Привязанность

Когда я была маленькой, отец тайком курил сигареты за баней на нашем дачном участке. Из окна моей дачной спальни я не один раз видела, как он прятался от маминого гогота и ворчания. У меня не было возможности спрятаться. Я завидовала отцу, что у него было немного тишины в этом хаусе. Я никогда не чувствовала запаха сигарет, но она чувствовала и предпочитала молчать. Мамино молчание было куда хуже, чем любые её резкие слова. Весна выдалась снежной. Снегопады продолжали идти даже в середине марта. Я сидела под козырьком в самодельной курилке возле заднего входа, когда снег крупными хлопьями вновь покрывал скользкие улицы. Было тепло. Я выдыхала табачным дым, глядела как он тучным облаком плывет по улице и исчезает в стене снегопада. Смена выдалась трудной, я так вымоталась за последние две недели, что организм уже работал просто на автомате. Никаких чувств. Никаких эмоций. Так даже легче. Я лишь на минуту закрыла глаза, чтобы попытаться услышать хоть одну свою мысль, но было тихо. Было тихо везде. Так странно, что в самом центре города было так тихо. Время словно остановилось. А снег всё падал. - Я уже думала не найду тебя. Женевьева отряхивала снег с густых волос и шёлкового шарфика под бежевым пальто. Я не стала даже открывать глаз. Это была моя не первая встреча с Пашиной женой. В прошлый раз её скандал в самый разгар пятницы закончился двумя швами на моей руке от разбитого бокала. Она кинула его в меня. Конечно, не просто так кинула. Она швырнула его в меня от злости, обиды, женского отчаяния и горя. Я успела лишь прикрыть лицо руками. Сработал инстинкт. Вроде такая элементарная вещь, но она привела меня в больший шок, чем то, что произошло. - Пришли снова в меня чем-нибудь швырнуть? - Не делай вид, будто это было незаслуженно. Отрезает она, и меня дёргает от резкого тона. Мне хочется так много ей высказать, но вся моя агрессия куда-то исчезает с очередной затяжкой. Не понимаю, когда я перестала чувствовать вкус кнопок у сигарет. Женевьева неожиданно и резко делает шаг в мою сторону и садится рядом. Я же лишь провожаю её взглядом и даже, когда она садится, не отрываю от неё глаз. - Я его тебе не отдам. – Пашина жена смотрит мне прямо в глаза, а у меня с губ срывается усмешка. А она снова повторяет, смакуя каждое слово. – Я его тебе не отдам. - Я у тебя даже спрашивать не буду. Повисает пауза. Мне становится её жаль. Она дёргается и нервно сглатывает. Ей больно ровно так же, как и мне. И это видно. Это видно, потому что нет ничего более болезненного, чем не чувствовать то, чего желаешь больше всего на свете. Она любит его. Любит так сильно, что ей больно от этого. Мы с ней даже похожи. Мне тоже больно. - Он любит меня. - Нет, любит он только меня, - улыбка расползается на всё лицо, словно это невероятно важный факт, который знают все, кроме неё. – Но ты не переживай, любви мало. Останется то он всё равно с тобой. - Правильно что ты это понимаешь. У нас семья. У нас сын. - Конечно, я понимаю. - Ведь не так и сильно он тебе и нужен, будем честны. - Ты же уже пообещала себе, что никуда его не отпустишь. Ты сдержишь обещание. Будешь удерживать жалостью, плакаться, искать способы, чтобы спасти брак, который нужен только тебе. Будешь говорить, как не можешь жить без него. И знаешь, что? Мужчины на это ведутся. Их мучает совесть. - Ты ничего не знаешь, - шипит моя собеседница, сдерживаясь от истерического порыва. Я вывожу её из себя. Точнее правда, которую она отрицает, выводит её из себя. – Он будет чувствовать любовь. - Нет, он будет лишён права выбора и никогда тебе этого не простит. Хотя, он был лишён его с самого начала. Я знаю, можешь не делать вид, что у вас всё было взаимно. Выбора у него не было никогда, как и у тебя. Мне жаль тебя. - Ты его не получишь. - Конечно, он будет твоим. Я не буду спорить с тобой, - спокойно отвечаю я, глядя, как наигранное спокойствие Женевьевы рушится об моё безразличие к разговору о человеке, которого мы любим с ней вдвоем. Я стягиваю плед с себя, замечая, как она дрожит и укрываю её стройные ноги. Женевьева замирает, не ожидая подобного поступка. – Я тоже его люблю, но я его не держу. Он свободен. Фильтр от сигареты летит в мусорный бак, и я встаю со скамьи, оставляя сидеть её одну. В горле стоит ком, но у меня нет сил на всё это. - Проигрывать тоже нужно уметь, Женевьева. Если тебе будет легче, то я проиграла.