Новые грани после Авады

      Любезное предложение гоблинне провести экскурсии по магической стороне мира оказалось как нельзя кстати.       У магиков, как уяснил для себя Гарри, свои явки и пароли. И без сторонней помощи он бы никогда на них не вышел.       Первыми посетили гномов, также известных как: дверги, цверги, дворфы, краснолюды, трепясток, а также нибелунги и нижние альвы, кобольды. Много названий — суть одна. Известны тем, что живут под землей (как и гоблинне), носят жесткие бороды, и славятся (скромно) богатством и мастерством. Гарри имел честь мельком лицезреть представителей их народца, когда жил в «Дырявом котле» перед третьим курсом. Забавные малые. Немного буйные от хмельных напитков, но, в целом, хорошие ребята.       «Главные ремесленники магического мира, — сделал выжимку надоедливый, но иногда полезный голос из тщательно собираемых досье. — Область их интересов более широкая, чем у гоблинне с их металлами. С дворфами надо дружить! Прирожденные кузнецы! Мм…» — незримый собеседник мечтательно «зажмурился». Гарри согласно вздохнул, приподнимая правый уголок губ. Никакого сравнения с реальностью, определенно. Прирожденные кузнецы — слабо сказано ибо. Мастера! Из-под маленьких, но крепких ручек выходят настоящие шедевры! Гарри, вынужденный самостоятельно добывать знания в совершенно различных отраслях, оценил качество их работ как весьма преотличное! Прямо слюнки текут… у тщеславных гоблинне. Так технологии производства жаждут заполучить. Или сами артефакты, чтобы выдавать те за свои.       Наладить контакт оказалось не так уж сложно, несмотря на то, что знакомился он с ним через грубых гоблов: всего лишь вести себя прилично, вежливо и учтиво, да нахваливать время от времени их мастерство. Гномы краснели под цвет обрабатываемых ими рубинов (презабавнейшее зрелище, отметил Гарри, стараясь не хихикать и не улыбаться… не улыбаться!!!), смущались, перебирали неловко свои лицевые колтуны бороды, опускали время от времени взгляд маленьких глазок, терявшихся на фоне общей растительности, как темные камешки в густой траве. Сразу видно не привыкших к лести (хотя здесь на его стороне была чистая правда — лишь признание их законных заслуг)!       В общем, от гномов Гарри с сожалением уходил с чувством хорошо выполненной работы — контакт налажен, его даже смущенно позвали заходить почаще (он теперь почетный гость!). Чем не повод приходить почаще туда, откуда не хотелось уходить? Что? Пенёчки были славными парнями! И женщины тоже достойные личности (глубоко не в его вкусе, но все равно приходилось выдерживать баланс между уважением и приличиями: что-то вроде «Ваша подруга прелестна, я бы прям влюбился» и «нет, никаких покушений на достоинство дамы!»).       С другой стороны, как понять, какой интервал посещений является социально приемлемым? Между навязчивостью и недружелюбной отстраненностью? Несмотря на всю их приятность общения, дворфы были представителями другой культуры и ориентироваться ему приходилось почти в слепую. Гоблинне в этом не особо помогали: пусть эти два народа пока не враждовали, но не были и также и милыми друг с другом, не говоря уж и о сложившихся традициях приема с учетом каждой обычаев стороны. И помимо того, все народности старались варится в собственном соку, что не облегчало задачу.       Следующими в его списке посещения были кентавры, как первые приветствующие гоблов в сей мир.       Гарри немного опасался идти к этим воинственным пророкам. Нет, он не боялся раскрытия своего инкогнито, не боялся их придурковатого отношения, как с Амбридж, которая была явно оскорбительна, да и он застрял в юношеском возрасте, но… это саднящее чувство напоминало ему о профессоре Трелони и ее излюбленном занятии на своих муторных, наполненных удушливыми благовониями уроках — напророчить МКВ великое множество всяких ужасов. Как будто день ее станет лучше от того, что один бедный-несчастный сиротка будет с повышенной тревогой смотреть по сторонам (что порою было оправдано… но очень редко он мог угадать момент, когда надо вспомнить ее предупреждения). Естественно, в том возрасте это не добавляло ему доверия и уважения к преподавателю. (Хотя он все равно звал ее «профессор». Мерлин упаси, она же милая алкоголичка, дарующая им головную боль от визгливого голоса и испарений, а не Снейп во плоти с его техникой безопасности, которая определенно не разрешает бить по голове пустоголового студента!)       Да, это было неправильно — грести провидицу-шарлатанку и мудрых (не всегда), загадочных кентавров под одну гребенку, особенно после того, как кентавр поработал у них преподавателем (милые, спокойные ночи на мягкой, приятно пахнущей травке и никакого утомительного путешествия в башню, в пропахший хересом и дурманом кабинет), это было иррациональное ощущение, и Гарри ничего не мог с ним поделать… особенно после тех двух Пророчеств той самой Трелони.       Да и к тому же, как звезды наблюдателей отреагируют на «неучтенку» в его лице? Сам вечный юноша только начал постигать науку знаков и не мог предположить итогов запланированной встречи, что его весьма нервировало. До холодка по спине.       Когда же все случилось, кентавры долго и пристально рассматривали молодого мужчину своими глубокими, темными глазами, отражающими свет давно павших сгустков энергии. На Поттера напало какое-то странное потустороннее состояние спокойствия и внутреннего умиротворения. Словно все отошло на второй план, словно принятое решение ни на что не влияет — ведь наши судьбы — песчинки, переламываемые во имя великого замысла Вселенной…       «А ведь люди и кентавры в чем-то похожи», — посетила замершего Поттера странная мысль под предлогом давно позабытого из-за яркости и тусклости шор жизни ощущения.       «Действительно. Хотя бы своей позицией, что они венцы творения, когда из себя при этом ничего не представляют», — абсолютно серьезно поддержал это чувство сродства голос, всегда возникающий из ниоткуда не к месту. Гарри изумленно сморгнул раздраженные от долгих гляделок глаза и прервал контакт взглядов с представителем племени. Тот лишь голову склонил на бок, как особо бойкая птичка, и промолвил задумчиво:       — В последнее время необычайно ярок…       «Марс», — ностальгически-смиренно продолжил про себя Поттер, осознав, что в мире все же есть и иные неизменные вещи, помимо Риддла. Прекрасно утешает под светом чужих, еще не ушедших звезд.       — …Нептун. Гоблинне нам ясно дали понять, что вы только постигаете сложнейшее ремесло истинного провидения: оттого вы, вестимо, не знаете, что эта планета является определяющей судьбу всего общества, а не отдельного его представителя. И знаком этого выбора являетесь вы: об этом говорят многочисленные наблюдения. Мы много лет пытались растолковать…       «Вот это поворот», — юноша склонил голову на бок, зеркально отразив позу собеседника, за исключением уже его раздражающе ниспадающих длинных волос, и принялся внимательно слушать.       От кентавров он ушел в смешанных чувствах, как всегда. Решено им было их навещать, когда ему не хватало толики загадочности и мудрости на его пути, что случалось нечасто, но все же происходило.       Приветствовались им и другие народцы — в конце концов, его жизнь не ограничена какими-либо сроками, а гоблинне всячески пытались придержать своего гостя при себе. Сначала Гарри не скумекал, что к чему, но когда обнаружил тенденцию среди активного развития следующих поколений гоблинне, все встало на свои места.       Гарри не злился. Да, они использовали его, но этот вид многое ему уже дал. Что плохого в том, чтобы помочь им так? Тем более, что от Поттера влияние его магии на других разумных почти не зависит…       …это был замечательный повод для исследования, не так ли?       Но так уж случилось, что Поттеру «наскучило» и это. Погостив прилично времени (столько, что гоблинне почти стали принимать его за своего покровителя или вроде того? Только этого ему не хватало!) — и изрядно задержавшись при этом (что есть настоящая причина побега) — Гарри решил продолжить свое вечное, абсолютно комфортное в плане социального вакуума путешествие.       Тепло попрощавшись с магиками (те явно не хотели его отпускать, но не могли и настаивать дальше), Гарри отправился исследовать ранее изученный им мир. По-новому. Опять и снова, славные господа!       Вот смотришь на старую вещь. Изучаешь. И вроде бы все о ней знаешь, но проходит время и при взгляде на нее обнаруживаешь нечто новое. Так и тут.       Раньше, еще до… переноса в это время, Гарри относился к окружающему миру, как фону — есть он, это данность. Константа бытия. Непосредственно после Авады Лорда — как опасной, но полезной для выживания вещи. Потом, когда прижился, пытался смотреть на мир по-новому, исследовал, подобно естествоиспытателю. Когда очнулся от комы, то внимал изменениям и открывал для себя новое чувство — чувство магии. Сейчас же, после встречи с магиками, к его способам познания добавился еще один. Теперь Гарри смотрит в суть и ищет смысл в простых вещах. Весьма любопытное… открытие.       Путешествуя и расслабляясь, Поттер наткнулся на свои старые схроны. Совершенно случайно. К его безмерному удивлению, часть из них осталась в неплохом состоянии, несмотря на прошедшее время, из-за чего пришлось проверять их и обновлять карты.       Решив изучить этот феномен, Поттер посмотрел на магию в тех местах. И лицо его задела предвкушающая улыбка. Только что увиденное намекало только на один вывод.       Время шло. Земля смещалась. Менялся рельеф. Смещались магические потоки, пропитывающие молодую Терру.       Стазис не мог продержаться долго без поддержки, из-за чего не особо желающий регулярно заботиться о своем имуществе Гарри каждый раз привязывал заклинание к так называемой природной магии.       Где-то потоки смещались, а с ними рушилось заклинание и вещи истлевали. Где-то потоки сохранились, и схроны стояли недвижимые. Где-то накладывались… и вещи внутри мутировали. Где-то потоки образовывали складки пространства, затаскивая за собой его лаборатории.       Искать теперь надо каждую и проверять отдельно опять же, (не то, чтобы он рассчитывал на облегчение работы… да, надеялся!) но… чем еще заниматься в вечности? А тут такие интересные эффекты.       Солнце склонялось к вечеру, разливаясь огнем по небосводу. Безнадежно холодало. Разумная (относительно инстинкта самосохранения) живность держалась от расстроенного мага подальше. Мальчик выдохнул грустно, предвкушая особо муторный, долгий, скучный проект по поиску сокровищ «неизвестно где, неизвестно что». (Так и виделось, как чародей, — аки Гарри Поттер в безудержной молодости третьего курса, тащущийся сквозь непогоду на поиски убежища на улице Гриммо… о котором чисто теоретически не то, чтобы знать георасположение, а вообще подозревать не должен! — ползает по горам и проверяет весь земной шарик на предмет своих маленьких детских схронов с сюрпризами) Сейчас этим заниматься аб-со-лют-но не хотелось. (С непоколебимой небрежностью Гарри отмахивается от своего честно нажитого имущества, за что его Гарри из голодного выживающего прошлого абсолютно бы… разоружил) Как-нибудь потом, может быть. Но не сейчас.       Поттер пожевал свои увлажненные, полные, розоватые из-за притока крови от своеобразного массажа губы, беспечно задумавшись. Но тут что-то мелькнуло на периферии зрения.       Чей-то маленький, проворный хвостик.       Гарри скосил осторожненько взгляд. Ящерка.       Я-щ-е-р-к-а. Какая-то аналогия царапала мозг… Не ухватиться. Шустрая, как… как ящерка!       Прелестная синяя бабочка пролетает мимо. По широкой дуге от него. Садится на красный цветок.       Опыляет, слегка двигает красивыми темными крылышками…       Бинго!       Губы Гарри озарила дьявольская улыбка. Он придумал, чем займется сейчас!       Ведь многое он видел, многое испытал…       …а драконов нынче он чего-то не видал.       Не пора ли исправить это вопиющее недоразумение?