шёпот листьев на ветру

Для Тины все это было непривычно. Она никак не могла свыкнуться с мыслью, что весь ее мир перевернулся вверх дном, нарушив хрупкое равновесие. Просыпаясь рано утром, она первым делом чувствовала нежное прикосновение рук Ньюта, который тихо посапывал рядом. По его лицу играли солнечные зайчики, несколько коротких прядей свисали на лоб, и Тина, глядя на него такого, не в силах сдержать улыбки. Она бросала мимолетный взгляд на окно, отмечая, что город снова окутал, подобно серой вуали, утренний туман. В первые недели пребывания в Лондоне девушку особенно поражало то, как такое простое природное явление в один миг преображало город, замедляя все вокруг, казалось, что время останавливалось, когда полупрозрачная дымка летала по каждой улице, оседала на ветвях деревьев, делая величавые стволы и пушистые кроны похожими на приведения. Тина привыкла к Нью-Йорку, шумному и торопливому, разжигающему очередной котел страстей и неугомонных ветров, резко врывающихся в жизнь и сметающих все на своем пути. В Лондоне все было иначе, вернее, спокойнее. Тине дышалось здесь намного легче, однако она долго не могла свыкнуться с некой утренней серостью и туманами. Но в то же время все это помогало ей залечить кровоточащую рану, стало чем-то вроде целебного пластыря. Голдштейн неоднократно думала об этом, но сейчас её размышления вдруг прервались: Ньют шевельнулся во сне, и Тина, не удержавшись, наклонилась к нему, оставив совсем невесомый поцелуй на его щеке. Удивительно, но сейчас, прикоснувшись к спящему Скамандеру, она совсем не смущалась. «Пожалуй, это чувство страннее всего, оно так ново», — Тина задумчиво склонила голову на бок, продолжая пристально вглядываться, рассматривать каждую черточку Ньюта, словно он мог взять, да и исчезнуть. Тина никогда бы не подумала, что действительно так сильно полюбит кого-то, впустит в свою жизнь, а самое главное, позволит заботиться. Позволит опекать себя, совсем как ту давно ушедшую, потерянную маленькую крошку Тинни. Забота. Наверное, именно этого и не хватало Тине все это время. Она слишком рано убила в себе ту хрупкую и мечтательную девчонку, заменив задорные догонялки во дворе с соседскими мальчишками и игры с сестрой, холодной рассудительностью и благоразумностью. Но, увы, у Тины не было выбора. Родители оставили их с Куинни слишком рано, и взрослеть пришлось чуть ли не сразу после похорон. В тот день лил мерзкий липкий дождь, и Тина словила себя на мысли, что не сможет так спокойно смириться с тем, что теперь у них с Куинни совсем не осталось никакой опоры. Младшая сестренка же по-прежнему верила во все самое светлое в мире, не желая снимать розовые очки, плотно запрятавшие от её взора суровую реальность. Наверное, Куинни так было легче справляться с болью. Забыть о плохом, найти утешение в простых радостях и своей ясной улыбкой, которой в дальнейшем она покорила сердце своего милого пекаря, разогнать грозовые тучи и окрасить весь мир в яркие цвета. «Интересно, сейчас она так же справляется с нашей разлукой?», — пронеслось у Голдштейн в голове. Мысли о сестре заставляли сердце разрываться на части. Тина никак не могла поверить в то, что Куинни сейчас находится непонятно где. Но хуже всего было то, что сестра была окружена лицемерным обществом опаснейших волшебников, главарь которых так умело пленил её душу своими лживыми речами. И все из-за того, что её старшая сестра допустила огромную ошибку, не смогла уберечь её. Тина всегда старалась быть более практичной. В отличие от Куинни, постоянно летавшей в облаках, она еще со времен учебы в Ильверморни поставила перед собой цель добиться в жизни большего. Ей отчаянно хотелось обеспечить им с сестрой достойное будущее, чтобы у них всегда были деньги на жилье, пропитание и прочие мелкие нужды. И мечта о работе в Министерстве тогда, казалась, самым верным из всех принятых ранее решений. Тина усердно училась, целыми днями занималась, и, наверное, именно из-за этого она так и не заручилась крепкой поддержкой со стороны однокурсников. Увы, те, кто могли бы стать ее подругами, были увлечены куда более приятными делами. Жизнь для них только начиналась, поэтому их волновали прогулки с возлюбленными под луной и гулкий трепет сердца во время первого поцелуя. И, наверное, если бы в жизни Тины все было бы также гладко, были бы живы родители, то и она вела бы себя столь беззаботно... Но, к сожалению, в её жизни все было по-другому. Да и хотела бы Тина быть такой, как её однокурсницы? Все их увлечения казались Тине чересчур... Скучными что ли? Девушка была уверена в том, что в начале непременно стоит показать себя, а где как ни в Министерстве Магии можно проявить все свои способности? Тину часто хвалили учителя, она с азартом изучала Защиту от Темных Искусств и боевые заклинания ее ничуть не тревожили в отличие от Куинни, которой по душе были более мирные дисциплины и простые бытовые заклинания. Но все-таки Голдштейн-старшая не могла отрицать, что чувствовала себя порою невыносимо одиноко, наблюдая за тем, как стайка ее одногруппниц чинно прогуливались во внутреннем дворе. Тина никогда не была помешана на учебе, она умела расслабляться и в моменты отдыха ей иногда так не хватало элементарного общения с кем-нибудь. Но обсуждать любовные романы ей было не по душе, такое стерпеть она могла только ради сестры. Ей больше нравилось что-то более детективное, загадочное, полное бесконечных движений и поспешно принятых решений. Конечно, она могла бы все-таки увлечься каким-нибудь статным красавцем, но сердце ее продолжало ровно биться, даже в те минуты, когда она замечала чей-то чересчур внимательный взгляд. Поэтому окончив школу, она совсем не пролила слез, а наоборот, еще больше загорелась воплощением своей заветной цели. Тина любила работу в Министерстве, несмотря на все свалившиеся на нее трудности. Проявить себя, вопреки всем своим навыкам было не так-то легко, а не нарушить разок-другой какое-нибудь правило из-за личных принципов еще труднее. Иногда Тина влипала в неприятности, безусловно, стараясь выкручиваться и решать проблемы как можно быстрее. Иногда проводила весь день с кипой бумаг, не желая тратить время на отдых, даже в те моменты, когда болела. Куинни настаивала, чтобы сестра взяла отгул, но та и слушать не хотела. Тина всегда была жутко упряма. Тогда она думала, что её жизнь сложилась наилучшим образом: она работала в Министерстве, у них с Куинни было постоянное жилье и деньги. Она любила свою работу, несмотря на несправедливость и некоторые крайне неприятные ситуации, казалось, что ей совсем не на что было жаловаться: карьерный рост рано или поздно был бы ей обеспечен и она смогла бы помогать тем, кто нуждался в защите. Но что-то все-таки Тине не хватало, вот только она не могла понять, чего именно. Но все изменилось в тот миг, когда в ее жизнь ворвался, словно бушующая волна, Ньют Скамандер со своим чемоданом, полным различной магической живности. Сначала она отнеслась к нему со скептическим недоверием и, наверное, довольно предвзято. Ей и в голову не могло прийти, чтобы волшебник ввел себя так безответственно. Раскрыть все козыри маглу, да еще и заставить гулять по Нью-Йорку целый зоопарк. Разве так можно?! Но потом её отношение к нему резко изменилось. Тина поразилась тому с какой любовью и вниманием Ньют относился к каждому живому существу, обитавшему в его чемодане. Своей чуткостью и такой непохожестью на окружающих он, словно раскрыл ей глаза, открыл дорогу в иной мир. Именно поэтому, прощаясь с Ньютом, она впервые почувствовала неведомую ранее тоску, но надежда на встречу прочно засела в ее сердце после того, как он заправил прядь волос ей за ухо. Тина так ждала его очередное появление в своей жизни, его чудную книгу, что вновь бы позволила окунуться в мир его фантастической живности, позволила бы узнать его лучше. Куинни твердила ей, лучисто улыбаясь, что Тина влюбилась. — Ну, не красней, Тинни, Ньют же милый, разве я не права? — подмигнув, говорила Куинни, обнимая ее за плечи. А Тина лишь вздыхала, улыбаясь в ответ. Сестра, определенно, была права в своих предположениях. И ей тогда казалось, что Ньют испытывает к ней то же самое. Она так хотела увидеть его, столько раз мысленно представляла их встречу. Но потом появилась эта злосчастная статья, и Тина, так трепетно хранившая в памяти воспоминания о застенчивом магозоологе, поняла, что значит разбитое сердце. Тогда она еще не знала, что Лета Лестрейндж собирается замуж вовсе не за Ньюта, а за его брата и позволила маске практичности вернуться на место. Она вновь ушла с головой в работу, стараясь тщательно исполнять даже мелкие поручения. Ей необходимо было отвлечься, заглушить ту острую боль и те слишком приторно-сладкие воспоминания. А потом, когда речь зашла о Криденсе, она не смогла остаться в стороне. Тина не могла бросить его одного без помощи: это было бы неправильно. И эти поиски стали тем самым якорем, помогающим ей держаться на поверхности после очередного удара судьбы: ссоры с сестрой. И каково было ее удивление, когда в Париже она встретила Скамандера. Тина была растеряна, ведь она совсем не ожидала встретить Ньюта здесь. Она совершенно запуталась в собственных чувствах: голова и без того была забита всевозможными решениями разлада с сестрой. А теперь помимо этого, поисков Криденса еще и Ньют Скамандер, свалился, как снег, ей на голову. Было странно чувствовать такую острую потребность в его обществе, потребность кинуться в его объятья и одновременно прогнать, попутно гордо вскинув голову вверх, поздравить с грядущей свадьбой. А все из-за того, что Тина боялась ошибиться, вновь доверившись чувству. Но тогда она совсем не предполагала, что Ньют так просто не отступиться, проявит решимость и сможет вновь поразить ее своей чуткостью. Когда Скамандер вытащил черно-белый снимок с ее изображением сердце затрепетало. Тина не могла поверить в то, что Ньют все это время хранил ее фотографию, а когда он заговорил, ей казалось, что весь воздух потихоньку решил покинуть легкие. У нее словно кто-то воровал дыхание, она замерла не в силах сказать ни слова. — Знаешь, у тебя тут глаза такие необычные... — Ньют чуть запнулся, смутившись и на секунду отведя глаза, но потом он вдруг уверенно продолжил, а в его глазах блеснул какой-то радостный и яркий свет. — И в жизни они такие же, Тина, как будто... как будто огонек в воде, в темной воде, — он улыбнулся, стараясь вздохнуть как можно тише, — Такие глаза я видел только... такие глаза я видел только у... с-с-с... — Саламандры, — продолжила за него Тина, черты её некогда серьёзного и малость сурового лица смягчились. Она наконец оттаяла и почувствовал, как боль и обида ушли, испарились, словно их и вовсе не было. Ей казалось, что она никогда не была так счастлива, как в те дорогие сердцу минуты. Но, увы, радостный миг продлился ровно до тех пор, пока Куинни не испарилась в вихре синего пламени. У Ньюта руки были такими теплыми, когда он придерживал ее, не давая оступиться. Несмотря на все его заверения о том, что с сестрой все будет в порядке, Тина не могла перестать не на миг волноваться. Она даже расплакалась несколько раз, позволяя граду бесполезных слез литься и литься. Ньют нежно прижимал ее к себе, ласково гладил по щеке и целовал в лоб. — Тшш, Тина, посмотри на меня, — он печально улыбнулся, Пикетт высунулся из кармана его пальто, — все хорошо, я с тобой. Всегда буду с тобой. И Тине стало намного легче после этих слов. С Ньютом вообще было все иначе. Здесь, в его небольшой квартирке, она могла ещё лучше узнать его, они беседовали по вечерам за чашкой кофе, прогуливались в парке, иногда в гости заглядывали Тесей и Лета. Несмотря на произошедшие события, они решили не откладывать свадьбу, а наоборот, ускорить приготовления. Тесей не желал ни на миг расставаться со своей невестой, а Лестрейндж, лишь усмехаясь, добавляла, что он готов опекать ее как маленького ребенка. — Он словно в телохранители записался, — как-то сказала ей Лета, когда они остались наедине. Тесей вышел перекурить, захватив с собой на балкон Ньюта. — И шагу не дает ступить без него. Лета чуть закатила глаза. Отчасти Тина понимала стремление старшего брата Ньюта. Лета действительно чуть не пострадала тогда на кладбище Пер-Лашез, если бы помощь вовремя не подоспела. И еще, думая над словами Лестрейндж, Тина вдруг осознала, как на самом деле были похожи братья Скамандеры. Ведь Ньют тоже в каком-то смысле опекал Тину, именно он настоял на том, чтобы она повременила с возвращением на работу в аврорат, следил за тем, чтобы она отдыхала и не нервничала. Не на минуту не оставлял одну. Конечно, им по-прежнему было неловко вместе, несмотря на то, что оба пришли к мнению о взаимности чувств. Ньют часто краснел, даже когда целовал ее в щеку, и Тина не могла похвастаться иной реакцией. Эта чудесная магия наполняла и залечивала всю боль. И самое главное, они постепенно открывались друг другу, рассказывая о прошлом Ньют отмечал, что именно матушка привила ему любовь к заботе об различной живности, а Тина об их с Куинни непростом детстве. — Знаешь, в школе у меня было мало друзей, наверное, все считали меня чопорной из-за моей практичности... — невзначай обмолвилась Тина, когда они устроились в гостиной. Ньют включил патефон, а Тина сидела в кресле с книгой в руках. — У меня тоже не все было так гладко в школе, меня считали странным, а моим единственным другом была Лета, — хмыкнув, отметил Ньют, потом вдруг что-то загорелось в его ласковых карих глазах. — Твоё увлечение фантастическими тварями совсем другое, Ньют, — говорила Тина, отложив в сторону книгу. — А вот я сейчас думаю, что мне, наверное, следовало все-таки слушать голос сердца, может тогда я бы уберегла Куинни, ведь я не воспринимала так серьезно все то, что она мне говорила... Верила лишь в здравый смысл. Мне нравился Якоб, но я не хотела принимать глубину ее чувства. Куинни была всегда немного ветрена, она готова любить весь мир и я... Я была такая глупая, говоря ей все... Так и на работе, все спешила, хотела кому-то доказать... — Знаешь, когда я покидал Хогвартс, Дамблдор сказал мне, что в нашем мире люди не всегда будут на моей стороне, у каждого свои взгляды, предубеждения, но если ты знаешь, что дело того стоит, то не стоит смотреть на других, — задумчиво произнес Ньют, подойдя ближе. Тина почувствовала, как по губам расползается улыбка. Однако на душе стало как-то неспокойно после того, как речь зашла о профессоре из Хогвартса. Безусловно, Тина знала, какую роль Дамблдор сыграл в школьной жизни Ньюта, но она по-прежнему не доверяла ему. Хоть Ньют и хорошо отзывался о нем, говоря, что он хороший человек, Тину что-то настораживало: уж очень туманно было его прошлое, а все слухи, кружившие вокруг него, да и к тому же небезупречная репутация не позволяли относиться к нему без предубеждения. Возможно, нужно время, но пока Тина не готова была поверить в то, что Дамблдор в один миг решит все их проблемы. Ему для начала не мешало бы разобраться бы со своими... — И он прав в чем-то. Твоя практичность сделала из тебя прекрасного аврора. И не правда, что тобой руководит только голос разума… Ты не раз доказала свою неравнодушность к людям... Ты... Ты так хотела помочь Криденсу, и мы уберегли его, ты хотела лучшего для Куинни, но у вас разные взгляды. Так бывает, но я верю, что твоя сестра найдет выход, а мы ей поможем, — продолжил Ньюи, — ты невероятная Тина и... Я люблю тебя, — он собирался сказать что-то еще, но Тина опередила его, поцеловав в губы. — Я тебя тоже люблю, — добавила она, уткнувшись в жилетку. — И спасибо за все... Ньют лишь крепче прижал ее к себе и поцеловал в лоб. И чем дольше они проводили время вместе, тем сильнее Тине не хотелось возвращаться в Нью-Йорк, ведь там без Ньюта все было бы невыносимо пусто в их с Куинни старой квартире. Тине нравилось помогать Ньюту с живностью, слушать его рассказы, она даже старалась научиться готовить. Один раз девушка решилась сделать сюрприз: приготовить яичницу на завтрак, но из-за небольшой оказии блюдо слегка подгорело. Тина смущенно отвела тогда взгляд, а Ньют лишь улыбнулся. — Все не так плохо, Тина. По крайней мере, выглядит довольно аппетитно. Ну, ты чего? — Такими темпами я тебя отравлю! Даже яичница у меня не вышла, — чересчур пессимистично отозвалась девушка, пытаясь сдуть прядь волос с носа. Кулинария всегда давалась ей тяжело, несмотря на то, что ее сестра умела готовить различные шедевры. — А давай вместе будем учиться?... — вдруг произнёс Скамандер, и Тина рассмеялась. Ньют по-прежнему не переставал удивлять её своими поступками. Однако, заметив, что её спонтанный смех слегка смутил его, Тина поспешно приблизилась к нему и, потеревшись носом об его щеку, произнесла: — Это отличная идея, Ньют. И сейчас, щуря глаза от солнца, Тина вдруг осознала, что все то, что ей казалось таким чуждым и новым стало таким невыносимо родным и близким. Именно в этот момент Ньют проснулся. Он слегка шевельнулся, а потом его теплая ладонь накрыла её руку. Он, чуть зевнув, взглянул на Тину, заметив, что та уже проснулась, он улыбнулся. — Доброе утро, — немного сонным голосом отозвался он, приподнимаясь. — Доброе, — ответила Тина и слегка сжала его руку. Несмотря на тяжелые времена, она была несказанно рада всему тому удивительному фейерверку, сотканному из необычайной нежности, что внес в её жизнь этот удивительный магозоолог. В очередной раз придя к этой мысли, девушка слегка потянулась, надеясь, что столь чудесное утро продлиться как можно дольше.