***
Горчица с мёдом. Нет, всё же тёмная яшма. Взгляд агента Мадани в закатных лучах солнца сулит мало хорошего. Карен осознаёт, что ещё есть шанс только потому, что запястья свободны от наручников и стул, на котором она мерно раскачивается в такт сердцу, не прикручен к полу. Час назад им сообщили, что Фрэнк остаётся в реанимации. Состояние стабильно тяжёлое. Карен медитирует на «Он справится» и упорно избегает разговоров. — Я не смогу помочь, если ты не расскажешь мне всё. О чём нужно рассказать, она не представляет. О том, что безумец решил поиграться с детишками из Адской Кухни и зашёл слишком далеко за пределы игрового поля? О том, что Бен — это не конец, есть ещё люди, которые хотят её убить, и она знает их имена? О том, что у неё зависимостей больше, чем пальцев на руке, и одна из них ходит всегда по краю? О том, что Фрэнк Касл тащил её через всё восточное побережье, чтобы есть сэндвичи в подсобке и позволить ей чувствовать себя самой счастливой? О чём, Дина? Ты сама едва ли отличаешься. Только твоя слабость мертва, и теперь от взгляда веет опасностью, в тебе осталось больше сил на борьбу, чем в Карен. Карен хотела бы сдаться, но уже не может. Повод жить увит трубками, словно змеями, и хотелось бы верить, что он не чувствует боли. Потому что Карен — да. — Я никогда не была в штате Мэн. Это был отпуск. Мы ничего не нарушали. Залитая кровью квартирка, в которой они остановились, слабо напоминает подтверждение её слов. Но, в конце концов, они не звали Бена в гости. Они вообще никого не звали. — Чёрт, — Дина вяло тянет проклятье, будто устала шевелить языком. — Я не знаю, получится ли отмазать его. У него был шанс на новую жизнь. Какого чёрта? Какого чёрта, Карен? О, как бы Карен хотела знать ответ. — Он никого не убил. Это была самооборона, — девушка поднимает глаза и встречается с раздражением в хищном взгляде. Агент Мадани еле слышно выдыхает: — Ты знаешь, что это мало может ему помочь. — Он ведь помог тебе. Решил проблему, — Карен каменеет внутри, ожидая реакции. Она позволяет себе вольности. В конце концов, им с Диной нечего делить. — Вы двое стоите друг друга, — Дина прикрывает глаза, откидываясь на спинку стула. — Я не всесильна. — Я дам нужные показания. — Чёрт возьми, Карен! — Дина едва не шипит от злости. — Мне нужен адвокат, — Пейдж перестает сутулиться и подаётся корпусом вперёд. Мадани сверлит её взглядом несколько мгновений. О её адвокатах она знает всё. Ей ужасно не нравится вся эта вовлечённость знакомых людей в одно-единственное дело. Её бесит, что она чертовски понимает Карен Пейдж. Грызть горло за своих до самой смерти — это ей знакомо. — Я на его стороне, Карен, — агент смягчает тон и касается руки девушки. — Он всего лишь хотел защитить, поэтому влез. Он не должен за это платить, — Пейдж переходит на едва различимый шёпот, оставаясь под гипнозом тёмных глаз. За спиной со скрипом открывается дверь. Агент Мадани поднимает глаза и не глядя на Карен добавляет: — Пойду посмотрю, что с этим сделать. Тебе принесут что-нибудь перекусить, не отказывайся. Пейдж вновь устало опирается на стол, утыкаясь взглядом в картинку заката за окном. Очередной день её непонятной жизни подходит к концу.***
Первое, что возвращается к Фрэнку — слух. Мерный писк приборов заполняет голову, несколько секунд давит на виски и отпускает. Второе — это рука в его ладони, узкая, нежная, сжимающая его так, будто он вот-вот выскользнет. Касл делает усилие, чтобы сжать её в ответ, и пытается разлепить глаза. Ореол мягкого света окутывает фигурку Карен. Она вздрагивает, наклоняется ближе, касаясь его щеки, и тепло улыбается. Фрэнк снова проваливается в сон, чёрная пелена сменяется белой. Это ощущается хорошо. Карен остаётся лишь терпеливо ждать. Три дня в госпитале утекли сквозь пальцы. Она уже позабыла, как много вокруг может оказаться агентов, когда в деле замешан Фрэнк Касл или Мэтт Мердок. Вереница бесконечных разговоров едва не свела её с ума. Усталость подкатывает, будто тошнота, сводит пустой желудок и виски одновременно, но всё это кажется незначительным. Буря улеглась. Впервые за столько лет. Карен не знает, что это. Бледное лицо Фрэнка среди таких же бледных стен и простыней словно обещание чего-то хорошего под Рождество. Девушка прикрывает глаза и едва заметно улыбается сама себе. Кажется, что с момента разговора с Диной Мадани прошла по меньшей мере неделя. После их встречи Карен допустили в палату и разрешили остаться. Она уже благодарна больше, чем могла себе представить. Их переводят в обычную палату спустя неделю. Их, потому что Карен бывает назойлива, если захочет. Она неотступно следует за Фрэнком. Пара охранников неизменно трётся где-то рядом. Касл ухмыляется оттого, что впервые они охраняют его от других, а не наоборот. Это даже забавно — до чего можно докатиться, когда, казалось, терять уже нечего. Ещё неделю спустя после разбирательств Мэтт мягко касается губами макушки Карен, пока та сидит на скамье у клиники вместе с Фрэнком. Касл не знает, что должен чувствовать на этот счёт, но ощущает благодарность. О ней есть кому позаботиться в этом мире, если что-то пойдет не так. Он не планирует этого, но, в конечном счёте, ещё ничего ни разу не пошло по плану. Девушка сжимает ладонь Мёрдока и устало опускает голову на его плечо. Им есть о чём помолчать, Фрэнк не тревожит. Они обсуждали это, Нью-Йорк им светит ещё не скоро, а значит, и о «Нельсон и Мёрдок» придётся забыть на время. Этим же вечером их отпускают. Когда удаётся повидать миссис Эндрюс, ремонт в их съёмной квартирке уже закончен, и им не остаётся ничего, кроме как долго извиняться до тех пор, пока Тара не ставит чайник на плиту и не сводит всё в шутку. В конце концов, таких приключений у старушки не бывало за все годы жизни в Бангоре, теперь она без остановки пересказывает всем соседям, что это её постояльцы поймали опасного преступника. Карен неловко краснеет, уже завтра их здесь не будет. У них новые имена, новая легенда и новый маршрут, от которого Дина Мадани просила не отклоняться, если они хотят продолжать оставаться на свободе. Сидя в машине, которую они сменят через две тысячи километров, Карен щурится рассветному солнцу. Влажный прохладный воздух проникает на скорости через приоткрытой окно, на языке ощущается вкус свободы, и губы сами собой складываются в улыбку. Чужие города и совершенно незнакомые люди вовсе не ждут их. Карен плевать. Она почему-то уверена, что найдет себе место. Дина не оставила им двоим особого выбора. Фрэнк иногда бросает взгляд на неё, отвлекаясь от дороги, и тогда Карен улыбается, мысленно говоря «Привет» тёмной бездне и повторяя самой себе, что, кажется, на этот раз она сможет заглянуть глубже. Каждый их шрам — вечное напоминание о решениях, которые, возможно, никогда не были верными, людях, которых они потеряли, тварях, через которых пришлось переступить, чтобы быть здесь и сейчас. Карен не жалеет, нет никакого смысла, чтобы тратить ускользающее время ещё и на это. Карен скучает, тоскует, смеётся и плачет, а главное — любит… В этом её некому упрекнуть.***
Спустя три года Фогги Нельсон едва не валится с трапа самолёта, прибывшего в аэропорт Сан-Франциско. Мэтт услужливо подхватывает его под локоть, и они оба начинают смеяться, словно мальчишки. Со стороны наверняка кажется, что они полные кретины, и Фогги вполне с этим согласен. У них намечается новое дело. Клиент весьма богат и умён, но даже таких судьба не уберегает от того, чтобы угодить в заварушку. Город встречает их тёплым южным ветром и звоном трамвайчиков, взбирающихся по холмам. Они бросают свои вещи в номере и садятся в такси. Фогги говорит, что наконец-то в его женатой жизни наметилось свидание. Мэтт светло улыбается и просто ждёт этой встречи. Они не виделись целую вечность. Она и на связь-то вышла не так давно, и у него накопилось много невыраженной заботы. — Почти на месте, — Фогги осматривает из окна такси тихий уютный квартальчик, наполненный маленькими магазинчиками и скромными забегаловка, чьи столики расположились прямо под вечерним небом. И сколько бы Мэтт ни готовился, он всё равно теряет вдох, когда Карен оказывается в его объятиях. Нежная ткань платья сбивается под пальцами, и он чувствует тонкий запах жасмина. Она хороша, он в этом уверен. Фогги разливается соловьём и совершенно по-сестрински отрывает Карен от земли, стараясь приобнять как можно сильнее. — Боже, как я скучала, — она жарко шепчет им в уши, целует в щёки и ещё несколько мгновений не может отстраниться. Мэтт пользуется этим, невесомо касаясь её живота. — Я рад. Он слышит, как её сердце меняет ритм. Девушка улыбается и немного расслабляется. — Спасибо. И этого достаточно между ними. Полное понимание, даже спустя годы. Он чувствует, как она переполнена нежностью и счастьем. Она знает, что он всегда поддержит и прикроет, сколько бы лет ни было между ними. — Я жутко проголодался, — Фогги опускается за ближайший столик, упуская из внимания этот момент откровения между друзьями и разряжая обстановку. Карен немного приходит в себя. Вечер стремительно наполняется беседами, улыбками и лучистыми взглядами друг на друга. Фонарики над их головами то и дело вздрагивают в ритм порывам ветра, отчего игривые тени скользят по лицам, делая их совсем юными. Мэтт расслабляется и старается не замечать многого из того, что происходит вокруг. Но одно он улавливает быстро и безоговорочно: он где-то рядом. — Привет, — Мэтт слышит голос у себя за спиной, чувствует непривычную мягкость интонации и позволяет себе расслабиться. — Хэй! — Фогги немного дёргается от неожиданности, но всё же искренне улыбается, разглядев силуэт возле соседнего столика. Карен стихает, остаётся лишь кроткая улыбка и взгляд «глаза в глаза». Безмолвное «Ты в порядке? Не против если я побуду здесь?», ей остаётся кивок головы напополам с ухмылкой. Он переживал. Фрэнк всё чаще беспокоится в последнее время, и им двоим необходимо это обсудить. Они прошли через многое и ещё больше теряли, но это не должно ломать им хребты, пока они живы, пока есть жизнь внутри неё, ради которой стоит попытаться. — Роб, это мои давние друзья, Мэтт и Фогги, — она ломает эту комедию для всей остальной округи. Они, Роберт и Беверли, приехали из Атланты, захотели вдохнуть перемен в супружескую жизнь, и теперь она флорист в соседнем магазинчике, а он изготавливает деревянную мебель в мастерской старого мексиканца. Они не имеют права возвращаться в Нью-Йорк и, кажется, уже не рвутся. У них нет родных, но представить друзей она имеет право. Фрэнк ей подыгрывает, послушно здороваясь с каждым из них. Они проводят время до поздней ночи, пока хозяин кафешки не начинает недовольно цокать языком. Приходится смириться, в этот вечер пора расходиться, но они договариваются о новой встрече через пару дней. Мэтт успевает сказать: «Спасибо за неё», прежде, чем Фрэнк развернется к выходу. Внимательный взгляд прожигает Мёрдока насквозь, он знает, что по-прежнему не ходит у Касла в особых любимчиках. Однако тот лишь сжимает его плечо и ничего не отвечает. Карен ещё раз льнёт к каждому из них, едва сдерживая слёзы. Плаксивость, которая шла в приложении к подаренному чуду, её добивает. Она утирает влажные глаза и покорно отступает в темноту, вслед за Фрэнком. Они ещё встретятся, не о чем переживать, не в этот раз. Позже, стоя на кухне их небольшой квартирки и смотря в окно на шумный искрящийся в глубокой ночи город внизу холма, она чувствует руки на своем животе и беспрекословно подаётся в объятия. — Устала? — Фрэнк оглаживает едва заметный, округлившийся живот и касается губами шеи. Карен знает, он её убаюкивает, пытаясь расслабить. — Просто это слишком… Не смогу уснуть, — она выворачивается в его руках, становясь нос к носу, и целует. Жарко, влажно, порывисто, одними губами говоря: «Мы ещё живы, и мне больше не страшно». Фрэнк ведёт по её бедру большой, горячей ладонью, задирая тонкую ткань платья вверх, оглаживая поясницу, губами спускаясь к шее, чувствуя бешеный пульс. Карен ощущает эти прикосновения каждой клеткой тела, внутри начинает гореть, голова наполняется блаженной тишиной. — Пожалуйста, — она жмётся к нему, обычно ей не приходится просить, но Фрэнк… Фрэнк слишком её бережёт порой. Она хочет почувствовать, что всё ещё не из фарфора. — Моя буря, — Фрэнк вжимается носом в её ухо и тяжело дышит. Он едва ли способен противостоять ей. Карен выжигает в нём дыру каждый божий день. Окутывает, выворачивает, оберегает и толкает к обрыву. Фрэнк, чёрт возьми, счастлив. Они оба знают, что такое глядеть шторму в лицо. Они сами не хуже самого дрянного ненастья, и он не позволит этому растоптать их. Пока он дышит, они всегда будут в порядке. Он обещает это, Карен как и каждый раз за эти долгие годы беспрекословно верит. Когда они затихают, оставляя лишь нежные поцелуи на губах друг друга, где-то над побережьем начинает заниматься рассвет цвета пряного апельсина. Тихий голос в маленьком радио желает доброго утра. Погода ожидается жаркая, на океане сегодня штиль. Карен прячет улыбку в обнажённом плече мужа. В голове ощущается так же. Кажется, прогноз погоды наконец-то не врёт.