***
Зеленая воронка закручивалась все сильнее, притягивая взгляд. Сбросив с плеча дорожную сумку, Морти опустился на колени, кладя на край портала скромный букетик цветов. — Ут-эээ-лизация отходов, будьте осторожны, — объявил механический голос, и с потолка посыпался мусор. Вот и все. Быть может, он и не умер, как Пижон, но его мечты тоже обратились в кучу никому не нужного хлама… Все так же, как и всегда. Он опять подвел своего Рика, как подводил и раньше, и поэтому все его бросили… Он пытался быть хорошим Морти, он правда старался изо всех сил, но каждый раз все валилось из рук, и каждый раз все повторялось! Сам упускал свое счастье — и кого тут винить? А этот Рик, по сути, ничего ему и не обещал. Позволял быть рядом с собой, занимался с ним разными вещами, но все равно постоянно подчеркивал, что не считает его своим Морти… Каким же он был идиотом! Поверил, что наконец-то добился своего, поверил, что все получилось, а что вышло в итоге? Очередная пустая надежда, выброшенная в конце концов на свалку! Лучшее, что он мог сделать — уйти самому, пока его снова не бросили. Сейчас он встанет, пойдет, снимет какой-нибудь дешевый номер в гостинице, вернется к работе на ферме и попытается… попытается… Всхлипнув, мальчик встал, глядя в Портал Желаний застывшим взглядом. Воронка кружилась и кружилась, а он смотрел на нее, пока не заболели глаза… и пока за спиной не раздался насмешливый голос: — Б-боже, только не говори, что ты собрался прыгать.***
Нашелся, сученыш. Почему именно на помойке — спросил бы Рик, если бы ему было не похуй. Важным было только то, что его сопливой чешуйчатой принцессе пришла пора возвращаться домой. — Р-рик?.. Парнишка попятился назад, косясь на свою валяющуюся в стороне сумку. — Не знаю, что ты там себе удумал, — старый ящер зевнул в кулак, — но, думаю, ты уже достаточно поистерил. Пошли домой… — Я? П-поистерил?! Морти аж подавился воздухом от возмущения. — Д-д-да ты… да ты же сам сказал: "пошел вон, бестолочь, на что…" — его голос начал дрожать. — "На что я тебя рядом с собой держу"… Поразительно. Санчез и подумать не мог, что сказанные им сгоряча слова будут восприняты так серьезно! — Вот именно, на что, — пробурчал он, отпивая из фляжки. — Какой же ты, Морти, дебил. Просто, мать твою, король вечно ноющих, тупорылых, дебильных идиотов! Конечно, пацану эти слова совсем не понравились, но он просто говорил правду, что тут такого? — Знаешь… По-моему, ты слишком долго мотал мне нервы, чтобы уйти так просто. Поэтому… Рику совсем не хотелось этого говорить, но, кажется, выбора у него не осталось. — Поэтому… я хочу, чтобы ты вернулся домой, как послушный мальчик, и не забивал себе голову всякой чушью… Хочешь — оставайся со мной. Хочешь — жри моих гусениц и спи в моей кровати, хочешь — бросай свою сраную ферму и сопровождай меня в приключениях, ведь я уже начинаю привыкать к твоим пубертатным закидонам, и… — он смущенно почесал в затылке. — И, кажется, я отвык приносить сам себе отвертку… Кажется, он нес какой-то бред, совершенно недостойный уст самой умной ящерицы во Вселенной, но Морти слушал его, затаив дыхание и прижав руки к груди. — Ты ничего больше не хочешь сказать? — заискивающим тоном спросил он, виляя хвостом, точно пес, которому показали кусочек мяса, и Рик закатил глаза: — Не хочу. Он честно старался отвести взгляд. Но паршивец просто-таки не оставил ему выбора, его лицо начало становиться все более несчастным, нижняя губа задрожала, плечи опустились, и в конце концов дед не выдержал. — Ладно! — рявкнул он. — Что ты от меня хочешь — чтобы я встал на одно колено с букетом, блядь, роз?! Скорее всего, именно этого Морти и ждал, но хер там плавал. Много чести! — Я х-хочу… — Рик откашлялся, пытаясь принять как можно более строгий вид. — Я хочу, чтобы ты был моим Морти. Теперь ты доволен?! На сто лет, на веки вечные и прочая, блядь, хуетень! Иди уже сюда, п-паршивец… Мелкому дважды повторять было не надо — он просто кинулся старику на шею, мелко дрожа и прячась лицом в ткани белого халата, вдруг начав всхлипывать… — Боооже, — усмехнулся Рик, проводя лапой по его спине в безуспешной попытке остановить поток сырости. — Какая же ты все-таки плакса. Он уже и забыл, каково это — быть чьим-то единственным утешением в самые трудные минуты. Забыл, каково это — быть вместе с кем-то, переживать самые безумные наркоманские передряги, негодовать от его тупости и вечного нытья по любому поводу, но все равно возвращаться снова и снова, чтобы утереть чужие слезы, которые хочется как можно скорее обернуть в улыбку… Кажется, настала пора наконец-то вспомнить.