А ты может больше не придешь

— И что, — искры во взгляде Феликса меркнут с каждой кинутой вещью в сумку, — ты просто так сейчас возьмешь и уедешь?        Нет, он знал, что когда-нибудь это закончится. Невозможно жить счастливо всю жизнь. Все случилось слишком быстро и, к сожалению, закончилось еще быстрее. Каких-то три месяца, а он не представляет своей жизни без Чанбина. Как сейчас он помнит их знакомство в кофейне, в которой работал Феликс. Старший очаровал его всего с одной улыбки настолько, что Ли не мог даже спокойно заказ принять: то ручка упадет, то блокнот выронит, то услышит не «американо со взбитыми сливками», а «взбитые сливки с американо». — Ты очарователен, — Чанбин подмигнул ему, а сердце Феликса уже предательски трепетало и хотело выпрыгнуть из груди прямо к Со в руки. — Меня, кстати, Чанбин зовут.       С того времени все как-то завертелось. Настолько, что уже через пару дней Ликс буквально сходил с ума от прикосновений старшего, который дарил их с завидной регулярностью, но Ли было мало. Все его существование тянулось к Чанбину, и он тянулся в ответ. Что произошло сейчас, Феликс не знает, а Со бросает лишь «ты мне не нужен», закидывает сумку на плечо и покидает квартиру. Квартиру Феликса, в которой они некоторое время жили вместе. Квартиру, в которой целых два месяца они были счастливы.       Феликс закрывает за ним дверь, окидывая квартиру взглядом. Вроде бы ничего не изменилось, а вроде бы слишком пусто. Он поворачивается и смотрит на вешалку, на которой всегда висела любимая кожанка его, уже бывшего, парня. Скользнув взглядом через дверной проем, он видит кухню и стол в ней.       Глаза начинает предательски щипать.       Он помнит, как счастливы они были. Помнит их каждодневные, без исключения, совместные завтраки. Феликс всегда старался баловать Чанбина, придумывая все новые и новые рецепты, и очень сильно боялся, что тот скажет, что еда «ничего так». Но Со не говорил. Каждый завтрак он хвалил Ли, обязательно целовал в щеку и крепко обнимал.       Феликс закусывает губу.       В спальне, в которую он зашел, слишком тихо. Чанбин часто работал над треками именно там, и именно поэтому Ликс знал наизусть все его треки. На комоде, среди кучи мягких игрушек, стоит фоторамка. В ней запечатлены три момента. Первый: парк аттракционов — их первое свидание. Это селфи, которое Чанбин сделал, когда Ликс весь уляпался в розовой сладкой вате, да еще и с языком высунутым. Сам Со подмигивает и прижимается к плечу младшего. Тот солнечный июльский день до сих пор греет душу. Отчего становится только обиднее. В этот день был их первый поцелуй. Такой неловкий и трепетный, что Феликсу казалось — он умрет от недостатка кислорода или же от того, что сердце застрянет в горле. Чанбин целовал медленно, пытаясь распробовать, а Ликс лишь неловко отвечал, стараясь не отставать.       Второй момент: ремонт в спальне. Квартирка Феликса может и была уютной, но когда в ней появился Чанбин, захотелось перемен и дома. Некогда персиковая комната, закиданная кучей подушек, пледов, одеял и игрушек их общими стараниями, превратилась в пастельно фиолетовую, с огромной кроватью и черными простынями. На этой фотографии изображен смеющийся Чанбин, весь измазанный в краске и с отпечатком феликсовых пальцев на щеке, а Ли скорчил смешную рожицу, которая олицетворяла всю дурашливость его характера.       Момент третий: песня. Это фото было сделано совершенно недавно — буквально пару недель назад. Чанбин тогда написал песню и посвятил ее Ликсу со словами «ты мое вдохновение». На фото Феликс смущенно поджимает губы, красный, словно его облили красной краской и такой застенчивый — еще хуже, чем при первой встрече. Со прижимает его к себе, нежно целуя в висок.       Кулаки сжимаются настолько сильно, что Ликс впивается ногтями в ладони, стараясь хоть как-то держаться.       Смотреть в сторону кровати даже не хочется, но воспоминания и без того лезут в голову. — Бинни, — тихо шепчет Ликс, прикрывая лицо сгибом локтя.       Впервые находиться полностью обнаженным перед любимым человеком, да еще и с так по-блядски широко расставленными ногами, невероятно стыдно. Феликс чувствует себя крайне неловко и надеется, что старшему при выключенном свете не виден уродливый шрам на внутренней стороне его бедра. Но Чанбин будто слышит его мысли, сначала невесомо касается его, от чего Ли вздрагивает и сжимает губы, а через секунду охает и буквально подскакивает, но заботливые руки Со удерживают на месте. Его губы касаются шрама, выцеловывая его контур, а Ликс то ли боится, то ли плавится, словно мороженное на июльском солнце.       Смущение не уходит, но откуда-то появляется смелость продолжить начатую фразу: — Хен, — смущение запредельное, и Ликс облизывает пересохшие губы, — я еще никогда не… — Я знаю, Ликси, — не дает договорить Чанбин, оставляя легкий поцелуй на коленке. — Я буду предельно аккуратен.       Феликс верит Чанбину. У него нет никаких оснований для того, чтобы сомневаться в нем. Смазанные пальцы старшего скользят в ложбинку между ягодицами Ли, и он зажмуривается. — Расслабься, — просит Со, но сделать это не так просто, как кажется.       Свободная рука старшего оглаживает все тело Феликса, задевая все участки кожи, которые только можно достать, а сам Ликс дышит глубоко, стараясь максимально расслабиться. Губы Чанбина накрывают феликсовы, и поцелуй выходит предельно возбужденным и трепетным одновременно. Ли хоть и расслабляется и старается удержать тело именно таким, но процесс растяжки переносит крайне тяжело, несмотря на то, что Со делает все, что в его силах. — Может, остановимся? — произносит Чанбин, но Ликс отрицательно мотает головой.       Они зашли уже так далеко, и Ли столько натерпелся, что он просто не может себе позволить нажать на тормоз и повернуть обратно. Чанбин кивает, отстраняется лишь для того, чтобы выдавить новую порцию смазки и нанести ее на член. — Уверен? — старший дает Ли еще один шанс отступить. — Возьми меня, — тихо шепчет Феликс, уверенно смотря в глаза Чанбина, после чего тормоза срывает напрочь.       Ликсу до сих пор стыдно за ту неловкость, что он создавал своими стонами, которые с тенора скакали на бас и наоборот, хотя со временем он научился это контролировать. Но он так же, как будто это было вчера, помнит, каким счастливым тогда был Чанбин и как заботился о Ликсе после происходящего, буквально ни на секунду не покидая его, нося на руках.       Феликс горько усмехается, резко выходя из спальни. Находиться в ней самая настоящая пытка, и сдержаться не хватает ни моральных, ни физических сил.       Он заходит в ванную и сразу же умывается прохладной водой, капли которой стекают вниз, по шее, к ключицам. Частички воды, когда Ликс брызгает ее в лицо, попадают на уши и парень кривится. В левом ухе Феликса помимо обычного прокола в мочке, есть три прокола в хряще, которые идут друг за другом. В которых красуются аккуратные гвоздики, которые подарил Чанбин. Эти серьги представляют собой надпись, от которой становится максимально хреново. «C&F».       Держаться сил больше нет, и Феликс опускается на пол, прижимает колени к груди и прячет в них лицо. Слезы больше невозможно удержать — они катятся по щекам парня и пропадают где-то в его футболке. Ли не понимает, чем заслужил это. Вспомнив большую часть их отношений, он не знает, чем это заслужил. В их отношениях была та самая идиллия, о которой они оба, как казалось Ли, мечтали. За все это время они даже не ссорились ни разу.       «Может, ему не хватало остроты ощущений? Может быть, я слишком скучный?» — проносилось в голове, потому что как это еще объяснить, Ликс не знал.       Наверное, сидеть и жалеть себя, заливаться слезами — совершенно не выход. И Ли понимает это. Однако он не знает, как объяснить это ноющему сердцу и душе, которые рвутся на части. Разум упорно пытается что-то истолковать им, успокоить, объяснить, да только вот слушать никто не желает.       В такой ситуации Ликс понимает, что одному находиться совершенно невозможно и невероятно сложно. Именно поэтому он лезет в карман джинсов и достает телефон, чтобы набрать номер Джисона — человека, который сможет помочь. Взгляд сразу же цепляет контакт с именем «Бинни-хен» и руки так и тянутся его набрать. Феликс одергивает себя, понимая, что это неправильно. Но. Отбросив все сомнения, он решает набрать этот номер в последний раз и, если вдруг повезет и Чанбин возьмет трубку, хотя бы спросить, что не так.       Одно нажатие, и из динамика раздается гудок. Второй. Третий. На восьмой Ликс уже хочет скинуть, но из трубки звучит такой привычный голос с хрипотцой. Сердце замирает, но лишь для того, чтобы через секунду забиться как бешеное, грозясь и вовсе разорваться в груди о того, как быстро оно бьется. — Феликс, прости, — голос Чанбина полон сожаления, и младшему кажется, что это то ли шутка такая, то ли он спит. — По-другому нельзя, слышишь?       Тихий всхлип в трубку служит ответом на все вопросы. Феликс больше ничего слушать не собирается, скидывая звонок и тут же отправляя контакт в черный список. Мгновение, и смс с просьбой о том, чтобы Джисон пришел, отправляется другу, а Ликс поднимается и глубоко вздыхает. — Пошел ты, Со Чанбин, — проговаривает он и, вытерев остатки своих чувств с лица, старается натянуть улыбку. Получается откровенно хреново, но никто и не говорил, что будет легко. — Ненавижу тебя, ублюдок, — шипит он, прокручивая в голове знакомый женский голос, который слышался в трубке наравне с чанбиновым.       «Оппа, а давай наша свадьба будет в необычном стиле?» — Да пошел ты! — зло и громко. Так, как рвется сердце. Так, как ломается душа, после предательства любимого человека.