А ты может больше не придешь

      Доставать последнюю сигарету из пачки, купленной только утром довольно грустно, а с другой стороны как-то все равно. Травить свои легкие едкими химикатами стало обыденным делом уже давно. Удовольствия никакого, но сигаретный дым, что Феликс выпускает из своих губ, делает, наверное, совсем немного легче. Тлеющий кусок бумаги и табака в руке ничего не значат, но без этого уже никак. Вошло в привычку. — Не дыми так много, — просит Джисон, обнимая парня со спины. Стоять у распахнутого окна ранней весной такое себе удовольствие, но Хан не жалуется. Ему хочется поддержать друга, но он понимает, что в данной ситуации бессилен.       Страдать Феликс не перестает даже спустя полгода. Полгода с того момента, как Чанбин ушел, бросив и ничего не объяснив. Хотя, что тут объяснять, если и так все понятно. Ликс помнил, что Чанбин был довольно обеспеченным, но никогда не кичился богатством своих родителей, стараясь жить самостоятельно. С Феликсом — парнем, отношения с которым длились не больше пары месяцев, они жили душа в душу в своём уютном мире и ни на что не жаловались, но всему приходит конец. Ему кажется, что причина, по которой Со его бросил, до ужаса банальна — наследник компании должен удачно жениться и воспроизвести на свет не менее удачных наследников. Деньги, компании, престиж, слияния фирм, банковские счета, приумножение до бесконечного состояния блядских денег и прочее дерьмо — да будь оно трижды проклято. Ликс ненавидел это все.       «Он, наверное, меня уже и забыл», — думает Ли, сделав последнюю, самую сильную затяжку. Окурок летит в полную пепельницу, а сам Феликс откидывается на Джисона и прикрывает глаза. Лить слезы он откровенно устал. Пора бы забыть, отпустить, но отчего-то не получается. Хан прижимает парня к себе, шепчет что-то успокаивающее на ухо, хотя и понимает, что его слушают, но никто не слышит, однако ощущать дружескую поддержку так крайне важно. — Ликси, — Джисон говорит тихо и уже куда-то в макушку, — хочешь спать? — Да, наверное, — устало произносит Ликс и выворачивается из объятий друга. — Останешься? — он тянет Хана за руку по направлению к кровати и спрашивает только из вежливости, прекрасно зная, что да, останется и не бросит.       Квартира с ухода Чанбина даже не изменилась. Хотелось что-то переделать, поменять банально интерьер, вернуть прошлый уют, — он даже материалы закупил. Но поднять руку на созданное таким трудом «гнездышко» так и не смог. Единственное, что Ли изменил, так это привычные простыни на кровати, которые так любил Чанбин. Феликсу всегда было уютнее спать на приятных телу хлопковых простынях и подушках, что в разы мягче, чем те, что любил Со.       Бессильно откинувшись на кровать, Феликс как обычно сворачивается уютным комком, а Джисон обнимает его сзади, прижимая к себе. Примерно так же они каждый день засыпали с Чанбином, и с одной стороны это больно, каждый раз вспоминать те чувства и эмоции, которые лились через край, всю ту любовь и нежность, но Ликс уверен, что если этого не будет, он просто загнется. Умрет от холода и недостатка человеческого тепла.       Джисон привык ночевать у друга практически каждый день. Несмотря на какие-то дела, он каждый вечер возвращается к Феликсу и обнимает дрожащие плечи парня, прижимая к себе как можно теснее, пока Ли не проваливается в беспокойный сон. Вообще, Хан видел Чанбина всего пару раз в своей жизни и то, в компании Ликса. Тогда оба казались счастливыми, а Феликс все еще светился ярче солнца. Сейчас же Джисону, откровенно говоря, хочется разбить Чанбину рожу. Хорошенько так и ярко разукрасить его противную физиономию цветными фуфелами разных размеров и степени тяжести. Но, к сожалению, такой возможности он не имеет. — Хен, — Ли редко так обращается к Джисону, что означает лишь то, что сегодня ему совсем хреново. Воспоминания не дают покоя и начинается то самое самокопание, которое съедает, буквально уничтожает Феликса изнутри. Рвёт грудную клетку, пробивает ребра и добирается до сердца, души и прочего, пронзая острой ни с чем несравнимой болью. Феликс держится на честном слове от того, чтобы не рассыпаться прямо здесь и сейчас, разбившись как старая стеклянная игрушка — раз и навсегда. Которую не склеить. — Хорошо, — Хан понимает без слов и, когда Ликс слегка поворачивается, то невесомо касается его губ своими, сразу же углубляя.       Подобные ленивые поцелуи вошли в привычку, как и пагубное курение. Феликс не знает, когда он стал зависим от человеческого тепла так сильно, что приходится терроризировать собственного лучшего друга. Отношения с Чанбином для него были первыми и такими темпами, кажется, что последними. Не то, чтобы все было так критично, просто разочарование в людях и себе растет в геометрической прогрессии без какого-либо шанса хотя бы на снижение оборотов ненависти.       Джисон очень нежен и вообще дальше поцелуев они никогда не заходят, потому что это будет уже слишком. Но сегодня Феликс цепляется отчаянно, жмется всем телом и не дает отстраниться даже для того, чтобы сделать небольшой вдох воздуха, которого не хватает. Хан смелеет, сжимая тонкую, совсем исхудалую за последнее время, надо сказать, талию, и поглаживает аккуратно. Феликс почти перестал есть, а ещё его нервное напряжение настолько сильно, что все руки парня расчесаны буквально до крови.       Всё бы ничего, но Джисон корит себя за то, что недоглядел, не рассмотрел то, какой этот Чанбин козёл, что не уберег.       Из мыслей вырывает Ликс, который настойчиво лезет под футболку и гладит мышцы пресса, что напряглись от прохладных пальцев. Хан удивляется, пытается отстраниться, но Феликс не даёт, отчаянно цепляется, как только может, целует глубже чем обычно.       Джисон понимает, что все это уже переходит границу, что нужно прекратить, но Феликс, кажется, совсем не хочет. Хан знает, что сам виноват в том, что позволил Ликсу себя целовать ещё тогда, когда только пришёл в квартиру к парню, чьё лицо было бледнее мела, а с глаз лился нескончаемый поток слез. Он мягко прижимает младшего к себе, даёт тому расслабиться, а потом резко отстраняется. — Что ты делаешь? — Хан не злится, не грубит, а просто спокойно спрашивает, стараясь лишний раз не нагнетать атмосферу, которая и так слишком шаткая.       В глазах Феликса мелькает осознание. Он закрывает глаза ладонью и шепчет массу извинений, после чего Джисон обнимает его и говорит, что нужно поспать, что утром станет легче. Понемногу, помаленьку, но они приведут Ликса к тому состоянию, когда он был счастлив и без Чанбина.       Они засыпают. Но на утро легче, в очередной раз, ожидаемо, не становится.       Весь следующий день Джисон проводит с Ликсом за просмотром фильмов, а вечером, после звонка матери, извиняется и покидает друга, прося одну ночь провести без приключений. Феликс кивает и говорит, что уже не маленький, до завтра доживёт, ничего не сделает, а просто выпьет снотворного и на боковую. Джисону мало в это верится, но так же он понимает, что другу иногда стоит побыть и наедине самим с собой, поэтому обозначил время прихода, он крепко обнимает Ли и покидает квартиру с тяжёлым сердцем.       Феликс сидит некоторое время почти неподвижно, смотрит в одну точку, а после слегка дрожащей рукой тянется за пачкой сигарет, закуривая прямо в кровати. Джисона нет — никто ругать не будет. А после снимает телефон с блокировки и нажимает на кнопку вызова. — Приезжай, — первое, что произносит Ликс, когда слышит с другого конца трубки хриплое «алло». — А что, твоя наседка уже ушла? — небольшой смешок отрезвляет, заставляет немного нахохлиться, но в целом никак не влияет на душевное состояние парня. — Джисон не наседка, он мой друг, — спешит поправить собеседника Ли. — С которым ты периодически сосешься, — в голосе не было каких-то эмоционально окрашенных ноток, скорее обычная серая констатация факта. — Это не отменяет факта дружбы, — просто и спокойно. — А я кто? — с усмешкой произносит собеседник и Феликс буквально чувствует эту усмешку всем своим существованием. — Тоже друг? — Знакомый.       Фраза «с которым ты периодически ебешься» тонет в тихом дыхании с той стороны трубки. — Так ты приедешь? — все же уточняет Феликс. — Через час буду, нужно закончить кое-какие дела.       Хенджин приезжает минут на десять раньше намеченного времени, и Феликс даже этому рад. Он открывает дверь Хвану и приваливается к дверному косяку с усталой усмешкой на губах. Можно сказать, что Ликс ждал Хенджина «при параде»: волосы были ещё влажные после душа и в лёгком беспорядке, рубашка, что на размер больше, расстегнута на пару пуговиц, оголяя ключицы. Хенджину нравился такой вид.       Ему нравился сам Феликс. Самому Феликсу нравился тот, чьего имени Хван даже не знает, но знает точно, что сам Хенджин в тысячи раз лучше. Осталось только убедить в этом Ликса.       Сложно убедить кого-то в том, что ты человек не «откровенное говно» через постель, но других вариантов младший просто не оставляет. Он спокойно отдает Хенджину свое тело, полностью и без остатка, но не открывает души даже на миллиметр, закрывшись в себе.       Хван прижимает Феликса к себе, впиваясь в его губы, кусает их жёстко и напористо, так, как он никогда не делал. Феликс с некоторых пор ненавидит «ванильный секс» и тому есть ряд обоснованных причин, например: он сразу представляет, как Чанбин там, с кем-то, с какой-то уже, наверное, своей женой, так же, как и с ним. Только от одной этой мысли все тело сжимается, потому что невероятно больно, а ещё глаза щиплет, только слез уже нет. Становится хуже в разы, чем обычно. Но Хенджин знает, что нужно Феликсу.       Феликсу нужно собирать все углы квартиры и раздеваться на ходу. Ему нужно прямо здесь и сейчас — в этой прихожей, едва Хенджин успевает ногой входную дверь захлопнуть. Вот прямо у этой стены. Почему нет? Ликс цепляется, за широкие плечи, царапает их не жалея сил и шипит, когда Хенджин больно кусает за ухом, спускаясь ниже, оставляя алые полукружья зубов. Джисон явно будет интересоваться их происхождением, а Феликс честно ответит, что не чувствует себя. Уже давно и долго он не чувствует ничего, кроме жуткой боли, что все ещё скребет изнутри.       Он действительно ощущает себя только в моменты, когда Хенджин жёстко вжимает его в стену. Когда голые лопатки ерзают по поверхности шершавых обоев и когда хванов член входит в него практически без растяжки.       В такие моменты Феликс думает о том, что ему вообще не повезло встретиться с Чанбином раньше, чем с Хенджином. Может быть, появись Хван в его жизни «до», сейчас Ли был бы может и не самым счастливым, но хотя бы не сломанным до основания своего сознания. Но все мысли теряются с очередным, особенно глубоким толчком — Хенджин ненавидит, когда во время секса Феликс отвлекается на что-то, а тем более выпадает из реальности не из-за него.       Спина покрывается красными полосами и уже изрядно потерта, так, что даже больно становится, но Феликс лишь вжимается в Хенджина сильнее, притягивая к себе ближе, и толкается навстречу, стараясь принять член еще глубже. Хенджин двигается резко, размашисто и не позволяет Феликсу касаться себя, когда тот едва тянет руки к своему возбуждению, буквально вгрызаясь ему в плечо и с силой втрахивая в стену, отчего младший нехило ударяется головой, но послушно стонет и хныкает, не в силах сдержать подступающий оргазм, после чего буквально обмякает в руках. — Мы еще не закончили, — Хенджин не отпускает, а лишь поудобнее ухватывает Феликса под бедра и направляется в спальню. Ликс думает о том, что сон откладывается на неопределенный срок и не то, чтобы он сильно возражал против этого. А еще появляется мысль о том, что может быть пора бы? Может стоит уже довериться? Всего один раз. Ведь Хенджин ничего плохого сделать не может. Так ведь? Но тут же теряется.       Утро встречает вошедшего Джисона погромленной квартирой и раскиданными вещами. Мысль о том, что Феликс сорвался и опять что-то натворил, не шла из головы парня, а судя по увиденному, только укрепляла свои позиции. Хан направляется прямиком в спальню и не то чтобы очень, но прилично так охуевает, когда видит в постели не только Феликса. Джисон тихо выходит из комнаты, стараясь никого не разбудить и отправляется на кухню по привычке готовить завтрак. Что-то ему подсказывало, что Феликс проснется невероятно голодным, а еще интуиция упрямо твердила, что с этого момента все изменится.       С этого момента Ликсу станет легче. Впервые за это время он не вытолкал Хенджина за дверь и это не потому, что не было сил, а потому, что он решил хоть немножечко пойти ему навстречу и приоткрыть свою душу.