***
Новый семестр начался совсем неплохо. Казалось, за каникулы все забыли про Наследника Слизерина — все, кроме Драко Малфоя. Но и это тоже было здорово: теперь, завидев Поттера, он мгновенно вспоминал о каких-то делах совершенно в другом месте и стремительно улетучивался в сопровождении своих вассалов. А вот Гарри не забыл и все так же боялся потерять память, а потом обнаружить себя рядом с кем-нибудь окаменевшим. Впрочем, Гермиона полностью разделяла его чувства — но уже в отношении себя. — Интересно, чем я могла бы окаменить их, — спросила она, растирая златоглазок в ступке. — Чудовищем, — не раздумывая, ответил Гарри. — Я тут думал, довольно много. Может быть, конечно, и амулет какой, но… Наследник и чудовище в этой легенде рядом стоят. Амулета в легенде нет, так? А палочку твою мы проверили, и к тому же я не знаю, какое такое заклинание, доступное ученикам, не смогла бы вылечить мадам Помфри, ну, или, в крайнем случае, Дамблдор. Значит, там что-то необычное, и первый кандидат как раз чудовище. К тому же это его работа — выгонять магглорожденных. Он еще с утра продолбил сверлильным заклинанием, описанным в дамблдоровской брошюрке, лаз в соседнюю кабинку, где был совершенно целый унитаз, и теперь пытался завесить дыру куском портьеры, найденным в одном из заброшенных классов. Пусть туалет и был редко посещаемым, но лучше было не выходить за пределы чар, чтобы использовать унитаз по прямому назначению. — Думаешь, это Медуза? — полюбопытствовала Гермиона. — В смысле, Горгона? Из той книжки, которую я тебе подарила? Может быть, Персей ее не убил, а прогнал из Греции, она приплыла в Шотландию, встретила Слизерина… — …Они полюбили друг друга, — подхватил Гарри, — ну, Слизерин же змей любил, правда? А у нее их полная голова, там даже картинка есть, в книжке. А смотрел он на нее только через зеркало. — Кстати, все девчонки у нас теперь ходят с зеркальцами, — подхватила Гермиона, — и не только у нас. Наверное, кто-то уже докопался. Лаванда пытается узнать, но пока никак. — Вряд ли это Горгона, — задумчиво сказал Гарри. — Когда я слышал тот голос… на змеином языке… Он был всего один. А если бы это была Горгона, их, голосов, было бы много. Кстати, то, что я слышал голос, а ты нет — плюс в мою пользу. — Ладно, двенадцать-десять. Но я все равно пока веду. Хотя мне так страшно! — жалобно сказала она. — И когда мы закончим с зельем, мне надо будет хорошенько посидеть в библиотеке. Наверное, есть же еще какие-то чудовища, которые могут обращать человека в камень? — А я Хагрида поспрашиваю, — кивнул Гарри. — Уж кто-кто, а он про зверюшек все знает. И Лаванду. Про зеркала.***
Лаванда уже сидела в том самом комфортабельном-уголке-без-портретов и явно ждала их. — Ужас какие слухи ходят, — затараторила она, — знаете, девочки… и мальчики тоже… Говорят, что Тайная Комната действительно существует, представляете?! И ее открывали уже, очень давно, даже еще до родителей, в смысле до того, как их родители учились в школе. Они, ну, на каникулах поговорили же со своими, все почти. И одна бабушка… — Моя бабушка, — уточнил подошедший Невилл. — Она сказала, что, когда она поступила на первый курс, старшекурсницы их все время пугали и Комнатой, и чудовищем. И что эта история была совсем недавно, ну, для них недавно, она произошла незадолго до их поступления. — История?! — приподнял бровь Гарри. — Из-за которой исключили Хагрида. И сломали ему палочку, — пояснила Лаванда. — Дедушка Эрни МакМиллана, с Хаффлпаффа который, важный такой мальчик, строго-настрого приказал Эрни ни за что не общаться с Хагридом, — подхватил Невилл. — Потому что из-за него погибла девочка. — Девочка? — продолжил допрос Гарри, он впервые пытался провернуть этот трюк сразу с двумя источниками информации. — Да ты ее знаешь, — сказала Лаванда, — и все знают, что она по тебе сохнет. — МИРТЛ?! — Ага, она самая. — Так, — сказал Гарри, — что-то это… Невилл, а в каком году поступила твоя бабушка? — Ну, у нее на стене диплом висит… закончила школу она в пятьдесят втором… То есть… — То есть поступила мадам Лонгботтом в сорок четвертом, или почти пятьдесят лет назад, — быстренько посчитала Гермиона. «Пятьдесят лет против пятисот» — сказал Почти Безголовый Ник про себя и про Миртл перед своими смертенинами. То есть Ник умер пятьсот лет назад. А Миртл — пятьдесят. Ну да, она говорила про полвека… И часы… Наверное, пятьдесят лет назад часы были дорогими, и поэтому у Миртл их нет. И «кока-кола» — насколько Гарри понял из книжек по военной истории, американцы начали прибывать в Британию в сорок третьем году, перед операцией «Оверлорд», и для них тогда завозили в Британию именно эту газировку. Все сходилось, все сходилось один к одному. Было еще что-то, связанное с той же датой, и еще что-то, связанное с Миртл и чудовищами, но пока… — Так, все спать, — злобно скомандовал Перси, — а то лишитесь баллов. Поттер, тебе особое приглашение нужно? — Пенни ему скандал закатила, — шепотом проинформировала Гарри Лаванда, — со слезами. А Локхарт тут как тут, ну и назначил ей отработку. Ее аж скривило, знаешь? Я, пожалуй, дам ей на отработку свои очки — кстати, спасибо, Гарри! Ей они, конечно, пойдут меньше, чем мне, но твои, Гермиона, будут еще хуже. — На… на какое число отработка? — На двадцать шестое, конечно, — пожала плечами Лаванда. — Будет разбирать его именинную корреспонденцию. Ну, он сказал, что они будут ее разбирать. — По одному баллу с Гриффиндора, мисс Браун, мистер Поттер. Спать, быстро!!! — Фу, — шепнула Лаванда. — Нельзя таким быть.***
— Парни, — спросил Гарри близнецов на завтраке, — помните, что вы говорили про огневиски? Ну, про наложение заклинаний? — Хочешь сделать подарок милашке Гилли? — понимающе кивнул Фред. — У нас тоже был этот дурацкий тест, — объяснил догадливость брата Джордж. — И вопрос про день рождения и подарки тоже был. — Мы, конечно, написали про два поджопника — справа и слева… — …И он потом сорок минут объяснял нам про двадцать шестое января… — …Про то, как мы неправы, и как он уважает мир во всем мире… — …И про огневиски Огдена. — Так что на пикси на нашем уроке у него времени не осталось, — закончил Фред. — Вы сработали даже лучше, чем Гермиона, — преувеличенно-восхищенно сказал Гарри. — Ей пришлось колдовать, чтобы сбить двоих, а вы даже палочки не доставали. «Самая лучшая победа — та, ради которой не просвистела ни одна стрела». Круто в общем. Так вот, Локхарт назначил Пенни отработку как раз на двадцать шестое… — Попросим Ронникинса? — спросил Джордж. — Да, его коронное заклинание будет лучшим выбором, — утвердил решение Фред. — С тебя, Гарри, маггловский виски, а с нас — бутылка из-под Огдена, укупорка и доставка. — …А Пенни предупредит Гермиона. Заметано, — сказал Гарри. Он еще успеет забежать в совятню до начала уроков.***
— Ну что? — спросил Гарри. — Как отработка? — Просто прекрасно, — сказала Пенни, протирая тряпочкой серебряный кубок, один из множества в Зале Наград. Сегодня она была в маггловском: кроссовки, джинсы, клетчатая рубашка. — Хотя я очень жалею, что не видела этой картины. — Какой картины? — с самыми честными глазами удивился Гарри. — Как профессор Локхарт блюет слизнями. Говорят, — хитро улыбнулась она, — какая-то анонимная почитательница его талантов прислала ему огневиски. Но вместо пламени у него изо рта полезли жуткие слизни. Так что это новый сорт, слизневиски, получился. И… профессор Флитвик подошел ко мне и сказал, что вместо отработки у профессора Локхарта сегодня я буду отрабатывать с мистером Филчем. А тот послал меня сюда чистить кубки. — Помочь? — спросил Гарри. — Ты уже помог, — улыбнулась Пенни, — а то я не смогла бы… сыграть, ну… то сумасшествие. Но думаю, что День Святого Валентина он не пропустит и снова назначит мне отработку. Гарри, мы же успеем с зельем? С остальным Энн обещала помочь в срок. — Успеем. Гермиона как раз сейчас доваривает. Он взял еще одну тряпку и потянулся за соседним кубком. — Никогда бы не подумала, что с тобой может быть так весело и так страшно! — сказала Пенни через несколько минут. Вопреки собственным словам, испуганной она не выглядела. — А страшно-то от чего? — Страшно оказаться твоим врагом. И… Ты… Гарри, ты же не?.. Я просто, ну… — Магглорожденная? И боишься, что я… — Гарри дочистил кубок и поставил его на место, взяв в руки серебряную табличку в форме щита. — Нет. Не боюсь. Гермиона рассказала мне про ваш счет, который двенадцать-десять. И знаешь… это все полная ерунда. — Почему? — спросил Гарри. — Не, ну так-то, в здравом уме, я конечно бы не стал. Окаменять, в смысле. И тем более гонять магглорожденных. Я и сам практически такой же, как вы. Но… оба раза… и еще несколько, но это не было связано с окаменениями… я себя не помню. Как вырубало меня, Дамблдор говорит, что это был «Обливиэйт», но мало ли что там могло быть. И с Гермионой та же фигня, вот. Вот теперь Пенни смотрела на него с тенью страха в глазах. — И еще… меня, знаешь, тоже кое-что пугает, — медленно продолжил Гарри. — Во мне самом. Там… во мне… что-то темное есть, я это летом почувствовал. Словно еще один я, но маленький и злобный. — И ты боишься, что это самое «оно» тебя захватывает? И ты… Нет, Гарри, этого не может быть, потому что… Он посмотрел ей в лицо. Пенни смутилась и отвела взгляд. Гарри сделал то же, он уставился на табличку, которую протирал все это время, и вдруг его глаза расширились. — Пенни… — прошептал он, — прочитай, что здесь написано? — «Награждается Т.О.Реддл, за Особые Заслуги перед школой», — прочла она. — А… что случилось? — Интересно, что это за заслуги… — пробормотал он. — И тоже сорок третий год… Хотя и не обязательно, он мог бы этот ежедневник и у старьевщика взять… — Ежедневники у старьевщиков редко берут, — возразила Пенни, — там же нужно, чтобы дни недели совпадали, иначе неудобно. Но Гарри, в чем дело? Что за ежедневник такой? — Арифмантический ежедневник, — сказал Гарри, — то есть сначала он был обычный, маггловский, на сорок третий год. А потом его этот Реддл зачаровал, он до Гермионы был лучшим учеником, целых пятьдесят лет, точнее, пятьдесят три. А еще совсем потом, в смысле, недавно совсем, мне его подарили. Он, правда, намок в туалете и сломался, ну и не считает больше. Пенни пожала плечами. Она сама за прошедшие полгода сделала несколько таких вот волшебных калькуляторов — и для себя, и по дружбе, и за плату. — Но все равно слишком много совпадений, — продолжил Гарри. — И все завязываются в узелок в сорок третьем году. Миртл, Хагрид, чудовище, Реддл этот с его заслугами… А меня учили, что случайности не случайны, а слишком много совпадений означают какую-то закономерность, которую ты пока еще не понял. — Тебя хорошо учили. Даже странно, что тебе предложили... эээ… не Рэйвенкло. — Шляпа сказала, что меня мало интересуют знания ради знаний, — ответил Гарри. — И, Пенни… Я, наверное, пойду? Мне надо подумать. Он поставил табличку на место, положил рядом тряпку и ушел. Ему показалось, что Пенни снова хочет что-то ему сказать, но, возможно, только показалось.***
В Общей Гостиной было людно, но их уголок-без-портретов пока пустовал, поэтому Гарри поднялся в спальню. Тем более, что он старался не таскать ежедневник с собой: Миртл почему-то очень нервничала от его вида. Возможно, он напоминал ей про тот хедшот. Так что обычно книжка просто-напросто лежала на тумбочке рядом с кроватью. Гарри сел на кровати, открыл ежедневник, закусил кончик пера зубами, а потом решительно написал: «Привет, я Гарри Поттер и это не арифмантический вопрос!» Буквы, как и обычно, исчезли, но ничего не произошло. «Видимо, дневник испортился окончательно», — подумал Гарри и совсем уже хотел закрыть книжку и спуститься в гостиную, но вдруг на листе бумаги начали проступать буквы: «Привет, Гарри. Я Том Реддл. Спрашивай». Почему-то Гарри очень обрадовался тому, что дневник не сломался от воды. «Извини, я думал, что ты заколдовал этот дневник только на расчеты. У нас многие так делают», — написал Гарри. Это было не совсем правдой. В конце концов, тогда, после урока с пикси, он получил довольно правдоподобный ответ о мотивах Дамблдора (хотя и более сухой, так мог бы ответить справочник по психологии), но ему в тот раз стало намного легче. Так почему же он не советовался с ежедневником Реддла после этого? Или советовался, но забыл? «Ничего страшного. Но, честно сказать, это мне немного поднадоело, хотя я и люблю нумерологию. Так что за вопрос?» «За что тебя наградили этой табличкой за заслуги? Я ее чистил сегодня». «Я спас Хогвартс от чудовища. Я поймал человека, открывшего Тайную Комнату. Ты знаешь о ней?» «Да, у нас все только о ней и говорят. Ее снова открыли». Он правильно сделал, что обратился к дневнику, жаль только, что он не догадался сделать этого раньше. «Неудивительно. Того, кого я поймал, всего-навсего исключили, а потом даже оставили при школе по просьбе Дамблдора». «Ты имеешь в виду Хагрида?» — Гарри боялся узнать ответ, но в глубине души понимал, что сейчас он получит подтверждение. «Да. Директор школы, профессор Диппет, очень стыдился, что подобное могло произойти в Хогвартсе, и запретил мне говорить об этом правду. Дело представили так, будто девушка погибла из-за несчастного случая. А меня наградили красивой доской с гравировкой и велели впредь держать язык за зубами. Но я-то знаю, это может опять повториться — ведь монстр еще жив, а тот, кто способен освободить его, по-прежнему на свободе». Этот Диппет, судя по всему, был очень, очень похож на Повелителя Памяти. «А что это был за монстр?» «Гигантский индонезийский паук, акромантул. Рубеус где-то добыл его яйцо и смог вывести из него этого паука». Это было странно. Гарри даже пожалел, что не догадался положить рядом другой блокнотик, обычный. Помимо очередного совершенно случайного совпадения, он заметил уже минимум три несоответствия, и предпочел бы записать их, чтобы не забыть. Почему-то его пронзил иррациональный страх, что он сейчас снова потеряет сознание и все забудет. «Тебе, наверное, было страшно? — спросил Гарри. — Хагрид ведь такой здоровый, да еще и это чудовище!» — лучше не показывать этому Тому… Хм, Тому… Впрочем, бармена в «Дырявом Котле», например, тоже зовут Том… Но все равно, лучше не показывать, что он усомнился в его версии. «Разумеется. Но еще больше я боялся вернуться в Лондон». «Боялся вернуться?» — вот дневники он еще так не допрашивал, только живых людей, ну и еще одну мертвую девочку. «Я жил в маггловском приюте. И незадолго до этой истории в соседний дом попала бомба». «Бомба?!» — ну да, сорок третий год, насколько помнил Гарри, немцы тогда бомбили Англию… «Шла война, маггловская война, и магглы кидали бомбы, не разбирая, где они сами, а где волшебники. Я видел смерть, и я не хотел умирать. Я просил у директора Диппета оставить меня в замке на лето, но он отказал». «Отказал?» — интересно, а ему самому Дамблдор откажет в просьбе остаться здесь и не ехать к Дурслям? Гарри снова поставил ковбойскую шляпу на то, что откажет. «Да. И сказал мне, что если школу закроют из-за чудовища, я так и останусь в этом маггловском приюте». «Маггловском?» «Я не хотел бы говорить об этом». «Я тоже живу у магглов». «Ты? Странно. Мне казалось, что Поттеры — большой и древний род». «Все умерли. Я последний». «Странно, как много между нами общего», — спустя довольно долгое время написал дневник. «Общего?» — ну да, общего. Может быть, эта симпатия к дневнику вызвана именно тем, что они так похожи? «Я тоже последний в древнем роду. И я не мог позволить себе умереть от маггловской бомбы. Будь осторожен, Гарри Поттер, и надеюсь, что мы еще встретимся». Гарри чуть было не написал «Будь осторожен, Том!», но вовремя одумался и написал: «Я тоже на это надеюсь».***
— Ну вот, — сказала Гермиона, — я же говорила, что этот змеиный голос тут не при чем. Вряд ли паук говорит на этом твоем парселтанге! То есть счет снова двенадцать-десять. — Я бы согласился, если бы не было других несоответствий, — сказал Гарри. — Во-первых, этот Реддл сказал, что Хагрид сам вывел этого паука из яйца. А легенда говорит, что чудовище спит в этой самой комнате со времен Слизерина. Во-вторых, Хагрид очень высокий, и ему бы пришлось лечь, чтобы написать эту пугалку так низко. — К тому же Миртл называла его милым, — задумалась Гермиона, — и непонятно, почему Хагрид, если это он, ждал целых пятьдесят лет, чтобы открыть комнату снова. Он ведь все это время был в замке! И значит, этим чудовищем вряд ли был этот его… акромантул. Так что я, пожалуй, действительно оставлю счет прежним. — Но тогда, если это и правда кто-то из нас с тобой, — медленно сказал Гарри, — почему мы не открыли эту самую комнату еще на первом курсе? Я бы понял, если бы это снова было устроенное Дамблдором испытание. Тогда в прошлом году — Квиррелл и Философский Камень, а в этом — Чудовище Слизерина и Тайная Комната. Но он не просил профессора Спраут увеличить количество мандрагор, так что вряд ли это директор. Должно быть что-то, появившееся только в этом году. — Локхарт? — спросила Гермиона. — Вроде как с Квирреллом было? — Не-а. Во-первых, тогда бы это снова была игра директора, а во-вторых… Он, Локхарт, тоже высокий, сама говорила же. Хотя и не такой, как Хагрид. И кроссовок у него нет, как, кстати, и у Хагрида. К тому же представляешь, какие должны быть у Хагрида следы? — Если только он не пил Оборотное Зелье, — Гермиона покосилась на свою сумку. — Впрочем… Говорят, оно не действует на великанов. На них вообще магия плохо действует, пусть даже Хагрид великан всего наполовину. На Локхарта оно, конечно, подействует, но… тогда уж проще Снейпа заподозрить. — И еще Малфой, — вспомнил Гарри, — про какие-то ужасы он начал говорить именно в этом году, и Добби тоже предупредил меня только летом. Кстати, от тебя Драко не бегает? — Не то, что бегает, но… опасается. А вот от тебя… Двенадцать-одиннадцать, — неохотно сказала она. — В общем, надо говорить с Хагридом, — почесал шевелюру Гарри, — пожалуй, напрошусь к нему в гости в субботу. — Хорошо, Гарри, — покладисто сказала Гермиона, откладывая в сторону маггловский томик, что-то там по подростковой психологии, — но… ты не одолжишь мне на время этот свой дневник? Может быть, я придумаю, о чем еще спросить этого Реддла? Я понимаю, что он может врать, и я буду очень, очень осторожна! Едва ощущаемая темная гадость внутри снова недовольно заворчала, но Большой Гарри мысленно отвесил ей увесистый щелбан. Нечего тут.***
Хагрид в своей перевязи выглядел, как Портос из «Трех Мушкетеров» того француза, Дюма. Правда, как подумал Гарри, из Хагрида можно было бы сделать всех трех мушкетеров, и еще осталось бы немного на д`Артаньяна. Он открыл дверь, внимательно осмотрел их ноги в одинаковых кроссовках, затем почему-то хмыкнул и пустил их внутрь. Клык все так же лежал в углу и все так же лениво жевал уже почти потерявшую свою форму подметку. У Гарри немного кружилась голова: с утра Гермиона пару раз вырубила его «Ступефаем», и оба раза он отходил минут пятнадцать. Девочка уже забегала к мадам Помфри, чтобы под ее надзором попрактиковаться в «Энервейте» — заклинании, которое приводило человека в сознание, — но медиковедьма пока не советовала ей практиковать заклинание на людях. Так что сухость во рту мальчик ликвидировал посредством куриного бульона с травками, который Хагрид щедро плеснул им обоим. — Второй петух уже, — недовольно буркнул он, — еще голосистее первого был. Надоть охранные чары на курятник поставить, вот чего. Уже второму за три месяца шею свернули, куда это годится, а? Они бодро стучали ложками. Гарри обдумывал план разговора. Обидеть лесничего ему очень не хотелось, но кое-какие вопросы прояснить было необходимо. — Арагог не виноват! — отрубил Хагрид, когда Гарри очень-очень, как ему казалось, издалека подошел к интересующему его вопросу. — Арагог?! — удивился Гарри, хотя, на самом деле, не очень удивился. Не мог же Хагрид оставить хоть одного своего любимца без имени. — В тот раз он еще меленький был, — объяснил Хагрид, — в пол-Клыка всего росточком. А в этом годе спячка у него, зима же, холодно. Так что не мог он… — Спячка? — приступил Гарри к своему излюбленному методу допроса. — Они там в своих гнездах сидят, чтобы не замерзнуть, — пояснил Хагрид, ставя чайник. — В гнездах? — Ага. Они их из паутины делают, чтобы теплее было. Умные — жуть. Насчет жути Гарри был полностью согласен с лесничим. Пауки — они вообще жутковатые, пусть он и не боялся их так, как Рон. Пауки, которые считаются совсем маленькими, имея рост в половину здоровенной собаки — уже не жутковатые, а действительно жуткие, даже очень жуткие, а уж если они еще и умные… — Они еще и разговаривают, наверное? — уточнил Гарри. — Арагог только. Ну и жена его пару слов знает. А детки их и внуки — они уже так. Ну, Арагога-то я лично выхаживал, учил всему… И если бы не тот слизень… «Слизень — это, видимо, Реддл», — решил Гарри. — А они по-английски говорят? — вставила свои два кната Гермиона. — Или по-своему? — По-своему, конечно, — пожал громадными плечами Хагрид, — жвалами этими своими клацают. Но Арагог — тот и по-английски может. — А по-змеиному? — Да ты что! — удивился Хагрид. — Пауки со змеями — главные враги. Ненавидят они змей-то. И боятся. — А что они едят? — перешел к следующему вопросу Гарри. — И как? — Ну, что поймают, то и едят. Ловят зверюшку какую, или в паутину, или так. Потом парализуют и в гнездо тащат. — Парализуют? — обеспокоилась Гермиона. — Угу. Кусают, ну и жертва не сопротивляется уже. Че хошь с ней делай. — Хагрид, а жертва — она как камень становится или как? — на всякий случай уточнил Гарри. — Не, обмякает она. А то детишки ихние камень не прокусят же. А им их кормить надо. — Тогда это точно не Арагог. И не ты, Хагрид, — сказала Гермиона. — Во-первых, ни на Добби, ни на Колине не было следов укуса, я спрашивала у мадам Помфри. Во-вторых, они оба были не расслабленными, а окаменевшими. — Миртл тоже как живая была, — на черные глаза Хагрида навернулись слезы. — Ее и при жизни-то дразнили по-всякому: и Очкастой Миртл, и Прыщавой, и Плаксой Миртл тоже, а тут… Ни следочка, мертвая только… Когда они, сытые и задумчивые, шли к замку, Гермиона заметила: — Вот что и странно — Миртл умерла, а эти двое только окаменели. Может, чудовище за пятьдесят лет ослабло? — Не знаю, — сказал Гарри, — может быть, это и вовсе не оно, а может быть, мы чего-то не знаем. Слушай, а ты у этого Реддла что-нибудь спрашивала? — Да, я спросила, какие чудовища превращают человека в камень. Ну, у меня времени на библиотеку не хватает, ну я и… Реддл очень умный же, ну и я думала у него узнать. Но он не ответил, вообще. — Тогда отдай книжку мне. Может, мне этот Реддл все-таки ответит? — Хорошо, — сказала она, — только найду, куда я ее засунула. Гарри хотел сказать, что это вот «засунула» не похоже на Гермиону, но они уже подошли к Главным Воротам, около которых отирался Филч. Гермионе было пора все-таки заскочить в библиотеку, а Гарри собирался перетащить в их лабораторию те самые диванные подушки из заброшенного класса, а то сидеть было неудобно. Миртл снова запропала куда-то, и надо было пользоваться моментом, чтобы не слушать ее нытье по поводу их с Гермионой лаборатории, нагло оттяпанной у и так уже мертвой девочки.