***
Клэр Крапивница прошла в комнату, цепко осматривая главный ингредиент своего мерзкого рецепта для статьи. С последней встречи мальчик по кличке Салли-Кромсали заметно вырос. Это было видно не только по его вытянувшемуся, словно сорняк, телу, но и осанке — он больше не сутулился под давлением осуждения и обвинений десятка голосов, не ронял потухшие глаза к полу, безжизненно отвечая на вопросы. А ещё — по взгляду. У восемнадцатилетнего Салливана Фишера в голубых глазах плещутся бесы, и журналистка даже облизывает губы, предвкушая, сколько скандала можно залить в будущую статью и сколько приятно шуршащих купюр будет в конверте от работодателя за этот выпуск. Только она, лучшая из лучших, не брезговала совать нос в самые вонючие уголки Нокфелла, чтобы выкопать «тот самый» репортаж. — Здравствуй, Салли, — протянула дамочка, устроившись на стуле и заняв притворно вопрошающую позу всепонимающего внимания. — Моё имя Салливан, — внезапно холодно разносится по допросной, и от этого голоса даже у видавшей всяких психопатов Клэр появляется желание проверить, точно ли Фишер пристёгнут к столу наручниками. К её досаде, парень замечает это и чуть склоняет голову набок. Клэр видела его настоящее лицо лишь на фотографиях — приятного там мало, конечно, поэтому понятно, почему протез всегда на мальчишке, но сейчас ей кажется, что она видит его оскалившуюся улыбку, нарочно провоцирующую журналистку. Вот ведь злопамятный гадёныш, запомнил, кто тогда напечатал самую разгромную статейку на главной странице «Нокфелл Ньюс»! Ничего, не таких раскручивали! Это всего лишь ребёнок. — Я смотрю, ты изменился, Салливан, не так ли? — добавив в голос ядовитого мёда, прошелестела журналистка. И она совсем не ожидала, что то и дело оправдывающийся ребёнок, беспрестанно повторяющий две фразы: «Я невиновен» и «У меня не было выбора», вдруг подастся вперёд, звякнув цепочкой, и, пристально глядя в глаза, оскалится в ответ: — Зато вы ничуть не изменились, Клэр. Карандашик дрогнул в руках репортёра. От этой интонации и правда стало не по себе. Фишер медленно выпрямился, снова откинувшись спиной на стул. Он помнил всё. Помнил, как рискнул довериться, клюнул на этот отравленный крючок. Понадеялся на прессу, идиот. Сал хорошо усвоил урок, выучив практически наизусть ту мерзкую и лживую газетную вырезку, которую бросил охранник вскоре после заключения суда ему в камеру. Ещё больше он запомнил ту, что написала эту гниль про него. Исковеркав чуть ли не каждое слово… Клэр непривычно долго молчала, катая между указательным и большим пальцем карандаш, а потом вновь натянула мерзкую личину внимательного сострадателя, готового откровением господа написать чистейшую правду о том, что происходит здесь и сейчас. Разумеется, только словами автора. — Итак, Салли. Позволишь парочку вопросов? Фишер не ответил. Дело плохо. Если сейчас неправильно надавить — её выставят из участка, а бомбезных новостей в последнее время на горизонте не предвиделось. Начальство было недовольно. Парня надо разговорить любой ценой. Клэр спокойно откинулась на стуле, копируя позу мальчишки, и продолжила диалог: — До меня дошли слухи, что в прошлом году ты покинул городскую тюрьму и вернулся к учёбе в одном из колледжей Нокфелла по стандартной программе. Спустя восемь месяцев ты совершил нападение на одну из учениц своего класса, Эрику Томпсон, а затем насильно удерживал её в подвале своего дома больше полутора месяцев, пока она не смогла сбежать. Это так? Протез на его лице остаётся бесстрастным, но Клэр всё ещё мерещится кривая ухмылка. Фишеру до сдавленной горечи уже смешно, какими фактами обрастает новый триллер для газеты ещё с допроса. Притом, что он сам пока не сказал и слова. Или… или это Эрика дала информацию? В груди зачавкал чёрный мазут, но Сал не шевельнулся. — Салливан, ты же понимаешь, что я всё равно добьюсь своего. Ты можешь молчать и делать себе хуже. «Куда уж хуже, если ты припёрлась», — подумал Салли. — Если сказанное тобой совпадёт с тем, что расскажет мне мисс Томпсон, то это сойдёт за чистосердечное признание, и тебе снова могут дать лишь условное. Услышав имя девушки, Сал на секунду растерялся. — Она сейчас здесь?.. — севшим голосом спросил юноша. Про условное он не поверил ни на йоту — только лжецы врут так честно, глядя точно в глаза. Почувствовав контакт, журналистка жадно уцепилась за эти эмоции. — Мисс Томпсон? Разумеется. Парень на мгновенье кинул взгляд за тёмное стекло, почувствовав жжение. Эрика сейчас там? Или нет? Стоит и смотрит? Злорадствует? Или её тоже допрашивают в соседнем помещении? Точно он не мог знать. Поэтому отвёл глаза от стены, прозрачной лишь со стороны смотрителей инкогнито, и посмотрел в глаза дамочке из жёлтой прессы. — Так вы уже беседовали с ней? — не дав Крапивнице начать свои расспросы, перебил её юноша. Клэр поморщилась от того, что её игнорируют, и нехотя произнесла: — Пока нет, но… — Что ж, тогда можете не тратить своё время зря. Всё, что расскажет вам Эрика Томпсон, и есть правда, я даю согласие на подтверждение каждого её слова и принимаю любое решение закона без содействия адвоката. Больше я вам ничего не скажу. С этими словами Салливан Фишер скрестил скованные руки на груди и снова откинулся на стуле, всем своим видом показывая, что больше не произнесёт ни слова. Журналистка задала ещё несколько вопросов — попыталась, но парень остался безмолвен.***
Эрика, стоящая по ту сторону стекла и случайно заставшая большую часть диалога, обхватила себя за плечи. Пусто глядя перед собой, она не заметила, как взгляд расфокусировался, и вместо юноши с голубыми волосами она стала смотреть на собственное отражение. Она знала, что сидящие в допросной её не видели, и оттого казалось ещё страннее смотреть на него через преграду, как на персонажа детективного фильма. Внутри заворочалось волнение. То ли от подслушанного, то ли от взгляда на профиль юноши — непонятно. Ноги машинально сделали шаг назад. А затем ещё. И… — Девушка, что вы здесь делаете? Стремительно обернувшись, Эрика чуть не влетела в грудь полицейского. Того самого, что дал Крапивнице разрешение на нелегальное интервью. Паническая атака на удивление выдала ответ быстрее, чем Томпсон перепугалась. — Я… искала туалет, — вытаращилась снизу вверх на мужчину девушка. — Извините, здесь столько дверей! Она нервно пискнула и, обогнув мужчину, выскочила в коридор, низко склонив голову и быстро идя обратно к диванчикам ожидания. Сердце колотилось как ненормальное. Она не должна была этого видеть. Не должна была слышать. Боже!.. Но… — Эрика, где ты шарахаешься? — возмутилась Глория, вскочив навстречу дочери. — Нас ждут! — Прости, мам, заблудилась, — не моргнув глазом на этот раз ответила Эрика без запинки. — Погоди, «нас»? А разве не я одна должна говорить? — Я всё ещё надеюсь на твоё благоразумие, — словно и не было разговора с соседкой, вновь мрачно выдала мама. Эрика едва не застонала. Решительно вошедший в кабинет мужчина в возрасте и значком на поясе не потрудился даже поздороваться. Он сразу принёс бумаги и подтолкнул их к усевшейся перед столом девушке. Эрика оказалась озадачена. Она ждала ту же добрую женщину, что в прошлый раз. Мужчина же перед ними явно зачерствел от своей работы и не собирался фривольничать. — В углу две даты: день устного заявления и сегодняшний. Полные фамилия и имя, паспортные данные. В центре — максимально подробно ваши обвинения. Внизу — подпись и расшифровка. — Полицейский пришлёпнул ручку поверх бланка и уселся в кресло, не взглянув на посетителей. «Ну, сейчас начнётся». Мужчина пригладил усы, подтягивая к себе стопку принесённых с собой документов, будто пришедшие не заявители, а опоздавшие на экзамен ученики, которых приходится принять после урока. Эрика скромно взяла ручку, чувствуя давящий взгляд матери. Шум из коридора звенел за затылком. — Знаете… — медленно начала Томпсон, не обращая внимания на маму. — Я бы хотела отозвать заявление. — Эрика, — предупреждающе проговорила женщина. В её взгляде явственно читалось: «Подумай, что ты творишь!». Это было ожидаемо. В отличие от реакции резко поднявшего голову полицейского. Эрика уставилась на пышные усы, а потом вдруг узнала его — это тот самый мужчина из видео! Это сам шериф! Ничего себе. — Вы хотите что? — переспросил он. — Я хочу отозвать заявление, — стойко выдержав гнёт сбоку, повторила девушка. — Мне нечего написать. Это была ошибка. Приношу извинения за доставленные неудобства. Однако тут атака пришла совсем не сбоку. Мужчина не обрадовался быстрому завершению работы, но и не разозлился на глупый подростковый максимализм. Он внимательно посмотрел на Эрику, затем на Глорию. Потом пригладил усы. — Мисс Томпсон. Вчера вы утверждали, что Фишер насильно удерживал вас в своём доме, а сегодня хотите сказать, что это ложь? Неприятно, особенно врать служителям закона, но… — Да, верно. — И что же, вам совсем нечего рассказать? — Мы просто поссорились. Я погорячилась. — И снятые побои… — Это не побои, — жёстко отрезала Эрика. Спохватившись, что повышает голос, она притихла испуганно. Потому что взгляд мужчины недобро потемнел. — Мисс Томпсон, — повторил шериф. — Я бы мог вам поверить, если бы уже не держал этого… психопата у себя в отделении. Не знаю, какие глупцы подписали его освобождение, но я лично присутствовал в день, когда его арестовали по колено в крови — вы же знаете эту историю, верно? Эрика сглотнула, но кивнула, с трудом сдержавшись, чтобы не зажмурить глаза. Ну, зачем при матери-то? Вот чё-ё-ёрт!.. Мама рядом побледнела, готовая выхватить бумаги, сжать пальцы дочери и самостоятельно написать признание её рукой. Тем временем шериф отложил документы и наклонился к девушке, опираясь локтями на стол и сцепив пальцы в замок. — Сдаётся мне, он вас сильно напугал, — произнёс он. — Так ведь? — Ч-что? — вытянулось лицо девушки. — Он вам угрожал, это очевидно, — не обращая внимания на удивление, кивнул сам себе мужчина. — Возможно, обещал расправу, если вы его сдадите. Я угадал? — Подождите… Но её опять перебили: — Вам не стоит его бояться, мисс. Просто как можно точнее опишите всё, что он натворил, и я уж постараюсь, чтобы этот ненормальный навсегда остался за решёткой, а вы могли жить спокойно. Взгляд, которым её забуровил шериф, был до того жутким, что Эрика чуть сию же секунду не поверила в его слова. Но наваждение спало так же быстро, как пришло, и уже в следующую секунду Томпсон хмуро посмотрела в ответ. — Вы не угадали, шериф. Простите, но мне никто не угрожал… — Эрика, — резко придвинулась мама. — Если это правда — не молчи! Он же преступник! Боже, как я сразу про это не подумала! Если он тебе угрожал — скажи, нельзя чтобы он оказался на свободе… От этих слов от одного из самых дорогих людей Эрика неожиданно разозлилась. Сначала это было как накрывающий купол давления, и, если бы не подслушанное в допросной, Томпсон, может быть, ещё бы поразмыслила, но точно не теперь. И точно не после слов про пожизненное заключение. Сал может и заслужил взбучки, но не такой. — Мне. Никто. Не. Угрожал, — чётко и раздельно выдавила Эрика сквозь зубы. Однако мама и шериф оказались не впечатлены. Полицейский кашлянул, прочищая горло. — Мисс, вы понимаете, что помимо его отвратительного отношения с законом у него тоже есть свои права? Если вы сейчас солгали, а мы его выпустим, он может подать на вас в ответ. И содрать нехилую компенсацию за ложные обвинения, — решил зайти с другого бока он. — Эрика, одумайся… — Мама подтолкнула бумаги. Девушка упрямо бросила ручку на стол и отодвинулась назад. Уж кто-кто, а Сал точно не попрётся что-то с кого-то вытрясать, ещё и в полицию с такими сотрудниками, точащими на него зуб. — Салливан Фишер — мой парень, мы вместе уже несколько месяцев. И он никогда не поднимал на меня руку. Мне нечего добавить. Глория готова была рвать на себе волосы. Шериф смотрел неотрывно, и от этого Эрике, признаться, стало действительно жутко. — Вы говорили про револьвер… — не отставал шериф. — Мне показалось, — даже не чувствуя стыда за своё враньё, «мило» улыбнулась девушка. — Вы ведь ничего не нашли? Она не боялась, что её сейчас обескуражат противоположным — иначе Сал уже давно бы сидел без её помощи. Но с этой деталью придётся разобраться позже. Самостоятельно, как видно. Обещание маме «ничего незаконного» сейчас укоризненно качало головой в сторонке, однако это было меньшим злом. На мгновенье Эрике показалось, что шериф сейчас взорвётся. И разорётся. И если Сал одолжил у кого-то оружие, а потом вернул/спрятал, то от последнего можно уговорить избавиться, а вот реальная проблема — это выдержать уничтожающую ауру от полицейского. «Ну вот, я оправдываю парня, у которого действительно есть оружие и который с вероятностью 50/50 убил дюжину людей перед шерифом Нокфелла. Это уже не синдром. Это клиника. Может, и правда мама недоглядела?» — Доктор поставил под сомнение происхождение синяков на вашем теле. — Доктор также подтвердил и другие факты касательно моего здоровья. Это уже походило на односторонний спор. Глория почему-то притихла, но Эрика совсем забыла про маму, глядя исподлобья на полицейского. Ей начинало категорически не нравиться, что на неё напирают. — Вас не было два месяца. И заявление о похищении… —…вы не приняли. Я уже подтвердила это. — Да чёрт возьми! — вдруг взорвался шериф. — При всём уважении, я не могу поверить, что этот чокнутый не при чём! Вы не понимаете, какой шанс засадить мальчишку-маньяка упускаете здесь и сейчас! — Присутствующие дамы ошарашенно подпрыгнули от крика. Мужчина спохватился, совладав с собой, и поднялся с места. Он прошёл к высокому шкафу с документами и нервно стал перебирать подшитые папки, бормоча: «Да где же эта дрянь…», а потом выцепил одну на свет и чуть ли не швырнул на стол перед девушкой, резко раскрыв. Эрику затошнило от увиденного. — Вот! Поглядите! Невиновен? Да он выпотрошил собственного отца у себя в квартире! И других… Ну?! Смотри, девочка — видела когда-нибудь такое? Эрика хотела, но не могла оторвать взгляда. Несколько старых чёрно-белых фотографий высыпались из папки, но и изображённого на половинке любой из них хватило бы на всю жизнь. И одно дело — увидеть мнимое убийство на экране, а другое — знать, что трупы на фото перед тобой действительно настоящие. И благо не в цвете — Томпсон вывернуло бы прямо на месте. Тот, кто сотворил такое, — точно психопат… — Если пойдёте на попятную, на их месте можете оказаться вы, мисс, — довольный произведённым впечатлением, произнёс шериф. — Понимаю, психологический дискомфорт мешает вам принять верное решение… В какой-то момент Эрике показалось, что она сейчас действительно возьмёт ручку, утопая в пораженческом смирении. С головой. На месте. Неистово рыдая от глупых выводов, сделанных ночью. Но что-то щёлкает от слов полицейского, и фраза «психологический дискомфорт» встаёт палкой в начавшее катиться обратно по склону колесо. Всё это просто не сходилось. Оно, блять, было похоже на попытку склеить случайно порванные карты вслепую, причём даже не пытаясь примерить кусочки друг к другу. — Тогда… — шёпотом начала Эрика. — Тогда почему его выпустили? За такое не выпускают… — Она непонимающе подняла мутный взгляд на шерифа. — Разве нет? И тут шериф сплоховал. Растерялся на мгновенье. Разозлился, как не подобает служителю закона. Зато развеял весь этот «психологический дискомфорт» в ту же секунду от терзаний выбора. — Это было вне моей компетенции. Не сошлось у них там что-то, — буркнул он под нос. — В любом случае это неважно. Вам нужна защита. А я могу её гарантировать. Если вы боитесь, что содеянного руками Фишера недостаточно, мы можем добавить пару фактов… Между нами, так сказать. И вы навсегда забудете об угрозе. «Не сошлось там что-то…» Эрика опешила, уставившись перед собой. Что? Она сейчас услышала то, что услышала? Боже! Да какая полиция — шуты гороховые, лишь бы раскрываемость повысить и сидеть на задницах ровно! Всё вставало на места. Как она раньше не увидела очевидного? Как?! Как они могут решать, кто виновен, пуская журналистов в допросные, чтобы сварганить бомбическое интервью раньше других?! Как они могут помогать, не желая слушать?! Какому здравомыслящему служителю закона придёт в голову предлагать «добавить пару фактов» в заявление, чтобы упечь школьника за решётку пожизненно?! И тогда тоже, да? Камеры не работали… Салливан нёс полную чушь, но кто не будет нести бред после такого? Где правда? Кто убийца? Тот ли, кто отсидел срок, или же нет? Где реальная истина? Кому верить, если полиция тасует факты, как списанное сочинение?! Разве полиции разрешено показывать дела гражданам, да ещё в таким виде?! И вот тут Эрику прорвало. Что бы там ни случилось на самом деле, выбор остался очевиден. — Боже, да какие угрозы?! Я устала повторять: мы поругались, я побежала вниз, эта чёртова ступень сломалась, и я скатилась с лестницы! Но меня всё так бесило, что я просто ушла босиком, устроив там разнос! Можете съездить и проверить! — Мисс Томпсон, — начал было шериф угрожающе. — Вы не понимаете… — Достаточно! — вдруг ни с того ни с сего раздалось сбоку. — Мы уходим. Эрика удивлённо обернулась. Глория подхватила дочь под руку, заставив подняться. Полицейский попытался их остановить, но тут разъярённая непонятно чем мать неожиданно выступила вперёд. — Знаете, шериф. Я не в восторге от выбора дочери, но вы бы поимели немного совести, прежде чем давить на ребёнка в присутствии его родителя. Я сомневалась в здравом уме своей дочери, когда ехала сюда. А теперь я сомневаюсь в компетентности работы отдела кадров, — повысив тон, запечатала невысказанные слова женщина одним взглядом. — Всего доброго! С этими словами они чуть ли не выскочили из кабинета. Эрика практически бежала за мамой, вытаращив глаза. — Мам?.. Какая муха тебя укусила? Глория резко остановилась. Она повернулась и выпятила указательный палец, ткнув дочери в лоб. Не сильно, но чувствительно. — С тобой, мисс, мы поговорим ещё раз дома. И я надеюсь, что я не пожалею о своём поступке! — С этими словами женщина, продолжая чеканить шаг, подошла к одному из дежурных, требуя выдать формуляр об аннулировании заявления. Когда всё было заполнено и подписано, Глория не прощаясь прошествовала на парковку, тяжело мотая головой и бормоча что-то о сумасшедшем городке. Девушка изумлённо смотрела на неё. Пока мама вызывала такси, Эрика почему-то не могла побороть желание рассмеяться. Что может быть лучше чувства, когда дорогой тебе человек на твоей стороне? Несмотря на все косяки и ругательства, всё-таки пытается понять и поддержать там, где средний адекватный родитель упечёт если не в психушку, то в церковь? Однако затем её накрыли тревожные мысли. Она вспомнила сидящего в серой комнате парня со скованными руками. Картина впечатляющая, достойная «Молчания ягнят», и хоть парень отвечал вполне чётко, Эрика не ожидала, что в его голосе будет столько звенящего льда. Эйфория от маленькой победы рассеялась, как и тогда, после побега. Только в обратную сторону. Точно ли она верно поступила, отозвав заявление? Девушка, конечно, не знала, что могло твориться на душе у парня, но она ждала чего-то более… более… не такого. Убитого, раздавленного или, напротив, злого и расстроенного. Даже упирающегося. Отрицающего вину. Но не собранного в пружину спокойствия. В любом случае шериф вёл себя по-свински, и… — Мисс Томпсон? Эрика повернулась на зов. И изумлённо обнаружила стоящую вплотную к ней Клэр Крапивницу собственной персоной. Когда она подошла? — Да? — настороженно спросила девушка, мельком глянув на мать — та поймала машину и о чём-то спорила с водителем через стекло, пока ещё не заметив журналистку. — Я Клэр Крапивница, главный представитель канала и газеты «Нокфелл Ньюс». Могу я вам задать пару вопросов о Салли Фишере? Эрика вспомнила поведение парня при журналистке и ту статью и вдруг мысленно хмыкнула. — Задавайте, — великодушно кивнула девушка, наблюдая, как Глория активно жестикулирует руками. Похоже, они не сошлись с водителем в цене, а когда мама на взводе — она не уступает. Клэр же моментально навострила блокнот и ручку, тоже поглядев на мать девушки. Как опытная в своей работе, она знала, что при родителях дети не говорят правду, а перед возможностью урвать славы зачастую сдаются. Поэтому без хождения вокруг да около сразу протараторила: — До меня дошла информация, что Салли Фишер похитил вас, а затем удерживал насильно в своём доме. Это правда? «Задолбали, честное слово». — Нет, — спокойно донеслось в ответ. Клэр на мгновенье растерялась. — Нет? — Нет, — повторила девушка. — Тогда что же вас привело в полицейский участок? — озадачилась Крапивница. — Вы мне не поверите, — покачала головой Эрика, не глядя на женщину. И изо всех сил пытаясь не улыбаться. — Я верю всем без исключения. Это моя работа, — сказала Клэр, обаятельно улыбаясь. Но Томпсон уже не проведёшь. Она видит, как замер карандашик просто в микронах от листа, подрагивая от нетерпения скорее чиркнуть главную сплетню, пока мама жертвы не прогнала взашей. И уж Эрика прекрасно видела, какое выражение ярости было на лице журналистки, когда Сал её отшил. Было за что, ага. — Вы можете мне доверять. «Ага, конечно». — Обои, — ответила девушка. — Что? — растерянно переспросила Клэр. — Обои, — повторила Томпсон, кое-как удерживая живот ровно под скрещёнными руками и стараясь не загнуться раньше времени. — Я ненавижу полоску. Это старомодно. А он — ни в какую! Никогда бы не подумала, что можно так разораться из-за куска бумаги. «Я сейчас не выдержу», — подумала Эрика, мельком глянув на Клэр. Потрясающее выражение. — То есть, — облизала губы журналистка, — вы подали заявление из-за… ремонта? — Я погорячилась, признаю, — снизив голос, шепнула Томпсон. — Подождите, то есть Фишер приходится вам… эм, молодым человеком? Эрика пожала плечами. Забавно, сколько раз это прозвучало за полдня. Уже даже уши не дерёт. — Ну, да. Клэр явно не ожидала услышать такое. Однако точно начала подозревать, что её где-то наёбывают. Девушка впервые задумалась: откуда на Сала упала благодать освобождения, если вокруг все только и ищут скандальной сенсации без разбора? Впрочем, от дальнейшей экзекуции обе стороны спасла Глория. — Эрика, поехали! — крикнула она. — Иду, мам! — Эрика, извинительно поджав губы, приготовилась откланяться. Но тут Крапивница схватила девушку за руку, не дав сразу уйти. — Знаете, мисс. Мне всё-таки кажется, вам есть, что рассказать, — с нажимом повторила она. — Поэтому если вам вдруг захочется поделиться, возьмите мою визитку. Я всегда на связи после трёх. И могу гарантировать абсолютную защиту анонимности, — подмигнула Крапивница, изящно тряхнув гривой. — Всего хорошего! С этими словами женщина ушла, грациозно выправив осанку, оставив Эрику в нескольких метрах от машины и повторно окликнувшей её матери. Посмотрев на визитку в своих руках, девушка смяла её без раздумий, глянув на удаляющуюся спину журналистки. — Размечталась, Рита Скитер… — скривилась Эрика, поспешив к такси.***
Тишина не просто давит. Она сводит с ума. Вентиляционные трубы гудят над головой, изредка доносятся шаги и обрывки невнятных разговоров. И если ночь в клетке возле дежурного с тусклой лампой проходит немного лучше, чем стоило ожидать, то наедине с собой это невыносимо. Крапивница давно ушла. А это значит до окончательного приговора осталось немного. Что ж. Вот и всё. Сал сидит не шевелясь и прикрыв глаза — время взаперти течёт невыносимо, а потом волоски на теле встают дыбом. Он слышит это. Лёгкое цоканье коготков по поверхности. Горячее дыхание. Салли медленно приоткрывает глаза, но не дёргается, когда видит её. Ошмётки глины и отслаивающейся мертвечиной шерсти падают на стол в допросной. В помещении меркнет свет, но существо, сидящее напротив, Фишер видит до потрясающего отчётливо. Он поднимает глаза от вздымающейся хриплым рыком мощной груди с торчащими костями выше, на перерезанную шею, чувствуя, как слюни вперемешку с кровью капают ему на колени. Только зубы у этого демона белоснежные, слишком чистые и яркие, а ещё дьявольски острые. Сал, запрокинув шею, смотрит на оскаленную пасть в сантиметрах от его лица. Руки прикованы к столу, а комната заперта, но юноша бежать не собирается. Не собирался бы, даже если бы не был прикован. Потому что больше некуда. Он долго смотрит на гнилую собаку перед собой, а потом скалится в ответ: — Ну, привет… мама. Собака рычит громче, а её жёлтые глаза тухнут. Как будто выцветая, и в них мальчик с забинтованным лицом видит осуждение, укор. — ЭТО ТВОЯ ВИНА! — искажённым механическим звуком раздаётся с углов. Салли закрывает глаза. Собака бросается вперёд. Но челюсти не успевают сомкнуться на горле. Дверь в допросную отпирается. Зашедший внутрь охранник подходит нехотя, однако стоит Салу подумать о том, что ему сейчас выдадут оранжевую робу, как он слышит совсем другое: — Свободен, Фишер. Оковы расщёлкиваются, и только потом Сал непонимающе-растерянно смотрит на свои запястья. — Что? — Свободен, говорю. Сал не шелохнулся. — Это шутка? — нахмурился он. — Я что, похож на клоуна? Вали давай! — гаркнул охранник. Парень машинально послушался, пошатнувшись на затёкших ногах. Но уже выйдя из помещения, вновь обернулся к мужчине. — Простите, а… куда мне идти? Может, это ошибка, и его просто ведут в камеру? Только почему-то без наручников. Охранник посмотрел на Салли как на умственно отсталого. Затем молча крутанул ключи на пальце и прошёл мимо, не утруждаясь ответом. Растерянный Фишер остался один в пустом коридоре.