Когда ты вернёшься?

` Я просто не могу спать. Весь мир вокруг уже воспринимается красноватым из-за сетки лопнувших капилляров, но забыться хоть на мгновение – невозможно. Ты просыпаешься в Сеуле. Ты просыпаешься в Токио. Просыпаешься в Сеуле. В Токио… Моего лечащего врача зовут Юнги. У него белые-белые волосы, белые-белые зубы и белые-белые белки глаз. Вот тот, кто явно тратит на объятия Морфея много часов своей жизни. Юнги уверяет, что все, что мне нужно, — здоровый сон. Без анальгетиков, снотворного и прочих привлекательных вещей. — Все, что Вам необходимо, – просто как следует устать и отключиться. Можно включить какую-нибудь сопливую дораму, от скуки сразу провалитесь в сон. Кукольные губы кривятся в усмешке. Их владелец качает головой и предлагает пойти посмотреть на тех, кому еще хуже. Я готов поставить сотню тысяч вон на то, что мне придется постараться найти таких персонажей. *** Пожалуй, эти долбанные группы поддержки — лучшее, что случалось со мной со времен детства. После первого же сеанса я пришел домой и спал как младенец так долго, что опоздал на работу. Моего начальника зовут Намджун, и этот ублюдок даже не впаял мне штраф за прогул — он впервые увидел меня в таком хорошем состоянии. И я пристрастился. Тебе хорошо. Боль — это белый луч исцеляющего света, который проходит по твоему изнуренному телу. Ты обвиваешь руками талию Хосока, сияющего даже сильнее, чем этот самый пресловутый луч, и расслабляешься в этой любви и ласке. Тебе… — Здесь больные раком? *** Его зовут Ким Тэхен. Гастролер. Не знаю, почему у него такой низкий голос — возможно, из-за бесконечных вонючих сигарет, но, как бы то ни было, он никак не вяжется с его лицом. Эти огромные глаза, нос, вечно влажный рот — они преследуют меня, клянусь. Он знает, что я такой же гастролер. Ненавижу. Я больше не могу плакать, и на меня опять накатила бессонница. В следующий раз, когда увижу этого актеришку, я схвачу его за очередной безвкусный галстук, притяну к самому лицу и рявкну: — Убирайся! Мне это жизненно необходимо! Прочь! *** Ты просыпаешься в Сеуле. Ты просыпаешься в Токио. Ты просыпаешься в Сеуле. Каждый раз, когда я лечу в Токио, мне снится золотой шкаф. Мы знакомимся с Чимином в самолете. За первые минуты нахождения рядом я успел возненавидеть его, застесняться, возжелать и полюбить, а заодно приревновать к стюардессе, воздуху и тому пятилетке в глупых очках. Что пялишься? Чимин — профессиональный танцор балета. Он может убить бедром человека и повелевать всем миром одним только взглядом. В Пусане очень часто идет дождь по субботам. Я знаю это, потому что Чимин знает. Я мог бы назвать его Чимин-хен, но не стал. Он не сказал ни слова по этому поводу. Ты просыпаешься в Сеуле и видишь Чимина, вращающегося вокруг собственной оси в полутемном зеркальном зале. Ты просыпаешься в Токио и видишь Чимина, смеющегося посреди Диснейленда в узкой кожаной куртке и с выбеленными волосами. Если ты можешь проснуться в другой точке земного шара, можешь ли ты проснуться другим человеком? Его зовут Пак Чимин. Он танцор, официант на банкетах, парень из Пусана и обладатель самых красивых глаз на свете. А еще он дает мне свой номер телефона. *** Переезд к Чимину происходит по самой тупой случайности из всех возможных случайностей — у меня взрывается дом. Когда я впервые оказываюсь в гигантском общежитии, я смеюсь, потому что думаю, что все это — розыгрыш. Чимин не смеется. Он владелец аж семи пустых комнат. Я клянусь, что не помню, чем мы постоянно занимаемся ночами. Единственное, что въелось в мое сознание намертво, — это тихий шум стиральной машинки и аромат мыла. *** Ким Тэхен и Пак Чимин знакомятся из-за меня. Мне действительно не хотелось вести этого долговязого идиота в ресторан (на нем были штаны раз в пять больше, чем необходимо, позорище), поэтому мы оказались на кухне моего временного жилища. Нет, мы делим группы пополам. Нет, ты не можешь забрать все. Нет, я не злюсь. Нет, мы не можем станцевать прямо тут под саксофон, и вообще, зачем он тебе? Я отхожу в свою комнату, и когда возвращаюсь, слышу их смех еще из коридора. Звонкий смех Чиминни и раскатистый, басистый Тэхена. Тот факт, что они слишком уж хорошо гармонируют, заставляет меня скривиться и уползти обратно к себе. *** — И что, вы теперь, типа, спите вместе? Чимин недоуменно поворачивается ко мне и замирает с зубной щеткой в одной руке и рубашкой в другой. — Что ты, нет. Ничего такого. Мы просто созданы друг для друга, понимаешь? Я — раздраженно закатывающиеся глаза Чонгука. Я — злобно сжатые кулаки Чонгука. *** Чимин врывается ко мне в комнату без стука и возбужденно начинает тараторить про драки, эмоции, саморазрушение и спасение мира. Такой дурак, честное слово. Мой первый удар прилетает ему в скулу, а его — мне в плечо. Мы молча катаемся по полу, ожесточенно осыпая друг друга ударами. Хорошо, что с поцелуем право первого хода никому не нужно — мы делаем это одновременно. Вспоминаю, как Чимин отстирывал штаны зубной щеткой, и понимаю, что сперма и слюна останутся на ковре навечно. И откуда тот звук стиральной машинки? *** Тэхен на пороге общежития. Он машет руками, чуть ли не сбивая с носа свои бесполезные очки. — Это же вопрос жизни и смерти! Анорексия не шутка! Мне нужен мой соулмейт, мой Чимин! — Его здесь нет. Проваливай. Чимина не было дома с той самой ночи. Я проснулся на безупречно чистом ковре, пахнущем мылом, в гордом одиночестве. Захлопываю дверь и слышу урчание желудка. Так странно — я огромный фанат еды, но даже не могу вспомнить, когда в последний раз что-то ел. — Привет Джин-хен. Я заскочу к тебе? — Конечно, мелкий. Хен накормит тебя мясом, так что торопись. Я плохо помню тот вечер, но, когда наутро вижу в телефоне восемь пропущенных от Сокджина и кучу смс, забываю даже отдельные кадры. «Почему ты не предупредил, что не придешь?» *** Зачесываю волосы назад привычным жестом и поправляю ремень на талии. Еще чуть-чуть, и придется прокалывать новую дырку — не ожидал, что он растянется так быстро. Или это я похудел? Вряд ли. Кладу стельки в ботинки, чтобы быть повыше — комплексы по поводу роста еще живы, подвожу линию глаз черным карандашом и смотрю в зеркало. Когда же ты вернешься домой, Чимин?