. Сейчас Салли спокойно — и в то же время тревожно. От самого себя и своих мрачных мыслей. Если раньше он не позволял себе обращать внимания ни на что, кроме её рук, плеч и волос, то теперь глаза скользят по изгибу талии и ниже, на неприкрытые колени и поджатые ступни. Прекрати это сейчас же.Она всё равно не узнает.
***
Салливан быстро вспоминает, что такое бессонница, потому что невидимые часы у него в голове тикают до самого рассвета. Не хочется даже выходить из комнаты, не говоря уже о колледже, но нельзя. Ему не нужны подозрения, ведь для всех остальных он всё тот же фрик с последней парты, молчаливый и незаметный. Кое-как собравшись, Фишер быстро прошёл по этажу, не позволив себе задержаться у комнаты Эрики, и вышел на улицу, тщательно заперев дверь (после того раза парень не позволял себе забывать об этом). День проходит как в тумане. Когда наступает ночь, юноша долго смотрит на спящую гостью, чувствуя себя настоящим маньяком, который занёс топор над жертвой, не в силах этому противиться. Эрика манит его. Он хочет быть рядом, слушать её голос, трогать волосы и тонкую кожу, вдыхать аромат. Водить пальцами по изгибу запястья и щеке. Хочет больше. Нельзя! Ты всё испортишь! Холодный разум в этот раз непреклонен. Юноша слишком дорожит тем, что происходит, и бесшумно отступает в тень. Чтобы затем запереться в своей комнате, накрывая голову подушкой, и пытаться уснуть. Только беспокоит искалеченную душу уже отнюдь не монстр из собственного прошлого. Сал боится самого себя. И того, что может сделать с Эрикой.***
Если бы в это утро Сал, опять не спавший, пил чай, то непременно бы поперхнулся. Как глупый втюрившийся мальчишка, на которого обратила внимание самая красивая девчонка в классе. Эрика не считала себя самой красивой девчонкой ни в классе, ни в колледже, она вообще критически относилась к своей внешности, но тут уже кому виднее. Просто сегодня эта девчонка спустилась вниз, а на ней красовалось лёгкое жёлтое платье чуть ниже колена с открытыми плечами. Эрика не думала, что когда-нибудь даже примерит его. Сал тоже не думал, забивая комод одеждой, и тем больше оказался очарован, как оно подошло девушке. Словно она — солнце, спустившееся с небес. «Прекрати думать как мудак. И подбери свою челюсть, сейчас протез свалится». Было бы это ещё так просто. — Привет. — Она всегда делает этот забавный жест, чтобы скрыть смущение — потирает кончик носа указательным пальцем, отводя глаза. Только теперь не чурается держать голову прямо. Эрика проходит мимо, и свет словно струится за ней, прогоняя остатки скверны с самых пыльных углов. Салливана обволакивает этим светом. Девушка разливает чай по кружкам. В её голове, как заевшая пластинка, одни и те же секунды обратного отсчёта. А ещё вчера в выдвижной ящик вернулся нож. Эрика знает, что Сал не дурак — он проверяет её. Поэтому девушка выдвигает этот ящик, чувствуя на себе пристальный взгляд, берёт чайные ложки и задвигает обратно. Только Фишер не может видеть, как Томпсон задумчиво провела кончиком пальца по плоской стороне лезвия. Зато он видит тонкие лопатки обнажённой спины и порхающие над столешницей руки. Дом, который бывший заключённый так ненавидел, внезапно становится уютным. Как будто он на мгновение вернулся на десяток лет назад, а на общей кухне старых «Апартаментов» его уже ждёт семья.***
«Совсем скоро», — подумала девушка, тайком пробравшись на чердак, пока Салливан отсутствовал. Она незаметно перерыла весь хлам, который там лежал, но ничего полезнее мотка верёвки не нашла. Манекен в углу смотрит осуждающе, но пленница уже закинула верёвку на плечо и спустилась вниз, осторожно закрыв люк и вернув палку на место. Её сердце колотится в предвкушении, но есть что-то ещё, горькое, совестливое и укоризненное. Две таблетки на взрослого. Если она хочет подстраховаться, нужно будет больше. Сложив моток под ящик в диване, Эрика присела на край подлокотника, сжав баночку с лекарством в руках. Сколько больше? Три? Четыре? Кто бы подсказал… а если переборщит, тогда что? В кино девушка не раз видела сцены, когда наглотавшихся снотворным людей везли в больницу. Иногда с летальным исходом. Шансы стать убийцей ненароком приравнялись к условию успешного побега. Эрика отложила баночку на колени и зарылась пальцами в светлые волосы.