I'm not a kid!

Майку никогда не нравилась зима – никаких вылазок за стены, бумажной работы в разы прибавляется, а из развлечений только карты, да бутылочка крепенького. Что, в принципе, казалось и неплохо, но со временем пьяная болтовня Гергера надоедает, так же, как и чувство ударившего в голову хмеля и режущий слух смех Хеннинга. Захариусу всё чаще хочется остаться наедине с собственными мыслями, а теперь и наедине с Армин. Он предпочитает часами разбирать бумаги, прерываясь на бокальчик вина и перекур. Открытое окно лишь повод накинуть на плечи Армин собственную куртку, вызывая мгновенный всплеск смущения, и скрытого от глаз Майка удовольствия. Затем ещё один час, сидя, склонившись над этим чёртовым письменным столом, лениво чиркая очередное письмо. Майк протяжно рычит, выражая недовольство, зевает и откидывается на спинку стула, потирая онемевшую шею. Армин, обеспокоено смотрит на него из-за толстой книги в кожаном переплёте, замирая в неудобном молчании. Он смиряет её мягким взглядом, будто убеждая, что всё в порядке и она может продолжать чтение, но девчонка откладывает книгу на кофейный столик и поднимается с дивана. Она закатывает рукава чуть помявшейся рубашки и заходит Майку за спину. - Вам стоит быть осторожнее во время тренировок, сэр, - сетует она, легонько прощупывает его шею, затем опускается ниже и, чуть приподнимая ворот футболки, с нажимом массирует напряжённые плечи майора. - Всенепременно, Арлерт-малыш, всенепременно, - блаженно выдыхает он, прикрывая глаза. Майк чуть шипит, выгнувшись в пояснице, и отводит голову в сторону, податливо подставляясь под её руки. Армин предсказуемо краснеет и майор улавливает знакомые нотки пряного возбуждения, оседающего на кончике его носа. Он расплывается в нахальной усмешке. - Скажи-ка малыш, что тебе известно о Соборе Санта-Мария-дель-Фьоре? – вдруг задаёт вопрос Захариус, благодарно промычав и запрокинув голову назад. - Согласно документам и выпискам из старых книг, это строение было одним из самых известных достопримечательностей современности…не нашей, конечно, он вряд ли уцелел. Но если верить книгам командора, он может существовать за стенами, - ответила Армин, пряча мечтательную улыбку за непослушными волосами, скрывающими её лицо. - Так-то посмотришь, у тебя с ним многое связано, - цыкнул Майк. - С командором? – вдруг вздрагивает она, замирая. - С Собором, - хмыкает в смешке Майк и открывает глаза. - С чего вы взяли? – смущается Армин, ослабляя нажим на плечи майора и массирует нежнее, едва ощутимо поглаживая выступающие мышцы. - Стала бы ты тогда с ним мой нос сравнивать? – сменяется на серьёзность Майк, пристально глядя на меняющуюся в лице Армин. - Не понимаю о чём вы, - сглатывает она, отстраняясь и возвращаясь к отложенной книге. Майор лениво размял шею, хрипло посмеиваясь и, встав из-за стола, открыл окно. Он ловко прикурил самокрутку, смачно затянувшись несколько раз, прежде чем заговорить снова. - Куртку мою набрось, замёрзнешь, - указал на спинку дивана Майк. Армин послушно укуталась в куртку, скрыв лицо за всё той же книгой. – Стихи у тебя, что надо, птенчик. Вот только многое непонятно. Эти соборы, греческие боги, глубины морей… - Захариус невольно скривился, затянувшись так глубоко, что на миг задержал дыхание, прежде выдохнуть вязкую струйку дыма. – Где ты этого понабралась, даже не хочу представлять. Узнай Эрвин, что у него книги таскаешь, ой, заругает. Это в лучшем случае, - он перевёл на неё взгляд. Армин всё так же делала вид, что продолжает чтение. Майк усмехнулся, затушив сигарету и, закрыв окно, лениво прошёлся по комнате и уселся рядом с Арлерт на диване. - Впервые за всё время, я говорю больше, чем ты, - хмыкнул он, аккуратно приподнимая книгу Армин и, завладев ею окончательно, отложил себе за спину. – Так что, дитё, поболтаем по душам или будешь и дальше отрицать очевидное? - Смотря, что вы посчитали очевидным, сэр, - продолжала отрицать Армин, глубже кутаясь в куртку майора, будто это могло защитить её от неудобного разговора. - Ты никогда не задавалась вопросом, куда делся твой блокнот? – вскинул бровь Майк, опираясь локтём на спинку дивана. Армин слегка побледнела. – Я всё намеревался его тебе отдать, но как-то не удавалось момент подгадать. К тому же, стихи у тебя и правда дивные, да и скетчи весьма занимательные, - он прокашлялся, сдерживая смех. – Ты, правда, настолько восхищена моими скулами? - Это унизительно, сэр, - выдохнула Арлерт, сбросив куртку и резко поднявшись. - Сядь, я ещё не закончил, - кивнул Майк. Вопреки чувству всепоглощающего стыда, Армин присаживается обратно и Захариус открыто улыбается. - Ещё никто и никогда не писал обо мне стихов, ровно, как и не сравнивал части моего тела с памятниками архитектуры. Это мило, малыш, очень мило, - улыбается Майк открыто, но Армин видит в этом насмешку. - Прошу, сэр, не нужно этого, - она проглатывает последние слова, едва сдерживая гнев и обиду. - Что тебя так задевает? – наклоняется чуть ближе Майк, вглядываясь в её хмурое личико. - Если вы знали, что этот блокнот хранит личную информацию, то почему же тогда позволили себе продолжать листать его, вместо того, чтобы вернуть владельцу? – тараторит Арлерт, всё же поддавшись гневу. – Эта беседа, вся эта ситуация в целом говорит лишь о вашем невежестве и неуважении к личной собственности ваших коллег и подопечных! - Наговорилась? – фыркает Майк в смешке и отстраняется. Армин ещё пуще раскраснелась, но больше ничего добавлять не стала. – Ну, птенчик, не ожидал, что ты можешь быть такой пылкой. - Майор, - выдохнула гневно Арлерт, снова поднявшись на ноги. – Обращаться даже к кадетам, прибегая к глупым прозвищам, является проявлением неуставных отношений. - Брось, Арлерт, тебя от них просто всегда типало, вот ты и бесишься, - рассмеялся Майк, перекинув ногу на ногу. - Возможно, - согласилась Армин. – Тем не менее. - Писать стихи о командирах и рисовать компрометирующую обнажёнку – вот это уже точно блядь, не по уставу, но «тем не менее» я тебя под трибунал не отправляю. Так почему же тебя так раздражает моё проявление привязанности в виде милых прозвищ? - Потому что я не милая! – фыркнула Армин, повысив голос. – Щенки милые! Котята милые, малыши милые, а я…я в конце концов… - она запнулась, опустив взгляд и невольно шмыгнула носом. Майк наклонился, чтобы видеть её лицо, но Армин отступила на шаг. – К тому же, насколько я могу судить, я не вижу в вас отцовскую фигуру, чтобы сносить всех этих ваших «птенчиков» и, и «малышей», и «деток»…как бы вы себя чувствовали, сэр, если бы тот, кто вам нравится, видел бы в вас всего лишь ребёнка? Если бы вас не воспринимали всерьёз и каждое проявление заботы, являлось олицетворением родительской опеки? - Считаешь, ты не ребёнок? – усмехнулся Майк. - Склонна, с уверенностью полагать, что нет, сэр, - надула губы Армин, смерив его тяжёлым взглядом исподлобья. - Докажи, - развёл руками майор. Это становится для неё последней каплей и Армин краснеет от гнева, как помидор. Дышать становится настолько тяжело, что она может поклясться, слышит собственное сердце, отдающее в груди гулким стуком. Она не до конца понимает, что именно движет ею в этот момент, но она приближается к майору вплотную, лепя хлёсткой пощёчиной по скулам, которыми так восхищалась в своих стихах. Удар оказывается настолько сильным, что Майк невольно фыркает, встряхиваясь от неожиданности. Его щека пылает алым отпечатком пальчиков Армин, но Захариус заливается хриплым смехом. - Удар, что надо, малыш, - закусывает губу он. – Правда, это не совсем то, чего я ожидал...