Знатное происхождение без добродетели — ничто. Славе наших предков мы сопричастны лишь в той мере, в какой сами стремимся походить на них. Блеск их деяний, что озаряет и нас, налагает на нас обязанность воздавать им такую же честь, идти по их стопам и не изменять их добродетели, если мы хотим считаться их истинными потомками. Мольер.
Альфхейм. Это чудесное место является пристанищем светлых альфов, которыми заправляет мудрейший правитель — Вёлунд, искусный бог-кузнец, погруженный в вечные проблемы обороны страны и защиты рубежей от тёмных альфов и йотунов. Он восседает на престоле многие столетия, повелевая могучим и добрым народом, уподобляясь мудрейшим асам, чьи имена увековечены во всех легендах и сказаниях скандинавских народов. Вёлунд так же известен трагичной историей своей любви, драматической историей воспетой в песнях: горячо любимая жена его — Эльвит, — покинула его много лет назад, прожив с ним восемь зим, после чего исчезла со своими сёстрами, дабы защитить свою землю — Асгард. Она оставила на прощанье кольцо, дубликаты которого он бережно хранит в старинном дубовом сундуке на связке золотой нити. Он стал правителем, не утратив образа своей жены, он увековечил его в своей памяти, надеясь на то, что она вернётся; его мир был создан для неё, он был столь же прекрасен, как и Асгард. В стране эльфов множество прекраснейших водопадов, озёр и лесов, но так же в чащах кроются болота, которые забрали жизни многих странников, путников и глупцов ищущих приключений; те болота были искусственно созданы для защиты от тёмных эльфов ещё две тысячи лет назад. Жители этих мест не смели отправляться в чащу по наземным тропам, старательно избегали их: в болотах водятся ужасные твари — змеевидные монстры; существа с крыльями и кошачьими мордами, которые живут на огромных скалистых местностях, оберегают знатный род королевской семьи. Дома образуются из деревьев, другие находятся под землей, в скалах, над водопадами и озёрами; главный замок Альфхейма расположен над обрывом, по которому бежит широкая река, опоясывающая всю страну, уходящая в далёкие дали, скрываясь в густых лесах. Мосты опоясывают верхушки жилых лесов, сотканные из лиан, ветвей деревьев и прутьев: они служат безопасными переходами ночью, когда лесные звери выходят на охоту; а так же являются удобным приспособлением при переходе под землей, над водопадами и быстрыми потоками скорых подземных рек. Страна красок и света играет яркими переливами под полуденным солнцем, когда стены дворца переливаются изумрудами и алмазами, смеётся со светом отражённым в речке; жители вслушиваются в журчание реки, работают на плантациях, мельницах, ткут одежду мастера и куют новые доспехи кузнецы. Работа кипит в небольшом мире, пока дворцовые копошатся в бельевой, рубят мясо и убирают конюшни; благородные красавицы из знатных родов читают стихи, обмениваются посланиями и поют песни на чистых озёрах, ведя светские беседы, которые оканчиваются ничем после пары слов. В этой чудесной стране царит мир и покой, который даётся кропотливым трудом могучего правителя. В этом мире царило спокойствие и благодать, как в Раю, которым заправляет мудрый и могучий бог; Альфхейм уподоблялся ему во многом, походил на царственные сады Эдема, воспеваемые в великих одах греческих поэтов…***
Несколько девушек находилось в центре сада, рядом с мраморным фонтаном; одна девушка вскочила на край фонтана, она смеялась со служанками, читая им письмо, отправленное её горячо любимой фрейлине сиром Фандралом из Асгарда. Она пыталась пародировать его манеру разговора с женщинами, забавно поднимая верхнюю губку, будто бы изображая его светлые усы, и так же пускала стрелы глазами, как это делал отважный боец, советник, бравый воин, покоряющий дамские сердца. Она привстала на носочки, кружа служанку вокруг её оси, а потом уронила её на свою руку, будто в танце. Служанки смеялись, прикрывая рукой рты; они весело щебетали, взявшись за руки, кружась вокруг танцующих дам. — В любви так часто ложь похожа на правду, — сказала миловидная служанка, сидевшая у фонтана на коленях, тихо посмеиваясь. — Любовь? — пропела Эйя, — что же это такое, милая Эстер?! — смеялась она, кружась вокруг оси со служанкой. — Княгиня! — послышался дребезжащий возглас из-за колонны, — Что вы делаете? Госпожа, прошу вас, спускайтесь. Если князь увидит… Прошу вас, поторопитесь к вашей сестре, миледи. Она ожидает вас в покоях… А вы, никчёмные, куда смотрите? Дай мне сил… Эйя отпустила служанку, опуская босую ногу на мягкую траву, росшую вокруг фонтана. Княгиня кивнула головой, не сводя глаз с женщины, пряча письмо в широком рукаве своего платья, под толстое золотое кольцо, опоясывавшее её руку на ладонь выше локтя. Главная служанка недовольно взглянула на девушку, заводя прядь волос за ухо. Её морщинистое лицо и неприглядное выражение сухости, чёрствости и недовольства раздосадовало служанок, которые тут же закопошились, желая быстрее скрыться от пронзительного взгляда главной надзирательницы. Женщина насупилась, вздёрнула подбородок и удалилась, придерживая подол своего струящегося платья. После того, как статная фигура немолодой женщины скрылась за узенькой дверкой, ведущей на кухню, девушки спокойно выдохнули. Леди Хёрвер была самой жесткой дамой дворца, которая главенствовала над другими обитателями замка многие годы; она не имела высшего чина, титула и выходила из крестьянской семьи, но была той, кто сумел завоевать доверие Вёлунда: он даже поручал ей воспитание своих детей и назначил главной служанкой дворца — экономкой в мире мидгардцев. Поговаривали, что она имела некое кровное родство с Вёлундом, но дворцовым слухам доверять не стоит. К тому же, гувернантка-нянька королевской четы нисколько не походила на короля и его отпрысков. Скупая на эмоции, миниатюрная, строгая с ужасающим душу взглядом жандарма, со смугловатой кожей, высокой шеей и непропорционально длинными руками. Она с трудом дотягивала до того идеала красоты, которому соответствовали наследники и сам князь. — Дорогуша, вам не пристало общаться со служанками, вы ведь дочь князя, вы чисты. Милочка, прекратите свои карикатурные игры — вы не дочь шута, так что не позорьте честное имя вашего батюшки; золото моё, прекратите эти игры, сколько же вам лет-то? Видели бы вас ваши сёстры. Вы стыд и срам своей семьи, чтобы на это сказал ваш брат?.. Ей ещё не приелись все эти замечания в мою сторону? Всеотец, сколько же это будет длиться? Девушка играла плечами, уткнув кулаки в бока, серьёзно насупившись и вздёрнув нос, сурово свела брови вместе, становясь похожей на грубую и недовольную леди Хёрвер. Этой женщине приносило неописуемое удовольствие причинять психологический дискомфорт родовитым дамам дворца своими нравоучениями; что уж говорить о простых служанках, которые терпели её долгие и долгие годы своей жизни? Почти с самого рождения они, сведя зубы, слушали её осипший от вечных криков голос, походящий на мужской из-за низости и тембра; привычка её растягивать слова и делать огромные паузы была одной из самых раздражающих — она походила на диктатора. — Княгиня, она же может услышать, — взволнованно вскрикнула молоденькая служанка. — Пусть слышит, я уже немаленький ребёнок, — горделиво вздёрнула подбородок девушка, а потом засмеялась. — Так или иначе, но я всё ещё остаюсь княгиней, к тому же, мне не пристало терпеть подобное… — она осеклась, помотала головой и схватила Эстер за руку, — в последнее время я слишком груба. Меня сильно огорчает эта увлечённость отца, да и к тому же братья покинули нас: близится бой с тёмными альфами, угроза нападения йотунов: разбои, мародерство, насилие, убийство… всё больше и больше жалоб приходит с рубежей. Люди, соседствующие с границей бегут из-за страха. Отец не говорит, как и сестра, но я видела пергамент — ответ Всеотца на просьбу нашего правителя… Мне страшно. Сперва веселые смешки, переменились на тихое шептание — все видели страх в глазах Эйи, все видели её испуганные, большие оленьи глаза, которые с трудом бы сейчас можно было описать: испуг, как у лани, которая осознала, что стрела уже пущена, и она не успеет скрыться. — Князь Вигард, что же он пишет вам, княгиня? Ваш брат молчит… — испуганно произнесла одна девушка. — Неужели мы находимся в опасности? — вторила ей вторая. — Скажите, миледи, наши семьи в опасности… не уж то близится война? — ужаснулась мысли Эстер. — Я переживаю за брата. Вигард мне ничего не говорит, не пишет об этом. Он волнуется, я знаю, но он, так же как и я, в смятении, не понимает, хотя знает. Брат ни за что мне не расскажет: не станет волновать, так как боится за нас. Вигард считает, что отец не допустит наступления войны, вероятнее всего, Всеотец и наш правитель ускорят свадьбу моей сестры и царевича Тора. Только так мы придём к мирному урегулированию военного вопроса — никто не посмеет напасть на нас, так как мы заручимся поддержкой асгардцев. К тому же, довести наш народ до войны весьма трудно. Но если это и случится… — Что же делать? — Ничего! Мы должны идти дальше. Я уверена, отец найдёт выход, — она слегка улыбнулась, подбадривая служанок. Эйя вдруг что-то вспомнила, улыбнулась девушкам и быстро побежала в сторону дворца. Она резво, как непослушная кобыла, пробегала мимо стражи, подхватив подол своего платья. Стражники стояли как оловянные солдатики из любимой коллекции брата, они пропускали юную леди, раскрывая большие створчатые двери перед её носом; благородная девушка быстро пробежала несколько пролётов, оказываясь у самых больших дверей. Она постучалась, с той стороны две служанки раскрыли створчатые двери, пропуская девушку в красивую, искрящуюся комнату. — Эйя, — на выдохе произнёс мелодичный голос, — оставьте нас, — обратилась она к служанкам. Девушки покинули покои, оставляя благородных дам в комнате одних. Эйя весело улыбнулась, подсаживаясь к Марне. Княгиня дождалась, когда шаги за дверь стихнут и, схватив младшую сестру за руку, пригнула её лицо к себе, выжидающе глядела она в лицо Эйи, старательно ища ответа в этих ласковых, лучистых глазах. Она как бы вопрошала: «Принесла?». Эйя улыбнулась, вынимая из широкого пояса своего платья аккуратно сложенный листок с печатью дома Бёрна, передала его Марне, которая, перехватив письмо, встала с места, прижимая листок к груди. Она подошла к окну, развернула его и принялась за чтение. Эйя уселась за арфу, принялась за игру, которая бы успокоила копошащихся за дверью слуг. Её игра говорила о том, что они упражняются, что всё в порядке, волноваться не о чем. Из прелестного рта девушки начали выплывать слова красивой песни, мелодичный голос наполнял всю комнату, раздавался звенящим хрусталём в дворцовых стенах. Её руки останавливаются, пальцы изогнуты, занесены над струнами; красавица сестра склоняется над письмом, а её плечи подрагивают. — Он… он предлагает мне тайно жениться, хочет, чтобы я принадлежала ему, — сипит княжна, садясь на кровать, прижимая письмо к оголённой груди. Марна почти плачет от безысходности. Её жених, принц, которому она была обещана несколько веков назад встаёт валуном между ней и её возлюбленным; Эйя давится комом воздуха, щёлкает пальцами и музыка продолжает раздаваться без её участия, птицы поют свою серенаду, порхая перед окном юной леди. Младшая присаживает рядом со старшей сестрой, прикладывая её голову к своей груди. Эйя гладит её голову, мягко утирает слёзы с лица и шепчет что-то, что должно успокоить, но это лишь подтверждает неспособность Марны противостоять жизненным преградам, тем обстоятельствам, виной которым она не является. — Только скажи, и я помогу тебе, сестрёнка моя. Но прошу, не обливайся горькими слезами — мне больно это видеть. Ты же моя любимая сестра, мой ангел земной. Прошу, оставь эти слёзы — отпусти печаль свою. Цветочный венок скатился с головы Эйи, босые ноги обдало неожиданной прохладой, а лицо задрожало, готовое тоже расплакаться от этих невзгод, постигших юную деву. Красивые белокурые волосы Марны, убранные под широкую резинку, создавая образ гречанки, с парой выпущенных волос струящихся по вискам, были потрёпаны и взлохмачены; красивые зелёные глаза печальны, кротки до безумия, милы и грустны. — Что же мне делать? Я не люблю Тора, но… я обязана, это мой долг. Всеотец, если бы мы могли всё исправить, если бы у меня была сила воли, если бы я могла так же смело говорить с отцом, как Вива; если бы он любил меня как её. Если бы он прислушивался ко мне… — Марна, прекрати! Тор никогда не питал к тебе нежных чувств, как и ты к нему, так почему же вы должны быть вместе? Выходи замуж за благородного человека из дома Бёрна. Твои стенания ни к чему. У нашего отца множество дочерей, к тому же, ты вовсе не старшая; почему мы не можем отправить Виву — она старшая, второй ребёнок отца, она должна стать его женой. Она разумнее нас, умнее, красивее, она воспитанная и рациональная — принимает всё за должное и верное. Для неё это честь, но для тебя… Я не понимаю твоих чувств, но осознаю, почему ты верна долгу. Не могу лишь… почему ты? — Но как… политический брак между мной и Тором был заключён отцом и Всеотцом — этот брак, эта помолвка — решение прошедших веков, благодаря нему, наш дом защищён от всех опасностей мира; мужи из благородных домов Асгарда защищают наши земли. Я не могу предать волю отца, не могу противиться решению, которое помогает нашему народу. Я пойду не против отца, я пойду против своей земли, против своих корней, своего народа. Разве я могу? Это бесчеловечный поступок, недостойный княгини. — Поэтому лучше страдать, не замечать своих чувств, не слушать своё сердце. Я ничего не смыслю в любви, но даже я знаю, что против себя невозможно идти. Я люблю тебя, безумно люблю тебя, как и Виву, но порой я не могу понять ваше завышенное чувство долга перед отцом! Это сложно для меня. Вы даже не помолвлены, не было от него предложения. А этот брак до сих пор под вопросом, потому что не было смотрин. Ты обещана, но ты одна из сотни? Тысячи? Отношение царской семьи к нам не лучше, отношения сеньора к своему подданному. — Ты говоришь как слепая служанка, томимая тайнами своего сердца. Подобные речи не к лицу наследнице престола дома Вёлунда… — раздосадованная от обиды, произнесла девушка. «Одна из?..» — Марна! Всеотец! Говорю как служанка?! Конечно, я говорю как служанка. Моя мать была рабыней этого дворца, я — дочь служанки низшего ранга! И я никогда не была наследницей престола, потому что я — незаконнорожденная, бастард! При любой возможности будешь мне это напоминать. Я не чистая! В моих жилах кровь смешана с грязью, — она кричала, покрываясь красными пятнами от злости. — Прекрати кричать! — рявкнула Марна, — давай прекратим этот разговор. Мы уже ссоримся из-за пустяка, а это нам обеим не к лицу. И я не хочу таить обиды, так что... — Если так злишься, если и вправду любишь его, предложи мою кандидатуру отцу. Я уверена, он будет рад избавиться от столь надоедливого отрока, — сквозь зубы процедила девушка, а потом ушла, не одарив сестру взглядом. Слепая служанка? А кто же она? Не видевшая лица матери, обделённая любовью матери, забытая младшая сестра, общается со служанками — она воспитана должным образом, но ведёт себя как простолюдинка, да и вообще, что можно ожидать от девушки, которую воспитывали мужчины и слуги, а не мать? Отец и братья вечно поучали её, наставляли, говорили слушаться сердца, прислушиваться к эмоциям и чувствам — они укажут верный путь. Поступать по совести, потому что это правильно, а поступки разума могут завести в глушь, обмануть тебя ложной праведностью. И теперь, слушать от сестры подобное: что ты непутёвая, безобразная девчонка, стоящая наравне с низшей кастой… Её отняли от груди матери при рождении, она была обделена заботой и лаской с первых минут жизни и до настоящего момента. Её мать была наполовину асгардкой, такой красивой в воспоминаниях слуг и старшего брата: кроткой, нежной с тёплой улыбкой на устах, с мягкой, бархатистой кожей и запахом ванили. Она была прачкой, жила бедно и чем-то зацепила Вёлунда; он отлучил её от дворца, дал состояние и выдал замуж, отправив в Асгард. Но отец всегда любил младшую дочь, выделял её на фоне остальных, был сильно привязан и хотел сделать её не последней женщиной страны. У неё с самого детства было огромное количество учителей, которые рассказывали ей историю древнейших, учили языкам и искусствам. Она была плохо воспитана, но хорошо образована — могла поддержать светскую беседу, могла говорить с разными людьми, умела правильно подбирать слова, но не хотела. Её вспыльчивость, несдержанность, некое хамство передалось ей от грязной крови матери, как любили шептаться слуги. Впрочем, не так уж и важно. Она много слышала о том, что мать Тора ещё не сделала окончательного выбора о его будущей суженой: у будущего наследника было множество кандидаток разбросанных по мирам. Смотрины должны были быть в этом году — все крупные дома, которые были обозначены несколько веков назад, должны были представить своих дочерей перед лицом царицы. Фригг была готова к этому. Она мечтала составить хорошую партию Тору, не только с точки зрения их чувств, но и с точки зрения политик, что немаловажно в их кругах. Эйя бесилась больше от этих игр. — Что случилось, миледи? Эстер стояла у покоев Эйи, смотря на её разгневанное, раскрасневшееся, покрытое пятнами, лицо и ужасалась тому, насколько девушка была зла — редко можно было увидеть её в таком состоянии, если не сказать, что никогда. Эйя не ответила, прошла в свою комнату, оставив оторопевшую служанку у входа: княжна никого не хотела видеть, она жаждала забыться, забиться, уснуть и не проснуться. И что она вообще ляпнула сестре?! Она истошно завопила, упираясь лицом в подушку, дурной язык, дурные мысли, дурная Марна… Что было такого страшного, непозволительного, возмутительного в её суждениях?! Она говорит всё как есть, так, как думает, а не скрывает свои мысли! Она часто неправа, бывает ужасно эгоцентричной, иногда даже чересчур упёртой и злой, но это… Она такая, она признаёт ошибки, понимает их, осознаёт, не исправляется, но принимает. Тогда почему же… — Нет, это не поддаётся никаким объяснениям, — сорвалось с её губ, когда она соскочила с кровати, — она просто чудная. Или, это я чудная? — она всплеснула руками. — Вздор! Всё вздор! Она только путает меня… Отец, — шепнула она, цепляясь за деревянную балку, удерживающую балдахин над кроватью. Эйя устала от собственного возмущения: в её голове было всё так понятно, просто, ясно, но в голове её сестры был несусветный беспорядок, хаос — она путалась в чувствах и этикете, в манерах и порядках. Честность и ложь слились для неё в единое целое. А для Эйи это было недопустимо: полутона, полуправда, лицемерие? Она не понимала всего этого, потому, наверное, интриги дворца обходили её стороной. Она не глупа, знала, что вокруг творится, но принимать участие в этом не было желания. Эйю было по-своему жалко и, в тоже время, она раздражала, потому что была слишком уж… Она в одно мгновение могла вести светскую беседу с послом, мило щебетать, смеяться, кокетничать, а в другой момент играть с младшим братом, бегать по дворцу как горная коза и заливисто смеяться подобно ребёнку. И это было так странно, так неприятно, потому что никто не мог этого понять, потому что она была бастардом, но не пыталась доказать, что достойна всего этого, а наоборот показывала, что ей это не нужно. Эйя не показывала себя настоящую даже перед сестрой, потому, наверное, особой любви к ней не питали родные. В её голове вдруг промелькнула неосторожно брошенная фраза в сторону сестры, о которой она уже успела пожалеть несколько раз. Отец мог бы изменить решение, отдав её за благородного Тора или… Скорее всего он постыдился бы такой затеи: такую как она только за шута впору выдавать! Или же… Нет! Вздор! Чепуха! Провокация её разума, всего лишь домыслы глупой княгини на более глупые темы! К тому же, она бы не смогла стать женой знатного мужа, потому что она грязная — дочь служанки низшего сословия; ей ведь уже повезло в том, что отец её не бросил. На этом можно сказать спасибо, поклониться и просто уйти. Бастардам не место среди знати, а уж невоспитанным ублюдкам тем более.