Always and forever

      Кэролайн проснулась от того, что ей не хватало воздуха. Тяжелая рука Ника лежала слишком близко к ее шее, прямо над легкими, мешая ей делать полные вздохи. Иногда – очень-очень редко – она скучала по тем дням, когда кровать принадлежала только ей одной, и она могла широко раскинуть руки или проснуться под утро поперек матраца, не заметив своих действий. С Ником так не получалось, он уверенно контролировал большую часть пространства и все чаще использовал Кэролайн вместо плюшевого мистера Сна. Кэролайн же всегда просыпалась, стоило ей случайно наткнуться на Ника во время сна.        Как бы то ни было, Кэролайн было трудно дышать. Она аккуратно – насколько хватало ее утренней грации – подняла его руку со своей груди и вылезла из кровати. Замерла, ожидая, что Ник проснется и начнет, по обыкновению, ворчать, будучи невообразимой совой, но после нескольких секунд тишины облегченно вздохнула.        Кэролайн тихо рассмеялась над своей собственной реакцией.        Вряд ли она когда-нибудь станет супершпионом, как мечтала когда-то давно в детстве. Надо уточнить, что Кэролайн выбрала эту профессию в качестве своего фаворита с конкретной целью – она хотела знать все обо всех. Это была глупая мечта, особенно на фоне того, что в то время Кэролайн воспринимала выражение «скелеты в шкафу» буквально.        Пол был ледяным, но Кэролайн оставила тапочки в комнате и не желала возвращаться. Она чувствовала, как холод поднимается от ее пальцев вверх к коленям, животу и рукам, и хотела отряхнуться от него, но у нее не получалось.        Огромное поместье Майклсонов всегда было таким тихими темными ночами. Мрачным. Холодным. Неприветливым. Холодные полы, несмотря на тяжелые, толстые ковры; бледные тени, раскачивающиеся по коридорам как грозные призраки; пустые залы, не наполненные дневными светом и голосами. Кэролайн не знала, почему они все еще жили здесь если честно. Это было место тяжелых воспоминаний, и иногда, - очень редко - Кэролайн казалось, что она была свидетелем всего этого, как когда она смотрела на ужасную бордовую гостиную или на настоящие темницы в подвале.        В то же время, эта семья никогда не видела другого дома, и это место видело, как они справлялись со многими трудностями в их истории. Не только поражения и печали, но и победы и радости тоже. Может быть, это был своего рода трофей или напоминание того, что они действительно могут преодолевать даже самые сложенные препятствия на пути.        Кэролайн нравилось думать об этом с этой точки зрения.        Впрочем, только до тех пор, пока она не сделала очередной шаг и не вздрогнула от холода. Ее пальцы были ледяными и уже едва слушались ее. Пол с подогревом был бы великолепным дополнением к этому «трофейному» месту.        Кэролайн прошлась мимо одной из гостиных, и ее взгляд зацепился – впервые за долгое время – за слой пыли на полках. Она нахмурилась, думая о том, как давно они проводили влажную уборку в последний раз.        …какое это было число?        Все было слишком напряженным в последние дни. Кэролайн чувствовала это каждой клеточкой тела, и она вольно или невольно заражалась этим диким чувством пассивного отчаяния. Или раздражения. Или разочарования. Было трудно подобрать правильное название, но все, что она чувствовала в последнее время было тишиной и странным смирением.        Ей казалось, что им всем нужно немного времени, чтобы пережить это. Не только визит Эстер. Целый калейдоскоп событий, произошедших до этого, как будто обрушился на них, когда все уже было закончено и когда уже не требовалось прикладывать максимум усилий для разрешения проблемы. Как будто Кэролайн только теперь осознавала по-настоящему, как близка она была к смерти в той аварии, или в какой опасности был Коул все это время, или ужас, стоящий за «я боялся, что она заберет меня тоже» Никлауса. Это все было кошмарным сном, его просто нужно пережить.        Но Кэролайн смотрела на смятое одеяло на диване, на разбросанные кругом подушки, на неровную стопку старых журналов, на грязные тарелки на низком столике, на включенный даже после ночи телевизор, на множество мелких, неровных, колючих неправильных вещей и их положений в комнате. Она закусила нижнюю губу почти до боли.        Это что, было место, в котором она жила?        Кэролайн не помнила такого печального вида даже в своей старой съемной квартире, в которой не было ремонта, хорошей мебели или лишних полок. В которой большую часть года даже не было горячей воды. Прямо сейчас в ее голове даже тот вид казался более приемлемым.        Кэролайн выключила телевизор и услышала шум собственного дыхания. Пыль медленно оседала под тусклым светом уличных фонарей. Где-то далеко неровно тикали часы, раздражая слух.        Это место было таким грязным. Жалких дней было достаточно, чтобы превратить месяцы ее точных и тяжелых уборок в это.        Кэролайн раздраженно откинула прядь волос за спину, боясь вспомнить, что творилось в их с Ником комнате. Она протянула руку, и стопка журналов разлетелась по полу от неосторожного прикосновения к шаткой конструкции. Глянцевые и бумажные страницы противно шелестели при падении. Когда-то Кэролайн нравился шелест страниц, но не в этот самый момент.        Кэролайн была бы зла на ситуацию, если бы не знала, что это злость на саму себя.        Лиз Форбс сутками пропадала на работе, как в дневные, так и в ночные смены. Она ловила преступников, но по большей части просто воевала с горой документации, которая никогда не уменьшалась на ее рабочем столе. Она уходила на работу со свежими прической и макияжем, полная сил и уверенности, а возвращалась с синяками под глазами, растрепанная и раздраженная. Это не значит, что у нее хоть раз не хватило времени на уборку или на длинную историю о приключениях ее непоседливой дочери. В их доме всегда было чисто и пахло вкусной едой. Маленькая Кэролайн стремилась помогать маме так, как у нее хватало сил и умений, и ее ужасно раздражали моменты, когда Лиз приходилось доделывать какую-то работу или вовсе переделывать самостоятельно. Она хотела, чтобы все было идеально, потому что только так Лиз могла посвятить дочери абсолютно все свое внимание.        Ни тогда, ни много лет спустя Кэролайн не могла вспомнить, чтобы место, в котором она жила, превращалось в клоповник.        Кроме этого момента.        И, о боже, это так сильно ее раздражало. У нее чесались руки, и рябило в глазах от беспорядка, не имеющего ничего общего с дизайнерской небрежностью. И это было пятно от кофе на пледе, которое приводило ее в бешенство.        Кэролайн вдруг разом проснулась, и последние остатки усталости после плохой ночи и еще более плохой недели вдруг испарились.        «Посмотри, во что я превратилась, мама», - подумала она с раздражением. Мама высмеяла бы ее, не задумываясь. У Лиз Форбс было темное чувство юмора, обусловленное профессией, и она никогда не стеснялась использовать его на дочери. А Кэролайн как никогда не хватало встряски.        Кэролайн подумала: «какого черта». Не вопрос и не восклицание – сухая констатация.        Где были Ник и Элайджа все это время? Им что, нравилось жить в свинарнике? Почему они ничего не сделали и не сказали? Здесь жили дети, черт возьми. Домашние модели поведения сохранялись в подавляющем большинстве случаев, а она ни в коем случае не хотела подавать Ребекке и Хенрику пример неряшества.        Где была Кэтрин? Кэролайн вспомнила недовольное лицо Кэтрин, обращенное на медленно растущую гору грязи на полках. (Иногда Кэролайн казалось, что Кэтрин могла бы захватить мир однажды, если бы захотела).        Кэролайн помянула про себя все недостатки Элайджи, Кэтри и Никлауса. Чертовы идиоты не могли открыть рот, когда это было действительно нужно. Да, это была вина Кэролайн, – это что, крошки под ковром?! – но, правда, ей тоже были простительны перерывы и невнимательность. Разве семья не нужна была для того, чтобы вовремя ткнуть тебя носом в то, что ты делаешь – или не делаешь – херню?        Пол все еще был ледяным, а на Кэролайн были только короткие шорты и майка, но гнев – на себя и на всех вокруг разом – разгорался где-то глубоко под ребрами и немного согревал ее.        Она дошла до кладовой и дернула на себя дверь слишком сильно, даже не заметив этого.        Она собиралась вычистить чертов бардак за своей спиной или она не Кэролайн Форбс.        Не сказать, что Кэтрин удивлялась перепадам настроения Кэролайн (она знала, что была совсем не тем человеком, который должен судить чью-то эмоциональность, не стоит напоминаний). Иногда Кэролайн ненавидела цвета, которые любила минуту назад, иногда безделушки на полках, которые она выслеживала неделями, вдруг теряли для нее лоск и блеск, иногда она вдруг любила шоколадное мороженое вместо клубничного и так далее, и так далее. У Кэтрин в памяти было много подобных моментов (некоторые ее собственные моменты смешивались с моментами Кэролайн), о которых можно было бы снять хороший трехчасовой фильм. Они были девочками, у них были девчачьи проблемы и «хотелки», девчачьи странности и девчачье же к ним отношение - они любили все это. Если Ребекка чему и научилась от Кэтрин и Кэролайн, так это тому, что несочетающиеся цвета заслуживают как минимум раздражения, а как максимум - истеричного «нечего надеть!». Так что Кэтрин была весьма толерантна в этом вопросе.        Другое дело, что она совсем не ожидала найти блондинку в восемь утра (непозволительная рань) в гостиной с растрепанным пучком и тряпкой, повязанной на манер ведьмы, на голове, с тряпками и чистящими средствами в зубах и с выражением лица, в котором говорилось лишь о ненависти к миру. Кэролайн натирала стекло с такой силой, что казалось, будто она хочет провалиться по ту сторону, как пресловутая Алиса.        Кэролайн определенно заканчивала не первый час уборки. Дело было даже не в том, что блондинка всегда натирала стекла в последнюю очередь, чтобы на них как можно дольше не садилась пыль, сколько в том, что гостиную было не узнать: чистые полы, полки без пыли, сложенные по линейке журналы и фигурки с книгами на полках в том дизайнерском беспорядке, который был присущ вкусу Кэролайн, никаких крошек, грязных кружек и тарелок на, перед и за телевизором, по линейке расставленные думки, полная корзина белья в углу, из которого едва не вываливался плед с пятном от кофе или чая. Совсем не то, что Кэтрин видела несколько дней подряд.        Не то, чтобы Кэтрин нравилось так жить, но Кэтрин едва успевала готовить, пополнять аптечку и изредка тормошить детей, чтобы не видеть их в состоянии, близком к депрессии. Она думала: «сегодня нужно протереть пыль» или «вечером точно постираю белье», а потом часами пыталась разобраться в школьных предметах, в которых ничего не понимала, тратила полвечера жизни на то, чтобы скинуть апатичного Коула с дивана, бесконечно выносила мусор, состоящий из пакетиков из-под вредной еды, газировки и прочей фигни, вредной для фигуры, и просто прыгала тут и там, пытаясь привлечь внимание с чувством, будто кричит в пустоту.        Оказалось, что в одиночку невероятно трудно уследить за большим домом (она с ностальгией вспоминала свою маленькую съемную квартирку), особенно когда Майклсоны уволили прислугу в приступе паники и блондинка, всегда гнавшая ее вперед на амбразуры беспорядка, внезапно стала апатичнее всех остальных. (Кэтрин планировала грандиозный бунт тогда, когда все это закончится). На поливку одних цветов уходили дни.        Кэтрин заметила наушники в ушах Кэролайн и то, как она изредка проводила тыльной стороной ладони под глазами так, что ее можно было заподозрить в слезах.        Кэтрин растрепала волосы, думая, что блондинка очнулась очень уж невовремя. Теперь либо Кэтрин должна была заранее признаться в своей маленькой афере, либо Кэролайн впадет в свою блондинистую истерику, а Кэтрин этого не хотела.        - Йо, блонди, - сказала Кэтрин, неловко взмахнув рукой.        Кэролайн не ответила. Кэтрин почувствовала, как горячее раздражение скапливается под ее ребрами, сделала несколько злых вздохов и с усилием опустила руку.        Потом Кэтрин подошла ближе за два или три шага, дернула один из наушников так, что Кэролайн едва не убила ее, взмахнув своими волосами и рявкнула прямо в испуганные голубые глаза:        - Я пригласила Кая Паркера на ужин сегодня!        Кэролайн моргнула раз, другой, все с тем же глупым испуганным выражением, потом ее красные глаза вдруг приняли большую осознанность, и без того тонкие губы сжались в напряженную линию, и она едва пошевелила губами, с трудом выдохнув:        - Что?        Кэтрин сглотнула, улыбнулась, как ей казалось, весьма бледно и неубедительно.        - Я пригласила на ужин Кая Паркера? - уже не так уверенно пробормотала она то ли утверждение, то ли вопрос.        - В этот свинарник?! - спросила Кэролайн, поднимая плечи и опуская голову достаточно, чтобы казаться угрожающей даже с ее низким ростом и внешностью абсолютно пластмассовой барби.        - В свою защиту, я хотела устроить психологическую встряску, ее рекомендуют в литературе и на...        - Ты пригласила человека, спасшего нам жизнь, в свинарник имени Майклсонов, потому что прочитала умную книжку неизвестного авторишки по психологии? - все так же тихо уточнила Кэролайн, перебив ее.        - ...Да?        Кэролайн понимающе кивнула, отвернулась, чтобы положить чистящее средство на тумбу, потом порылась в тряпках, выбрав какую-то из них по ей одной известным критериям.        - Ты еще здесь? - спросила она, оборачиваясь.        - Да?        Кэрлайн раскрутила тряпку в руках.        - Беги, Кэтрин, - серьезно сказала она, глядя Кэтрин прямо в глаза.        Кэтрин сорвалась с места.        Они разбили вазу, которую обе ненавидели, горшок с цветком, который высыхал на подоконнике и портил общую обстановку, несколько стульев в алой гостиной и испортили картину там же. Кэтрин поскользнулась на кафеле в столовой, не заметив, как разбила в кровь коленку, а Кэролайн, сама не зная где, ударилась рукой так, что синяк едва ли не обхватывал все ее предплечье одним сплошным рукавом.        И пока Кэролайн вырывалась и пиналась в руках растрепанного Никлауса, выбежавшего в коридор в одних пижамных штанах, протягивая к Кэтрин свои (да и совсем не страшные) наманикюренные пальчики, Кэтрин тяжело дышала в спину Элайджи, за которым она не пряталась, сцепив руки на его животе.        - Кэролайн, ты что, с ума сошла? - кричал Никлаус, пытаясь удержать руки Кэролайн в захвате.        - Да! - невозмутимо ответила блондинка, - мне очень пригодится справка из психушки в суде...        - Поддерживаю! - Кэтрин подняла руку, неосторожно ударив Элайджу по лицу.        - Держи руки при себе, Кэтрин, - сказал Элайджа, потирая подбородок. - Что ты опять сделала?        - Да почему сразу я? - возмутилась Кэтрин. Элайджа кинул на нее косой взгляд из-за плеча. - Ну ладно, может быть и я. Но я только немножко. И вообще это все вы виноваты со своим дерьмо-настроением. Не к психологу же вас вести, оттуда недолго всем вместе в смирительных рубашка выйти, - она махнула рукой в сторону все еще сражающихся Кэролайн и Никлауса.        - Кэтрин.        - У нас будет гость. Очень милый мальчик, даже пиццей со мной хотел поделиться и ни разу не спросил, не идиотка ли я. Прелесть, а не пацан. На досуге спасает красивых девушек из взрывоопасных машин.        - Кэтрин.        - Кай Паркер, помнишь такого?        - Что значит «хотел поделиться пиццей»?        Кэролайн и Никлаус замерли, уставившись на них. Кэтрин почувствовала, как мышцы Элайджи обманчиво расслабились под ее руками. Она медленно убрала руки, потом сделала два или три неуверенных шага назад, прежде чем сорваться и снова побежать.        «Займусь профессиональным бегом, - подумала она, перепрыгивая через ступеньки, слыша, как Элайджа кричит на нее и как все трое ее оппонентов громко топают позади, - и никто меня уже точно не догонит. И будет мне счастье».        Они долго бегали по дому, сбивая мебель, падали, поднимались, бежали дальше, прыгали по ступенькам, катались на перилах, разбудили детей и Коула. Кэролайн едва не поймала ее на одном повороте, на котором она оказалась бог знает как, потому что Кэтрин точно видела, что она была этажом ниже в этот момент, и Никлаус отвлекся от нее, чтобы поймать Кэролайн, едва не ударившуюся носом об пол при сложном маневре на кафеле. Элайджа почти ловил Кэтрин дважды, и если бы не статуэтка совы, которую Кэтрин кинула в него во второй раз, или если бы ей не удался маневр диванами в первый, он бы определенно преуспел в этом. Коул, предатель, и поймал ее, выходя из комнаты. Они столкнулись лицом к лицу, и Коул успел схватить Кэтрин до того, как она ударилась об угол или полетела вниз по лестнице.        - Не отпускай ее! - крикнул Элайджа из-за угла. Она так растерялась, что даже не задумалась подкупить или ударить Коула, а только с ужасом наблюдала за приближением своего псевдо-муженька с бешено стучащим сердцем в самом горле и перехватившим голосовые связки дыханием. Коул автоматически (Коул выглядел так, будто еще не проснулся в этот момент) прижал ее к себе крепче, и Кэтрин уже была готова заплакать, чтобы надавить на жалость, когда Элайджа остановился рядом с ними, резко согнулся, упираясь ладонями в колени, загнанно дыша, и Кэтрин заметила, что его плечи дрожат.        Кэтрин сначала сомкнула губы изо всей силы, потом хихикнула, а потом расхохоталась во весь голос. Тяжело прислонившись к стене, удерживая руками живот, смеялась в потолок Кэролайн, а напротив нее, сидя на корточках, мелко трясся Никлаус, зарывшись лицом в колени. Их смех был таким заразным, что даже Коул улыбался, удивленно глядя на них.        - Кто вы и что сделали с моей нормальной чопорной семьей? - спросил он, поочередно оглядывая их.        - Вы что, играете в догонялки? - спросил полностью одетый Хенрик с книгой в руках.        - Без нас?! - возмутилась Ребекка в пижаме и с растрепанными волосами.        Они вчетвером никак не могли остановить смех.        Его мама всегда ходила в гости с выпечкой. Не то, чтобы она хорошо пекла, но определенно наслаждалась процессом, и, так как Кай, его брат и сестры со временем просто отказывались есть то, что выходило из ее духовки, мама растаскивала свои кулинарные шедевры по подругам, соседям и всем тем несчастным, кто имел смелость пригласить ее в гости.        Кай не то, чтобы был все об этикете, правилах или вежливости. В свои двадцать у него было трое собутыльников, с которыми он не боялся пить до беспамятства, большой круг знакомых, но никаких друзей, особенно тех, кто приглашал бы его на ужин с семьей или просто вечерние посиделки. Он мог точно сказать, какой виски был хорошим соотношением цены и качества, а какой ром был дерьмом в смысле последствий, но ничего не знал о тортах, вида печенья, шоколаде и прочей чепухе, которую, наверное, следовало принести к столу семьи вроде Майклсонов, в которой, кроме прочих, были дети.        Поэтому Кай стоял в супермаркете, с сомнением осматривая ассортименты вкусностей, ужасался ценам, кривился от вида орехов на клубничной глазури. Потом он махнул рукой, схватил большой набор печенья, бутылку сухого полусладкого и даже пробивая покупку на кассе, старался не думать о том, какой же ерундой он страдает. Наверняка у Майклсонов были повара, которые высмеют Кая за его выбор и вообще за одну попытку принести что-то подобное в дом богачей.        Кай решил, что Кэтрин сама виновата, что позвала его. Он был одет в джинсы, белую футболку и пиджак в бесполезных попытках угнаться и за удобством, и за официальностью одновременно, постоянно дергал волосы, которые, кажется, уже становились грязными от этого действия.        Ничто не могло пойти хорошо в тот день, когда он ужинал у Майклсонов, он знал это с самого начала, еще до того, как Кэтрин (стоит ли ему называть ее миссис Майклсон перед ее мужем? Элайджа Майклсон был весьма страшен в день аварии и лаял приказы с видом, будто мир принадлежит ему; возможно, так и было) озвучила свое дурацкое предложение. Как будто он мог поверить, что Майклсоны были обычными людьми. Обычной была его семья, и даже его мама исполняла кучу непонятных ему ритуалов во время еды, и он был бы дураком, если бы верил, что Майклсоны будут хотя бы приблизительно такими же.        У Кая было преимущество сомнения, потому что он спас двух девчонок, с которых Майклсоны сдували пылинки, и тем не менее...        Он расстался с несколькими купюрами и едва дошел до машины. Коробка от печенья помялась, когда он закинул ее на заднее сиденье, и его взгляд, отраженный в зеркале заднего вида, был странным. Напуганным и смирившимся одновременно. Полностью, в общем, отражавшим его состояние.        - Я идиот, - пробормотал он отражению своих глаз, - чем я думал? Я вообще думал? Еще печенье это дурацкое... - он завел машину, - идиота кусок. Ладно додумался. Майклсоны наверняка обожают печенье, особенно такое дешевое. Они вообще знают слово «дешевое»?..        Он бормотал всю дорогу.        Когда Кай увидел дом, к которому его привел навигатор, он откинулся на спинку сиденья и несколько минут сидел, уговаривая себя. Уговор то складывался и был близок к обоюдному (его сознания и чувств) принятию, то, наоборот, не складывался и едва не приводил к его ссоре с самим собой. Кай с раздражением вспомнил те редкие посещения психолога в подростковом возрасте, на которые мама заставила его сходить пару раз.        Он несколько раз поправил воротник, достал печенье, закрыл машину, вспомнил, что забыл бутылку, достал ее, и неуверенными шагами дошел до двери. Постучал. Потом еще раз.        Он уже подумывал о том, чтобы поднять руку в третий раз, но больше, конечно, о том, чтобы спрятаться за удобно растущий кустарник прямо рядом с дверью и сделать вид, что его здесь никогда не было.        Дверь открыла улыбчивая блондинка с тугими кудряшками в платье светло-синего цвета. Ее лицо Каю было смутно знакомым.        - Вы, видимо, Кай Паркер, - сказала она, - а я Кэролайн Ф... - позади нее кто-то громко прокашлялся. Каю показалось даже, что не один человек. - Майклсон. Кэролайн Майклсон. Никак не привыкну к новой фамилии! - Прокричала она себе за спину. - Очень рада с Вами познакомиться, - она еще раз улыбнулась ему. Что ж, она была симпатичнее, чем он помнил. - Проходите.        Кай кивнул, сделал неуверенный шаг.        - Кэролайн, куда подевалось серебро? - голос был женским.        - Второй ящик снизу! - немедленно отозвалась Кэролайн. - Ник, - Кэролайн повернулась к мужчине, спускавшемуся со второго этажа, который закатывал рукава рубашки до локтей. - Где Ребекка и Хенрик? Они уже два часа назад должны были одеться.        - Считай, уже оделись, - невозмутимо ответил мужчина, развернувшись и начав подниматься, не прерывая своего занятия. Даже головы не поднял. Этот «Ник», видимо, был Никлаусом Майклсоном, и Кай изо всех сил пытался сделать вид, что его ничего не удивляет.        Кэролайн снова повернулась к нему со своей глянцевой улыбкой.        - А это Вам, - сказал Кай, передавая ей печенье и вино.        - О, такое мы еще не пробовали, спасибо! - несколько секунд она изучала этикетку печенья, прежде чем, видимо, вспомнила о нем. - Ой, точно. Идемте не кухню. Кэтрин с утра с сервировкой мучается.        Что ж, Кай может утешить себя тем, что блондинка была очень милой. И он уже встречался с Кэтрин раньше, так что, может быть, все будет не так плохо, как он себе нафантазировал.        Стол был сервирован по-королевски, но, к большому облегчению Кая, ложки и вилки были по одной у каждой тарелки, но белые скатерти, серебряные приборы, вазы с цветами и фарфоровая посуда все равно не добавляли уверенности.        - О, ты, наконец, вырвался из лап блондинки, - весело махнула рукой Кэтрин, заметив его.        - Кэтрин, - ровный тон Кэролайн мог быть как доброжелательным, так и злобным или удивленным.        - Да, да, - Кэтрин встряхнула волосами, - время подавать первое. Где все?        - Я только что Ника отправила, - ответила Кэролайн. - Ничего доверить нельзя.        - А ты садись давай, - велела Кэтрин. - Занимай место ближе к самому вкусному, пока никто не успел, потому что Майклсоны едят как стая львов.        - Спасибо, но я, видимо, где-то с краю лучше, поближе к двери, мало ли, - сказал Кай, отодвигая ближайший стул. Кэтрин рассмеялась.        Послышались голоса, потом топот, и Кай обернулся.        Там были высокий мужчина с идеальной прической и в идеальном костюме, «Ник» с закатанными рукавами, парень помладше в серой кофте с ярким принтом, мальчик, причесанный явно специально и непривычно. А еще девчонка. С белыми волосами и самыми яркими синими глазами, которые Кай когда-либо видел в жизни.        Потом девчонка проказливо ему улыбнулась, и Кай пожалел, что даже задумался о возможности прийти в этот чертов дом...        Кэролайн раздраженно откинула мешающуюся прядь волос с лица. За окном небольшого, но весьма приятного ресторанчика французского квартала, где она бывала не часто и только по работе, мелкий дождь уверенно превращался в ливень. Кэролайн забежала в ресторан как раз вовремя: в зале почти не осталось свободных столиков, а ей даже досталось место у большого французского окна, сквозь которое можно было наблюдать за расплывающимся под потоками воды городом.        Кэролайн улыбнулась официантке, заказала салат, горячий жасминовый чай и пирожное на десерт. Потом достала телефон, который не переставал вибрировать еще с того момента, как она прошла мимо цветочного магазина на соседней улице с ужасно банальным названием «Paris». Сообщений было больше ста в разных чатах. Кэролайн невольно улыбнулась.        На экране снова высветилось фото Кэтрин, сделанное украдкой, когда Кэтрин делала первую чашку утреннего кофе после долгой смены. Она тяжело вздохнула и ответила на звонок.        Официантка как раз принесла салат. Кэролайн умудрилась благодарно кивнуть девушке и при этом удержать на лице виноватое (и невольно веселое) выражение лица, которое должно было быть обращено к Кэтрин, находящейся в теплом доме, о котором Кэролайн могла только мечтать.        — Прости, Кэтрин, прости меня, — запричитала она. — Я бежала с работы, а тут этот дождь, испортил мою любимую блузку, и макияж, а у меня даже тушь не водостойкая…        - А я тебе говорила, блонди, что твой выбор приведет тебя к провалу. Надо слушать умных людей.        - Я обязательно исправлюсь.        - Не смеши мои отекшие ноги. Я слышу, когда люди лгут мне, а ты не умеешь.        - Умею я!        Кэролайн с удовольствием попробовала пирожное.        - Ты там ешь, - обвинила Кэтрин, и Кэролайн услышала шелест страниц. - Без меня. Теперь я тоже хочу есть, и это твоя вина.        - Я почти пятнадцать минут бежала под дождем, имею право, - Кэролайн вытерла губы салфеткой, и ей было все равно, что на нее смотрели люди с соседних столиков.        - Теперь я хочу то, что ты ешь, - заныла Кэтрин. - Мне все равно, что это, просто принеси мне как можно скорее.        - Я закажу тебе то же самое с собой, - пообещала она.        - Нет, я хочу именно это! Пусть мне завернут то, что сейчас перед тобой.        - Ладно, я обещаю, - Кэролайн хихикнула. Она знала, как непросто приходилась Элайдже, и если она могла хоть немного облегчить его жизнь и поднять настроение Кэтрин, то была готова сделать что угодно. Кэролайн с сожалением отодвинула тарелку с десертом. - Ты позвонила мне ради этого?        - Нет, у меня была какая-то веская причина... - Кэтрин протянула последнее слово, задумавшись. - А, вспомнила. Там Ник тебя искать поехал. Испереживался весь, чуть на стены лезть не стал, так что будь готова. Твой ручной дракон уже в пути.        Кэролайн расхохоталась, и Кэтрин тоже улыбалась, судя по голосу.        - Чувствую, меня ждут неприятности дома.        - Еще какие. Ладно, блонди, я свой долг родственника выполнила, предупреждение прозвучало. Удачных разборок, - и радостная Кэтрин, предвкушавшая, видимо, веселую ситуацию, бросила трубку.        - Вот гадина, - с чувством выругалась Кэролайн и еще раз откусила пирожное, в отместку. Потом, конечно, позвала официантку, попросив завернуть все с собой.        Дождь за окном все еще лил, хоть и не такой сильный. Кэролайн поднялась с места, засунула в сумку пакеты с едой, кинула на стол деньги и направилась к выходу. Она вышла из ресторана, завернула за угол и вышла на аллею, которая вела к дороге. Ник наверняка будет метаться по городу на машине в ее поисках. Она хотела немного облегчить ему задачу.        Дождь, как будто заметив ее, снова начал лить сильнее, и она уже с трудом видела вокруг и боялась даже представить, как выглядит.        — Девушка, постойте!        Она обернулась. Подул ветер, и Кэролайн откинула намокшие волосы за спину.        Он смотрел на нее сверху вниз, и черти, пляшущие в его глазах, привычно обещали для Кэролайн все беды мира.        — Вы, собственно, кто? — поинтересовалась она, пытаясь скрыть смех и дрожь от холода.        Он улыбнулся, демонстрируя самые милые на свете ямочки на щеках, которые так обожала Кэролайн. Кэролайн видела, как он проказливо усмехнулся.        — Я Ник. Хотите выйти за меня замуж?