Новые грани после Авады

      О, можно ли это счесть величайшей иронией судьбы? Какая ностальгия, на грани пробуждения трепетных чувств вроде абсолютно бесполезной в данной ситуации сентиментальности. Полный состав в зале номер 10… для Гарри Поттера в роли незаконно обвиняемого и для Альбуса Дамблдора в роли защитника.       И плевать, что Гарри Поттер скрывается под именем Геллерта Грин-де-Вальда, что делает арест не таким уж и неверным, хотя бы как обвинение его в розжиге войны. Полная свобода слова разрешена лишь формально. Следует помнить.       Этот образ так непоколебимо засел в голове Геллерта, что тот счел нужным поделиться им с Альбусом. Прямо сейчас. Почему бы и нет? Кто помешает? Неловкость? Заклинание Молчания?       — Мистер Дамблдор, представляете, через 50 лет вы будете снова стоять здесь, защищая невиновного человека, — поделился откровением провидец, игнорируя то, что он должен сидеть тихо и мирно ожидая приговора, — которого Визенгамот будет усиленно стараться засадить в тюрьму без адекватных обвинений…       Его попытались заткнуть Силенцио, но заключенный отмахнулся от налетевшего града заклинаний, как очистился бы любой достойный волшебник от птичьего помета. Серьезно, развели шуму. Самим бы заткнуть глотки!       Голова трещит, как с похмелья.       — …вы прибудете в Министерство на три часа раньше, так что бедного мальчика оправдают. Благодаря вам стремные волшебники в сливовых мантиях с серебряной буковкой «В» все же сядут в лужу, — закончил самодовольный в своем неприкаянном достоинстве Геллерт Грин-де-Вальд через пятнадцать минут обстоятельного, неторопливого повествования, напрочь проигнорировав все попытки надеть на него кляп.       Молчание мертвым, смирение рабам духа. Он уже сказал, что его не заткнут. Он будет говорить. Геллерт обещал.       Заседание еще до его начала стало превращаться в фарс. Очевидно, его усилия стоили того, чтобы увенчать позор магического общества.       — Благодарю за важные сведения, герр Грин-делль-вальд, я их учту, — невозмутимо кивнул гордый победитель не смирившемуся побежденному и, будто так и надо, швырнул того в гостеприимное кресло, которое тут же с ощутимым довольством сжало несчастного в своих плотных, давящих тисках, приветствуя старого знакомого синяками, впиваясь острыми колючками в нежную человеческую плоть, прокалывая бледную тонкую кожу…       Английские маги были крайне возмущены подобной наглостью, хотя, очевидно, с их стороны есмь наивность считать, что загнанная в угол мантикора не возьмет их крови и не оставит шрамов. Остальные волшебники, узнавшие о проведенном заседании постфактум (иначе это превратилось бы в еще большее оскорбление сообщества, чем оно уже есть, с абсолютно неясными результатами), были оскорблены не меньше — как минимум тем, что их не пригласили и без них все решили. Кто-то из них жаждал голову Грин-де-Вальда отдельно от тела, а кто-то радовался, что его на заседании не было, потому что вместо угнетения побежденного оно превратилось в издевательство над победителями, которыми себя дружно объявили англичане назло русским, проливавшим кровь ради этой победы. Что, возможно, вина самих русских, ибо англичане воюют экономно.       — Попрошу тишины! Обвиняемый, ведите себя потише! — утомленно попросил умолял, преклонив колени, судья, смежив веки, и стукнул молоточком особенно досадливо. После двадцати минут непрекращающегося гама он имел на это полное моральное право.       — Natürlich eure Ehre! — до противного бодро отозвался Грин-де-Вальд, фиглярски склонив голову к плечу, и, задорно усмехнувшись, обнажил мечту дантиста. Где-то в рядах приглашенных завистливо присвистнули: с таким образом жизни, как у Темного Лорда, можно обанкротиться на лечении или дойти до полного сумасбродства, постоянно очищая свою плоть от последствий темной ворожбы. Желтушная дряблая кожа и те же гниющие зубы не редкость у погрузившихся в искусство ведьм. Очевидно, существует причина, помимо его прелестного словоблудливого языка, по которой австриец был так популярен. Не у всех, но все же.       Дама на скамейке свидетелей, очевидно, доживала прошлый век, и не являлась сторонницей потрясений, отчего ее мнение о баламуте склонялось явно к нелестному. Она, поправив свою причудливую шляпку, досадливо пробормотала:       — А еще ходили слухи, будто ему суровые американские тюремщики отрезали язык. Сплошное вранье!       Ее более молодая соседка ей охотно вторила:       — Только болтать и может. Говорят, что он даже школу не закончил! Можно подумать, что на него нацепили артефакт, чтобы его не прибила жаждущая крови толпа, а теперь жалеют, потому что перед этим не хватило ума надеть на него кляп! Кого волнует суждение заранее осужденного преступника? Молодчика укатал в твердь сыночек Персиваля. Можно подумать, что слава Темного Лорда раздута, мол, это всего лишь имидж, под которым прячется вся их клика! — брезгливо поджала губы леди с зеленой брошкой. Сидящий на ряд позади них мужчина в красной мантии сощурил недовольно глаза.       — Если бы этот парень годился только для эскорта, леди, профессора Дамблдора оставили в покое преподавать. Возможно, мистер Дамблдор не самый сильный волшебник Британии, но их старая история обеспечила нам победу, поэтому были ли бы вы так добры… — не успел он прошипеть, как прогремел мощный глас.       — ТИШИНА! — сказал под Сонорусом Альбус Дамблдор, и все разом умолкли, почтенно внимая к тому самому ПОБЕДИТЕЛЮ ТЕМНОГО ЛОРДА. Кто бы во что не верил. — Судья, сделайте ему уже повестку в Нурменгард и тихо-мирно разойдемся? — иногда, думал Геллерт, он слишком сильно на него повлиял. Как еще объяснить все эти моменты — и период жизни, который все остальные обозначают, как «старческий маразм Дамблдора»? Что определенно не описывает ситуацию и ниже достоинства Альбуса.       — Суд должен пройти по полной форме, — веско заметил на это судья, однако снова никем не был услышан, так как маги возмущенно обсуждали предложение мистера Дамблдора. Кто бы что не говорил, но народ жаждал крови и зрелищ, как в стародавние времена.       — Полная форма — это скучно, — пробормотал расстроенный мужчина, подобный как тени мягкого утреннего зимнего солнца, и был поддержан смешком стоящего рядом с ним ясноликого Альбуса, которому после был направлен суровый взгляд №1 из коллекции тревожащих дух взглядов Темного Лорда под названием «Не пали контору».       В ответ жестко прикованный цепями Геллерт получил целый ряд добродушно-ехидных взглядов Величайшего Светлого под кодовыми названиями «Все схвачено», «Не парься», «Это всего лишь формальность», «Я тут самый крутой».       Последний особенно возмутил типичного смутьяна, так как был получен благодаря его посильной помощи. Потому он заметил безмолвно: «Не зазнавайся, зануда».       Суд, несмотря на все усилия Грин-де-Вальда, все же начался, однако, к тому времени, вероятно, все были ужасно голодны и обозлены, что были готовы признать волшебника Темным Лордом просто за его злокозненное коварство.       — …слушание от пятого мая объявляю открытым, — звучно провозгласил дождавшийся, наконец, своего внимания судья. У него был неплохой голос, но концентрировать на себе внимание толпы он не умел. — Разбирается дело о… Геллертом Грин-де-Вальдом… ой, извините, Геллерт Грин-делль-Вальд… Допрос ведут… Секретарь суда… Свидетель… защиты? Альбус Персиваль Вулфрик Брайан Дамблдор.       Это было жутко уныло и долго. Глупые, пафосные формулировки, вроде: «посягнув на незыблемые устои магического мира и поправ вечные и разумные законы общества волшебников, подсудимый Геллерт Грин-де-Вальд… Грин-делль-Вальд… поставил под угрозу само существование магического мира» перемешивались с вопиющим канцеляризмом бюрократов и резкими, отрывистыми направляющими формами типичного заседания, на которых Геллерт и пытался ориентироваться в сем бардаке. Эта размытость ставила под сомнение саму возможность их доказательства, но судьи нашли таки свои бесполезные аргументы. (Потому что никому они и не были нужны, никто не сомневался в его вине!) Голова болела нещадно. Лер думал, что Альбус таки сделал невозможное и устроил ему сотрясение мозга, потому что еще почему все такое нереальное и плывущее, как под водой?       Он пытался. Унылость разбавлялась его остроумными замечаниями. Несчастные в сливовых мантиях краснели, бледнели, но терпели и упрямо продолжали свое дело, никак не отвечая на ремарки заключенного, потому что, в самом деле, этому заключенному палец в рот не клади — локоть откусит и добавки, радостно скалясь, попросит! Авроры, уже не скрываясь, скрежетали зубами, как те цепные псы, которыми они были. Радует, что не заявилась на заседание Пиквери — ну, это показалось бы забавным, ибо Грин-де-Вальд ее явно презирал, а Министерства между собой, разумеется, совсем не ладят, и это не учитывая нелюбовь британцев к чужакам.       Альбус со всем его высокомерием работал Адвокатом Дъявола не то, чтобы без интереса, но предрешенность вердикта ему удовольствия не приносила. Он поинтересовался заранее, заключение Грин-де-Вальда в Нурменгард — максимум, что были готовы дать ему судьи при его-то славе победителя этого самого Грин-де-Вальда!       «Впервые понимаю всю неприязнь Геллерта к демократии. В Средние Века никто бы и вякнуть слово против не посмел», — с тоской подумал Альбус, подписываясь под приговором лучшего друга. Голова его также раскалывалась жутко, что, впрочем, не удивительно после долгой дуэли, следующей сразу за ней сдачи воспоминаний и выматывающего слушания после. Ремарки Грин-де-Вальда вносили свою роль, да. Осознание того, что он, вероятно, в последний раз видит этого идиота… выматывало больше прочих факторов. Хотелось рвать и метать, прижаться тесно к помятому телу и никуда не отпускать, но он стоял по стойке смирно, бывалый солдат, и говорил-говорил-говорил, как какой-то там краснобай.       Убеждал в своем милосердии и в своей безопасной опасности.       Перед глазами висела наглая рожа Грин-де-Вальда на тонкой веревке и язык трещал в удвоенном энтузиазме.       — Раскаиваетесь ли вы в содеянном, Темный Лорд? — зал ахнул. До этого представители власти остерегались использовать это определение по отношению к террористу. Не иначе как почувствовали, что их момент настал. Геллерт не стал разочарованием. Или стал. Как посудить.       — Я, Темный Лорд, никогда не жалею о совершенном! — надменно вскинул вверх подбородок гордое создание.       Ложь-ложь-ложь. Альбус это знал наверняка. Помнил фантом слез на щеках так близко, эти покрасневшие глаза, неправильно дергающийся изгиб губ. Геллерт это знал также, как имел знакомство со всеми своими демонами в голове. Остальным же — людям вне их маленького пузыря свободы чувств — было знать не обязательно.       Зал снова ошеломленно ахнул, как те марионетки с предсказуемой программой поведения, которыми они все были. Крики, отдающиеся набатом в их ушах, что бьет током по нелеченным за тяжкий день нервам. Ругань, противная, слизкая брань, и полное желание покинуть оскорбительное общество. Пораженные, ненавидящие взгляды устремились к прикованному цепями Человеку, который умудрялся оставаться свободным несмотря ни на что. Как камень посреди шторма. Море утихнет, а земная твердь останется на месте. Незыблемый. Вечный.       Упрямый, непокорный Темный Лорд.       … которого сковали буквой закона.       — Ваше последнее слово? — безнадежно осведомился судья, уже тысячу раз пожалев, что решил соблюдать протокол. Каждое слово было увековечено на бумаге. Какой позор. Его имя мало что значит для истории, и этот провал делает ли его еще меньше, чем он уже есть?       — Война была неминуема. Неотвратима, как цунами. Неостановима, как очередной цикл истории… — его голос глубокий, с придыханием. Волнующий, прекрасный. Пробирающий до дрожи.       Все слушали его, затаив дыхание. Альбусу казалось, что сердце его остановится в тот же миг от перегрузки. Он облизал враз пересохшие губы. Звук собственного дыхания не отвлекал от желания смотреть. Слова лились, как благословенные ручейки питьевой воды в горную реку. Мощную, неудержимую. Свободную, свободную, свободную.       Последняя речь Грин-де-Вальда — не то, что можно было легко забыть и отпустить. Она пробиралась в сердца каленным железом, в души леденящим дыханием дементора, в разумы желтым туманом Империо. Ее действие было воистину губительно…       Возможно, возбужденная толпа тут же приказала бы отпустить преступника, если бы не правильно исполнившие свои обязанности авроры — не налажавшие хоть в этот раз ради разнообразия — перед речью предусмотрительно заткнувшие себе уши заклинаниями. Профессиональная компетентность Грюма ими бы гордилась… чуть выше плинтуса. На миллиметр.       В ушах Геллерта шумело, как тяжкое дыхание в горах. Металлический привкус на губах. И свет мелькал во славу эпилепсии. Колдокамеры…       Щелк. Щелк, щелк.       «Это был определенно мой триумф», — признавал Лер, опустившись на подаренную ему на пожизненно койку после долгого, плодотворного дня. Серьезно, так ли много людей могут себе позволить не беспокоиться о месте для ночлега? Разумеется, великое множество. Но не все. Больше, чем заслуживает любой преступник, потому что преступник меньше любого человека? Чем хуже те, кто не имеют, тех, кто уже имел, но преступил черту?       Альбус Дамблдор, «его враг номер 1», решил проводить его в последний путь… убедиться, что он заперт достаточно надежно для вечно сбегающего Темного Лорда.       (Кого они обманывают? Все знают, что у них есть история. Собственно, если бы все не знали, никто бы не слал Альбусу этих проклятых писем).       И смотрел взрослый мальчик на него тоскливым взглядом Хатико, нечаянно брошенного своим хозяином, отчего Геллерту хотелось расцарапать красноречивому — его чуть не оправдали! — мерзавцу лицо.       Красивое лицо, стоило признать.       «О, Мерлин! Теперь вечность слюни пускать на образ злого Альбуса?!» — пробормотал в потолок Лер неслышимо и лениво перевел взгляд на свой, признаваясь теперь честно, предмет вожделения. Хотелось почесать шею. Очень сильно хотелось, но Геллерт знал этот жест и, нет, пускай внутреннее отрицание ушло, внешний бастион не пал!       Поэтому он, снисходительно вздохнув, — потому что, в самом деле?! — подмигивает этому вечному придурку. И того, наконец, озаряет догадка лампочкой по голове… и рыжий стервец нарочито холодно прощается с ним.       «Натуральный», не седеющий блондин, не в силах сдержаться, хохочет без устали, подпирая руками живот, чтобы облегчить боль, и предполагает, что да, этот день его определенно доконает.       «Серьезно? Заковать меня в мою тюрьму? У магов разжижение мозга? Ведь я уже доказал, что для меня их ограничения — полная туфта! Я — пророк! Развивал этот дар со времен Мерлина! Они серьезно рассчитывают, что Альбус меня остановит?» — все еще задорно смеется Лер, подспудно предполагая, что без десятка Конфундусов дело не обошлось. И что ему нужно бежать скорее, пока его же защиту не настроили против него.       …не то, чтобы это им помогло. Все же все, кто его мог хотя бы потенциально остановить, давно не показываются на глаза этим… магам.       «Альбус, я покажу тебе настоящий мир», — мечтает Лер, блаженно прикрывая уставшие глаза и споро засыпая в тот день под фантомные боли заживших синяков и переломов ребер.       Схема побега, в самом деле, уже отработана не раз и не два. И проверена. Они изумлены, что это все еще работает, как и некоторые другие их схемы — помимо реально раскрытых. Лер получил свои заслуги за побеги из тюрем не зря. Наверное, в Азкабан его не забурили, только потому что тогда вся слава несокрушимой крепости уйдет, как пшик.       Так вот. В чем план? Когда все только-только успокоились, приходит под сенью ночи некий господин Р.Певерелл и заменяет самого страшного (пока еще нет) Темного Лорда на заранее созданного голема.       Этот голем будет «жить» дольше, так как Геллерт напитывал Нурменгард своей силой очень и очень долго. Пробудет его творение здесь вплоть до состояния истощения, увиденного Гарри Поттером глазами Волан-де-Морта. (Найдут, гребаные маги, все же способ отрезать заключенного от напитки. Но учитывая примерный график растрат на обслуживание и намеренную иллюзию деструкции, пришлось поискать насчет накопителя. Черт, к чему эти трудности?) Да-да. Костлявый старик еще увидит свет! Его лицо еще будет напоминать череп с ввалившимися глазами, а во рту почти не останется зубов!..       «Это мазохизм, воображать подобное», — брезгливо останавливает стремительный поток мыслей Грин-де-Вальд, как бой-мен, который он есть, и оборачивается к своему «спасителю».       — Как у тебя дела в Хогвартсе, Mein Lieber?..