шёпот листьев на ветру

Нас всегда тянуло друг к другу, всегда хотелось быть вместе. Вот она, проверка: это сильнее, чем преданность, восхищение, страсть. Если тебе все время нужно, чтобы человек был рядом, это и есть любовь. А.Мёрдок «Море, море»

Винде Розье в Нурменгарде — вечно холодном пристанище дерзких ветров, хрустящих под ногами хлопьев снега и алых, словно пропитанных каплями крови, закатов — нравилось куда больше, нежели в родном теплом Париже, где каждый, знакомый с детства, уголок нес особую, некому кроме неё недоступную, магию воспоминаний. Вечная эстетика вековых сооружений, запах свежесрезанных роз и отголоски перезвона колокол Нотр-Дама остались запрятанными где-то далеко-далеко, за семью замками, ключ от которых Розье давно поспешила выкинуть на дно глубокого озера. Она, кажется, уже успела позабыть ту безмятежную вереницу дней, похожих друг на друга, подобно двум каплям воды. Светские приемы, скучные обсуждения сплетен, ласковые улыбки матери при разговоре о её обязанностях и грядущем одобрении отца на скорый брак во имя поддержания высокого статуса благороднейшего и древнейшего рода Розье. Никто тогда даже помыслить не мог о том, что Винда — гордость семьи с безупречной репутацией любящей дочери и блестящей студентки Шармбатона — с легкостью променяет с детства взращенные, подобно зернам пшеницы, идеалы, верность и преданность семье на желание показать себя и достичь куда больших высот. Когда в её жизнь бушующим потоком влетел Геллерт Гриндевальд, она и представить не могла о том, что одним только словом этот — практически некому неизвестный в здешних краях — волшебник сможет так всколыхнуть толпу аристократов. Его дерзкие и смелые речи, словно пробудили Париж от дремы, заставили погрузиться в долгожданное движение и впервые задуматься о более существенных вещах, о переменах, что так нужны не только французам, но и всем волшебникам в мире. Своими острыми словами этот юный маг смог вызвать столько негодования у снобистской элиты, но в Винде, в её остывшей душе, наоборот, разжег сильный огонь, который уже невозможно было погасить никому, даже самым близким ей людям. Побег не заставил себя ждать, конечно, ещё в самом начале Розье не могла так спокойно свыкнуться с тем, что оставила своим родным всего лишь коротенькое послание, в котором она удосужилась упомянуть лишь о том, что родителям не стоит терзать свою душу никчёмными волнениями. Наверное, ей все же стоило поговорить с ними с глазу на глаз. Однако время поджимало, да и как выяснилось потом, для Винды столь скорый разрыв с семьей стал не только проверкой, но и уроком. Гриндевальд смотрел на неё, немного рассеянно приподняв уголок губ, в тот момент, когда они и ещё несколько его последователей покидали Париж. — Сомневаетесь в своем выборе, Винда? — он всегда обращался к ней исключительно по имени, нарочно слегка растягивая гласные, будто надеясь перенять её французский акцент. Но Винда не отвела взгляд в сторону, а, наоборот, сдержанно улыбнулась, стоя с идеально прямой спиной. — О каких сомнениях может идти речь, месье Гриндевальд, когда я стою возле вас, — тон Винды звучал немного резче обычного, она долго всматривалась в черты лица Гриндевальда, словно пытаясь понять, узнать что-то больше. Необычные глаза, наделенные гетерохромией, поблескивали адскими всполохами при свете луны. Геллерт качнул головой в ответ: — Ваша правда, — протянул он, лукаво и мимолетно улыбаясь. Улыбка, как уже успела понять Винда, отнюдь не частый спутник Геллерта Гриндевальда и за ней кроется что-то поистине коварное и непредсказуемое. Но в её душе абсолютно не наблюдалось ростков страха, она выдержала этот пристальный взгляд чересчур легко, с гордо поднятой головой. Геллерт Гриндевальд требовательный, не допускающий ошибок. Когда в кого-то летело очередное непростительное заклятье, Розье вновь поражалась тому, как Гриндевальду легко давалась магия. Этот невероятный всплеск, полный такой нескончаемой силы, завораживал своим великолепием. Кого-то бросало в дрожь при виде мук несчастного Сорреля, но только не Винду. За промахи всегда приходилось платить самую высокую цену. Она знала это не понаслышке, но что-то неведомое до сих пор берегло её от провалов. Поручения Геллерта порою давались нелегко, но все же Розье готова была приложить все усилия, чтобы исполнить то, что от неё требовалось. Если нужно выведать ценные сведения у аврора, который случайно оказался в неподходящем месте, в неподходящее время, она, очаровательно улыбаясь, обводит его вокруг пальца своим обаянием, выведывая все, что только пожелает Гриндевальд. Если нужно получше приглядеться к новому приспешнику, то Геллерт непременно обращается к ней. — Я хочу, чтобы ты, Винда, помогла нашему гостю постичь истину, — говорил Геллерт, медленно пуская клубы думы из кальяна. Причудливой формы фигуры, иногда напоминающие дирижабли и кораблики, ловко проскальзывали в открытое окно. Гриндевальда, кажется, холодный ветер совсем не волновал. Облокотившись руками об подоконник, мужчина задумчиво всматривался вдаль, мышцы его крепкой спины сковало некое напряжение. «Последствия недавней травмы?», — неожиданно проскользнуло в мыслях Винды, а ведь правда на днях Геллерт устроил дуэль — забавы ради — с одним из бывших однокурсников, Поляковым, настоящим специалистом в области боевых заклинаний, но и это не смогло спасти его от проигрыша. И отчего только волнение за господина Гриндевальда проскользнуло в её душу? — Как вы пожелаете, господин Гриндевальд, — отвечала Винда спустя небольшую паузу, готовясь покинуть его кабинет. Порою ей казалось, что Гриндевальду особую радость доставляли испытания, что он так тщательно подбирал для неё, ища брешь в доспехах преданности. Он давал ей новые указания, не скрывая своих мотивов, в столь необычном — пробирающемся под кожу — взгляде черти плясали свой провокационный танец. Но Винда не поддавалась. В ней по-прежнему не было ни страха, ни сожаления, ни огорчения. Она готова исполнить все, что он захочет. А все из-за того, что действительно верит в его цель, в «Общее благо», которое уже за столько лет стало для неё чем-то большим. Впрочем, как и сам Геллерт. Вот только Розье не хотелось в этом признаваться, не хотелось, чтобы он видел её слабости, ведь иначе их совместная игра приобрела бы несколько иные условия. Геллерт Гриндевальд неприступен, совсем как крепость. Ни для кого не секрет, что чужая душа потёмки, но загадка этого волшебника становилась со временем не такой уж неразрешимой. Иногда Винда думала, что у неё получилось найти ответы на вопросы, что, подобно коршунам, готовы исклевать её сильно бьющееся сердце при мыслях о нём. Гриндевальд опасен: одним взглядом способен лишить человека кислорода и вызвать дрожь. Винда становилась свидетельницей подобной реакции неоднократно: на собраниях, на допросах. Она чувствовала страх и раболепство людей, которые клялись ему в вечной преданности. Даже у непоколебимых авроров, бравых борцов, проскальзывала тень смерти во взгляде при одном лишь упоминании о Гриндевальде. Меры Министерства Магии всегда вызывали у Геллерта бурную реакцию: он громко хохотал и наколдовывал бокал вина, который цедил медленным глотками, сидя в кресле и закинув ногу на ногу. Винда слегка усмехалась, наблюдая за его действиями. Всем было известно, что Гриндевальд больше предпочитал коньяк. В такие моменты особой, никому недоступной кроме Винды, близости с ним, она была уверена в том, что за эти годы смогла узнать его настолько, насколько никому до неё раньше не удавалось. — Есть ещё то, что я должен знать, дорогая? — говорил он, поднимая бокал вверх, словно адресуя именно ей победный тост. Дорогая. Винда никогда не считала себя романтичной натурой, но одно это обращение из его уст, вызывало гулкий трепет в сердце. Абсолютно никому — кроме неё — не нужный трепет. — Нет, господин Гриндевальд, — отвечала она и на мгновение ей мерещилось, что в его взгляде проскользнуло нечто новое. — Тогда оставь меня, — но нет, всего лишь показалось. Винда выходила в коридор и старалась идти быстро, чтобы стук каблуков смог прогнать недопустимые желания из её и без того загруженной ворохом мыслей головы. Одни упрекали Геллерта Гриндевальда в бесчеловечности. Властолюбивый, насытившийся своей мощью, величайший темный волшебник всех времен, которого невозможно сломить. Другие же говорили, что он абсолютно не умеет любить. «Да и что, собственно, такое любовь? То, о чем в своих трагедиях писал Шекспир?», — горько усмехаясь, размышляла Розье долгими холодными вечерами. Однако Винда никогда не считала его монстром. Разве можно сломать старый порядок без жертв, одними лишь словами? Конечно же, нет. А любовь… У Гриндевальда из родных — насколько было известно — в живых была лишь тетка, живущая в богом забытой Годриковой Впадине. Как-то раз во время их пребывания в Мюнхене Геллерту пришло письмо именно от нее. Как старушка узнала их местонахождение, до сих пор оставалось загадкой, однако Гриндевальд лишь качал головой. — Батильда не так проста, как кажется, Винда, — произнес он, но письмо даже не распечатал, без малейших колебаний сжег в камине. Для Гриндевальда долгие годы существовала лишь одна его цель. Символ Даров Смерти порою навевал горечь и тормошил воспоминания об Альбусе Дамблдоре, человеке, который сейчас мог быть подле него. Винда отмечала этот факт каждый раз, когда Гриндевальд проклинал своего недосоратника, что предпочел скромную должность преподавателя в Хогвартсе и решил отгородиться от забот бренного мира. Возможно, если бы судьба распорядилась иначе, именно этот англичанин занял бы место Винды. И в этот самый миг, когда мысли Розье атаковали эти предположения, все внутри болезненно сжалось. Впервые в её душе проскользнуло опасение. Неужели когда-нибудь Геллерт найдет ей замену, передав её полномочия? Однако столь несущественные страхи не могли так прочно засесть в её сознании. Все-таки она ни разу не подводила его, ни на миг не заставила усомниться в преданности. — Ваше право принимать решение, но все же у меня этот человек не вызывает доверия, — произнесла Винда, когда они остались наедине. Гриндевальд скрестил руки за спиной, продолжая воздерживаться от комментариев. — Он так легко предал Министерство, будучи главой аврората, неужели вы думаете, что он будет верен вам, Геллерт? — Я не думаю, дорогая, — Гриндевальд улыбнулся, внезапно сократив расстояние, что разделяло их. — Я лишь хочу, чтобы он сыграл свою роль, а потом, если он даст хоть повод или оступится, мы избавимся от него. Гриндевальд и в дружбу особо не верил. В один из вечеров, когда Геллерту решил составить компанию Кэрроу, ему доставляло необычайное удовольствие высмеивать его суждения. — Дружба? Любезный, её не существует, — Гриндевальд хаотично передвигался по комнате, остановившись возле Винды, что заваривала чай чересчур сосредоточено. — Существует выгода, взаимное сотрудничество, но не искренняя привязанность двух людей. Разве вы бы, например, стали общаться с маглом, узнав о том, какой у него богатый внутренний мир? — Ну, что вы… Герр Гриндевальд, я… — Гриндевальд усмехнулся, самодовольно проведя рукой по волосам. Опустившись в кресло напротив Винды, он адресовал соратнице свою мимолетную улыбку, на мгновение почти очарованно взглянув на неё. Но Винда, слишком привыкшая к роли верной последовательницы и заместителя, уже давно не тешила себя ложными надеждами. «Лед обжигает больнее огня». Фраза, которую Геллерт так любил повторять специально для неё в те моменты, когда она, наверное, все же позволяла себе много лишнего. Когда чересчур заботливо обрабатывала его раны, наслаждаясь тем, что Гриндевальд только ей разрешал видеть себя таким: уставшим, измотанным, но все равно с невероятной силой во взгляде. — Я сведу шрам, если позволите, Геллерт, — говорила Винда, оперевшись руками о его плечо. Гриндевальд кивал и как-то рассеяно вскидывал брови вверх, явно готовясь сказать что-то. — И все же думаю, лучше бы Мейс осмотрел вас, — ей так трудно было представить себя в таком образе. Сейчас она и впрямь напоминала скорее любящую его женщину, нежели последовательницу. А раньше даже помыслить не могла о том, что будет так опасаться за жизнь какого-то мужчины… — Ты невыносима, Винда, — усмехнулся Гриндевальд, слегка поворчав, а потом все же согласился принять колдомедика. Надеяться на взаимные чувства с его стороны было слишком наивно. Неужели она поддалась сентиментальности, насытившись тем вниманием, которое Геллерт адресовал ей одной во время их совместных бесед, обычных прогулок в лесу? Винда привыкла быть рядом: всегда поможет, поддержит, дополнит план. Она знала каждый его жест, могла понять с полуслова его скрытые мотивы, но все же Гриндевальд порою сильно удивлял её. Говорили, что весь мир захватила его бессердечность, но в отношении к ней у него бывало проскальзывало что-то невыносимо чуткое. — Ты сама не своя сегодня, Винда, — отчеканил Гриндевальд, когда они покинули главный зал. — Вовсе нет, вам показалось, — ответила Винда, стараясь отогнать мысли об отце, однако получалось плохо. После недавнего происшествия в Париже и многочисленных жертв, она опасалась за его жизнь, несмотря на давно разорванные связи с семьей. — Я же вижу, ты мыслями непривычно далеко, даже слова мне не сказала про план, — сделав небольшую паузу, мужчина продолжил, слегка накрыв её плечо своей ладонью. — А ведь раньше тебя не устраивало моё решение, не отрицай. — Меня тронула ваша забота, — при последнем слове Гриндевальд усмехнулся. — Однако все в порядке. К удивлению Винды, Гриндевальд не успокоился и не оставил столь бессмысленную затею. Она привыкла к тому, что иногда он вызывал её к себе в столь поздний час. Но то, что он лично решил нанести ей визит, стало огромной неожиданностью. Признаться, Винда готовилась ко сну, поэтому успела избавить волосы от прически и сменить синеватое платье на изумрудный, довольно простенький халат в тот момент, когда послышался настойчивый стук в дверь. — Господин Гриндевальд?.. Дверь захлопнулась также быстро, как и открылась. Гриндевальд по-хозяйски вошел в её комнату и довольно долго всматривался в лицо Винды, не проронив ни слова. — Геллерт, что произошло? — Винда стояла напротив него, скрестив руки на груди, как вдруг он внезапно наклонился и почти у самого её уха прошептал. — С твоим отцом все в порядке, можешь не переживать почем зря. — Спасибо, — выдохнула она, обжигая его скулу своим горячим дыханием. А потом его ловкие пальцы неожиданно, чуть дразня, пробежались по нескольким локонам и он поспешил удалиться. Винда разбиралась в политике, о которой они с Гриндевальдом так часто любили говорить, иногда сводя беседу в довольно философское русло. Они столько всего обсуждали, взаимно открывая новые грани друг друга, но несмотря на это, ночное происшествие с Геллертом не поддавалась никакому объяснению. С чего вдруг он решил проявить участие? В конце концов, выпивая утренний кофе, Винда пришла к выводу, что его поступок вызван лишь нежеланием тормозить общее дело. Но посеянные в душе противоречия не спешили так легко исчезать. Поцелуй дурманящий, чужие губы, подобно аспиду, впиваются в её собственные, напрочь стирая яркую помаду. Геллерт прижимал её к себе слишком близко, их обоих накрывал шлейф её духов. Во взгляде мужчины плескалось что-то непривычно нежное, а прикосновение к губам, совместные ласки, такие трепетные. Винде впервые казалось, что она видит сон наяву. Такой слишком красочный и теплый для такого холодного места, как Нурменгард, сон. Вся обида, глупая ревность к глупышке Куинни улетучились, уступая место желанию. Белоснежные хлопковые простыни шуршали, когда Геллерт, подхвативший Винду на руки, опустил её на них так бережно, принимаясь окончательно расправится со шнуровкой платья. Чертыхаясь, немного ворча из-за всех этих узлов, он наконец довольно ухмыльнулся, когда изумрудная ткань полетела вниз вслед за его рубашкой. Винда сумела достать со дна его души взаимную преданность, смогла очаровать своей красотой, отголосками не частого смеха. И сейчас прикосновения к ней казались такими сладкими, совсем как мед. Будораживающими кожу. А волнистые смоляные кудри, что хаотично рассыпались по подушке, так заблестели в свете луны. «Черный ведь блестеть не может», — почти сонно думал Геллерт, рассеяно проводя ладонью по обнаженной спине Винды. Сейчас такая хрупкая и совсем беззащитная, нашедшая пристанище на его плече, Винда казалась ему чем-то нереальным. Она единственная смогла вызвать приступ нежности в его душе. Его пальцы ласково поглаживали черные локоны. А сам он мыслями находился где-то далеко-далеко, позволив себе хотя бы на миг внезапно позабыть про Общее Благо. Ночь прекрасна, но и она не могла сравниться со спящей под его боком волшебницей. — Я люблю тебя, — прошептал Геллерт ей куда-то в область макушки, собираясь наконец закрыть глаза и немого вздремнуть.