Чёрные линии

Слэш
NC-17
Завершён
1152
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
12 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
1152 Нравится 23 Отзывы 372 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
      Каждое утро, разлепляя после сна тяжёлые веки, Чонгук видел всё те же чёрные линии, хаотично разбросанные по телу его любимого. По правде говоря, парень никогда не понимал этой его озабоченности татуировками. Видимо, бойфренд — настоящий мазохист, раз их у него так много. Или же у него чересчур жизнь «сладенькая», раз он добавлял в неё столько острых ощущений и логически не обоснованной боли. Признаться честно, Чону не нравилась вся эта чёрная краска на его прекрасной фарфоровой коже. Да настолько, что он уже успел возненавидеть чёрный цвет, а его друзья стали причислять парня к тем самым «нетерпимым уродам», так как порой бывало Гук не сдерживался, нелестно высказываясь в сторону забитых по всему телу татуировками смельчаков, что откровенно щеголяли, выставляя рисунки напоказ. Но какой бы сильной ни была его неприязнь ко всему этому «чёрному параду», больше всего на свете он боялся, проснувшись однажды утром, не обнаружить этого. Каким бы парадоксальным это ни казалось, чёрный цвет являлся его домом. Чёрный цвет — его безопасность, его пристанище. И никогда в жизни он не обменяет его ни на один другой, пусть даже самый яркий из богатой и разнообразной палитры нашего мира.       С пробивающимися через плохо зашторенные окна лучами света чёрная краска, вбитая под кожу, становилась светлее. Чимин, перевернувшись на бок, открывает Чонгуку обзор на подкаченную забитую грудь. Ниже самой груди были набиты волны, что напоминали им обоим о родном городе и просторных пляжах Пусана, где в детстве парни пропадали буквально до вечера. Чуть выше, рядом с сосками, красовались два корабля, плывущие навстречу друг другу. И когда Чимин глубоко дышал, а его грудь то поднималась, то опускалась, создавалась волшебная иллюзия того, что эти корабли и вправду движутся друг другу навстречу. Ещё выше, от ключиц и к основанию груди, была вытатуирована переплетённая толстая лента. Возле правой ключицы на этой ленте было аккуратно выведено «Пак Чимин», возле левой таким же шрифтом набито «Чон Чонгук». Лента сплеталась там, где начинались имена парней, чьи судьбы, точно все эти перевязи и узлы, были соединены ещё много лет назад.       Завороженно наблюдая за своим именем, красиво набитом на ключице возлюбленного, Чонгук едва ощутимо касается этого места пальцами, нежно проводя ими по мягкой коже. Хочется большего, хочется припасть к любимому телу губами, языком пройтись по ключицам, прикусывая их и сразу же зализывая следы, оставленные от зубов. Но будить Пак Чимина в его единственный выходной приравнивалось к тому, чтобы заранее похоронить себя под паркетом. Ну может быть, Чон и утрирует, но ворчать Пак точно будет, целый день потом ходя нахмуренным, если, конечно, только не выпустит весь свой негатив в нужное русло. Чонгук вдруг нахально улыбается своим мыслям и быстро ныряет с головой под одеяло, сразу находя то, что ему нужно.       Спасибо всем существующим в этом мире богам, что Чимин предпочитает спать голым, потому что иначе младшему пришлось бы несладко. Вернее, всё так же сладко, но уже с осложнениями и риском быть пойманным ещё до начала шоу. Воздуха под одеялом мало, а ещё темно, но Чон успокаивает себя тем, что уже очень скоро это самое одеяло будет небрежно откинуто в сторону, предоставляя парню такой желанный кислород, свет и самый что ни есть прекрасный вид. Чонгук, устроившись настолько удобно, насколько это вообще было возможно в его положении, легонько дотрагивается до бедра Чимина одной рукой, второй хватая мягкий член и начиная сразу активно надрачивать. Ствол от такой стимуляции начинает твердеть, а сам Чимин, кажется, издаёт какой-то тихий, едва слышимый звук, но всё так же продолжает спать.       Окончательно осмелев, Чонгук наконец припадает к половому органу своими влажными губами, оставляя на головке лёгкий поцелуй, а после проводя по ней языком. Член едва ощутимо дёргается, Чон радуется своему маленькому, но многообещающему начинанию и, сплюнув предварительно себе на ладонь, хватает ею ствол. Надрачивая, парень обхватывает головку губами и медленно опускается вниз, принимая в себя сантиметр за сантиметром.       Когда член, полностью затвердев, упирается головкой Чонгуку в горло, до ушей младшего вдруг доходит какой-то задушенный звук, похожий то ли на стон, то ли на сонное мычание. Впрочем, это даже и неважно. Ведь любимое тело реагирует, а сам Чимин, пусть и неосознанно, уже наслаждается такой сладкой и мучительной стимуляцией.       Выпустив орган, уже полностью намокший из-за чужих слюней и собственной выделяющейся смазки, изо рта, Чонгук берёт его в руку, языком проводя по яичкам и вбирая их поочерёдно в свой горячий рот. Он аж прикрывает глаза, отдавшись процессу и в который раз пробуя своего парня на вкус. Чимин был самым прекрасным, что когда-либо пробовал Чон в своей жизни.       Он искренне недоумевал, когда один из его хороших приятелей, Чон Хосок, разглагольствуя в который раз о своей насыщенной и разнообразной сексуальной жизни, жаловался на то, как ненавидит вкус спермы. Чонгук сначала умолял его заткнуться и не поднимать более подобных тем, потом, осознавая, что сие существо заткнуть невозможно, густо краснел, смотря куда угодно, только бы не на собеседника. Хосок всегда с такого поведения младшенького лишь гоготал, поддевая его и прикалываясь на тему того, что многолетние моногамные отношения сделали из Гука настоящего ханжу. Но Чонгук согласен не был, ни с чем. Он никогда ханжой не являлся. Да он ведь сейчас отсасывает своему мирно спящему парню, ради всего святого. Но больше всего он не был согласен с тем, как нелицеприятно Хосок отзывался о чужом семени. Может, дело было в том, что у Чимина сперма какая-то особенная, ведь, кроме Пака, у Чонгука не было сексуальных, да и романтических тоже, партнёров, поэтому попробовать кого-то другого случая не представлялось. Может, у Чонгука просто имелся кинк на семяизвержение. А может, он просто слишком сильно любил Чимина, что идеализировал в нём абсолютно всё. Иногда Чону казалось, что его страсть и крышесносящие чувства к старшему действительно-таки эту крышу сносят, глаза замыливаются, не в состоянии различать чёрное и белое в любовнике, похоть одолевает, возымев контроль над каждой клеточкой тела и каждым потоком сознания. В такие моменты Чонгуку хотелось не просто отдаться своему любимому — он желал чужой власти над собой, желал Чимину покориться, выполнять всякую его прихоть и указ и в который раз быть для своего хёна послушным и хорошим мальчиком.       Неожиданно Чимин дёргается, а из его глотки вырывается уже вполне чёткий и различаемый стон. Сердце Чонгука в этот момент начинает биться с невероятной скоростью, то и дело ударяясь о грудь и, кажется, даже грозясь вот-вот из неё выскочить. Такое влияние на младшего возымел этот дьявол. Одним лишь своим движением, словом, стоном или даже просто взглядом он мог заставить Чона краснеть, смущённо опуская глаза, мог заставить сердце болезненно биться о рёбра, бабочек в животе заводиться в безумном, казалось, ритуальном танце, а тело покрываться мурашками и дрожать.       Одним резким движением Чимин отбрасывает одеяло в сторону. В глаза, что уже отчасти привыкли к мраку, неприятно бьёт утренний свет. Чонгук медленно выпускает чужой член изо рта с характерным пошлым звуком, легко поцеловав напоследок дырочку уретры. Он поднимает свои чёрные глаза на только что проснувшегося парня, а в глазах напротив — лёгкий шок, толика возмущения и… похоть? Конечно же, да! И это был любимый коктейль Чонгука. Он знал, что после такого взгляда всегда следует или же изнурительная сессия, после которой он будет буквально рыдать от мощного оргазма, или просто долгий и изощрённый половой акт, когда Чимин без сомнений заставит его подчиняться и слушаться. Хотя не только в первом, а в обоих случаях не обойдётся без слёз. Но чёрт возьми, как же Гук подобные слёзы любил. Слёзы от переполняющих тело ощущений, от чувства всепоглощающей страсти, необузданного желания и власти над собой. И только Чимин мог подарить ему подобную неиссякаемую палитру эмоций.       Тяжело дыша, Чимин притягивает Чона к себе за подбородок, и, когда младший уже равняется с ним, любовно заглядывая в чужие глаза, Пак быстро хватает его за плечи и кидает на спину, нависая над Чонгуком сверху. Его губы, уже влажные от слюны, приближаются, чтобы невесомо коснуться скулы, а после провести языком мокрую дорожку до нижней губы Гука. Лишь от этого простого действия Чона прошибает дрожь. А Чимин, радуясь реакции любимого тела, коварно улыбается и отстраняет голову на более безопасное от партнёра расстояние. — И что это было? — мило улыбаясь, Пак удобно усаживается на чужих бёдрах и проводит правой рукой по упругой груди, не забыв поддеть большим пальцем горошинки сосков. — Ты же знаешь, Чонгуки, что я не люблю, когда меня будят по выходным.       Старший запускает вторую руку в густые чёрные волосы Гука, слабо их оттягивая, на что тот сразу же реагирует, задышав чаще и глубже. — Я просто так хотел сделать хёну приятно, — тихо мямлит Чонгук, смело смотря в полностью потемневшие глаза.       Этот мелкий неугомонный наглец. Никогда в их повседневной жизни он не называет Чимина «хёном». И только лишь в постельных играх Чонгук любит чувствовать власть старшего над собой, подчёркивая этим самым словом то самое чиминово старшинство и власть над ним.       Взгляд Пака, словно по какому-то волшебному сигналу, меняется. Подумать только, какую силу может нести одно слово, при том даже не используемое в сексуальных практиках.       Чимин быстро подхватывает правой рукой, от кисти которой вьются длинные раскидистые ветви сакуры, чужой подбородок и, наклонившись, с внезапно появившимся остервенением впивается в губы младшего. Их языки моментально сплетаются, соединяясь будто в каком-то страстном танце. Старший продолжает напирать, левой рукой ныряя в волосы своего парня, отчего тот начинает мелко дрожать и издаёт первый стон. Волосы, вернее всякие манипуляции с ними — один из самых любимых чонгуковых кинков. Чон расслаблялся, когда после изнурительного и тяжёлого дня Чимин вплетал в его пряди свои пальцы, перебирая их и подолгу расчёсывая. Его член всякий раз начинал подрагивать, когда Пак грубовато оттягивал того за волосы. Он возбуждался ещё сильнее, когда во время секса хён зарывался туда своими пальцами, когда собирал локоны в кулак и со всей силы притягивал за них Чонгука. И даже несмотря на повлёкшие за собой неудобства, Чонгук любил также, когда Чимин кончал на его мягкие шёлковые волосы.       Разорвав поцелуй, Чимин медленно отстраняется от лица Чона, ведя при этом языком мокрую дорожку от нижней губы до самого подбородка. И оставив предварительно там лёгкий предупреждающий укус, он поднимается, вновь заглядывая уже значительно поплывшему Чонгуку в глаза. — Мой малыш, — говорит Чимин тем самым голосом, с той самой интонацией. И ту самую фразу. Чон знает, что будет дальше, и поэтому смотрит в ответ нежно, с явным предвкушением во взгляде и с нескрываемой поволокой похоти. — Что же тебе не сидится спокойно с утра пораньше? — Чимин резко хватает младшего за запястья, поднимая его руки над головой и соединяя их в замочек. — Должен ли я сделать так, чтобы ты уж точно теперь сидеть спокойно не смог?       Чонгук зажмуривает глаза, хнычет несдержанно и как-то даже призывно «хён» и дышит слишком глубоко и слишком сбито. Член болезненно упирается в грубую ткань пижамных шорт, на что старший, который явно чувствует своими бёдрами проблему парня, лишь усмехается. Пак опускается к раскрасневшемуся чужому уху, проводя по мочке горячим языком и после вылизывая им ушную раковину.       Эта пытка только началась, а Чон уже готов умолять его. Тело пробивает мелкая дрожь, дышать становится до необыкновения сложно. Чонгук хочет наконец почувствовать ощущения заполненности, хочет почувствовать в себе Чимина, хочет его грубых толчков внутри и сильных рук на своей талии, хочет уже кончить для своего любимого хёна. Но игра только развернулась, при том инициатором был ведь сам Чонгук. Поэтому теперь стоит покорно ждать и просить старшего о том, чтобы его желания были исполнены. — Я не слышу ответа, малыш, — он сильнее сжимает ладонь на скреплённых над головой в замок запястьях и дует на влажную от своей слюны мочку уха. — Хён… — Это я уже слышал, Чонгуки, — его голос звучит низко и хрипло после сна, а накатившее возбуждение придаёт звучанию неповторимый тон. Такой чиминов голос хочется записать на диктофон и слушать одинокими вечерами, когда тот опять задерживается на работе. Слушать и готовить себя для него, сдерживая каждое желание притронуться к себе. Потому что Чимин это не любит. Потому что трогать Чонгука может только он. И только он знает, как сделать своему малышу по-настоящему приятно. — Д-да, хён, пожалуйста… Хён, прошу, — голос же Чонгука звучит тихо, сбивчиво, но оттого не исчезает никуда та самая уверенность, с которой всё и начиналось несколько минут назад. — И неужели нельзя было подождать, пока я проснусь? — Я просто… — Чонгук открывает лениво глаза, сразу бросая взгляд на нависающего над ним Чимина, который смотрит на него внимательно, игриво и даже слегка сурово. Будоражит. — Просто так хотел сделать неожиданный сюрприз, так хотел порадовать. А ещё я очень соскучился по хёну, потому что из-за твоей работы мы уже три дня не занимались любовью. Я не мог ждать больше. Хён, пожалуйста…       Старший поднимает уголки губ и смотрит на Чонгука пронзительно. Он и сам уже едва сдерживается, но распластавшийся перед ним парень стоит многих часов воздержания, если результат в конечном итоге оправдает средства. Поэтому, опустившись к возлюбленному ближе и придавив его тело своей грудью, Пак тянется к прикроватной тумбочке и быстро выуживает из её ящика кусок чёрной ткани. Чон внимательно следит за каждым его действием и когда понимает, что Чимин собирается сделать, непроизвольно издаёт тихий стон, на что старший тут же широко улыбается. — Ты будешь сегодня послушным мальчиком для меня?       Младший закрывает глаза и мычит, предвкушая все последующие действия своего парня. Чимин, видимо, недовольный тем, что его проигнорировали, начинает цокать языком и неспешно приближается к чужому уху. — Я жду ответа, Чонгуки. — Хён, да, пожалуйста, — жалобно, словно скуля, произносит Гук. Он призывно разводит ноги и поднимает таз, всем телом пытаясь выпросить то, что сейчас так неистово жаждет. — Я буду твоим послушным мальчиком. Прошу, хён, я так хочу… — И чего же ты хочешь, а, Чонгук? Скажи мне.       Чимин поднимает туловище и, не теряя ни секунды, обводит чёрной мягкой тканью, что он взял с ящика тумбы, чужие руки. Несколько оборотов ткани вокруг запястий и тугой сильный узел, чтобы тонсен уж точно был послушным и не мешал старшему заботиться о нём.  — Тебя, я так хочу тебя, хён, пожалуйста, — хнычет Чон, продолжая поднимать таз и как можно шире разводить колени.       Тёмная шёлковая материя сковывает чонгуковы руки, и он даже притронуться к Чимину не может, на что тот дьявольски улыбается. Старший слезает с парня и одним резким движением тянет его домашние шорты вниз, небрежно отбросив их куда-то в сторону. Чужой член болезненно упирается в живот и пачкает его естественной смазкой, требуя ласки и внимания. Чимин садится на кровати и упивается этой картиной. Голый, со связанными руками Чонгук — прекраснейшее из всех существующих зрелище, что он видел в своей жизни. Прекраснее может быть только голый, принимающий хёна на всю длину Чонгук. Но и это великолепие его ожидает, стоит только немного подождать. Ведь тем, кто ждёт, всегда достаётся самое лучшее.       Встав с постели, Чимин подходит к всё той же тумбе и достаёт оттуда маленький синий тюбик со смазкой и небольших размеров коробку. Чонгук, только увидев её, сразу начинает почти что задыхаться, понимая, что хён изрядно с ним наиграется. А тот только лишь продолжает коварно улыбаться, видимо игнорируя своё возбуждение. Порою выдержке старшего можно было позавидовать. Чон уверен, что никогда бы не смог терпеть, тратить лишнее время на все эти игры и длинные прелюдии, потому что всякий раз его желание почувствовать Чимина внутри овладевает им настолько сильно, что ни на что уже не хватает концентрации и терпения.       Когда коробка оказывается открытой, Пак вновь присаживается на кровати рядом с бёдрами младшего и начинает медленно гладить его по ногам. Щекотно, но всё равно приятно до одури. Каждое движение, каждое действие и каждая манипуляция любимого отдаётся в Чонгуке неимоверными импульсами, посылая мурашки по всему телу и заставляя желать большего. Всегда желать большего. Рядом с Чимином иначе и не возможно.       Раздвинув ослабевшие ноги парня ещё шире, старший крепко держит их руками и наклоняется к чужому паху. Он припадает носом к чёрным лобковым волосам и вдыхает запах Чонгука, его самый любимый запах в этом мире. — Ты так вкусно пахнешь, мой малыш, — ласково говорит Чимин, ладонями поглаживая уже слегка подрагивающие от предвкушения и желания чонгуковы бёдра. — Ты уже знаешь, что я буду с тобой делать?       В горле стоит ком, не давая возможности ответить. — Ты должен отвечать мне, помнишь, Чонгуки?       Чон сглатывает как-то слишком нервно, делает один очень глубокий вдох и переводит взгляд на возлюбленного. Тот нежно смотрит ему в глаза и улыбается тепло, той самой улыбкой, которую дарит лишь ему единственному. — Да, хён, — звучит очень тихо, но Чимин тем не менее его слышит. — И ты хочешь, чтобы я делал с тобой всё это? — Да, — выдыхает Гук и вновь прикрывает веки. — Всего тебя.       Кажется, ответом Чимин остаётся довольным, награждая парня невесомым поцелуем в твёрдую плоть, после чего широко мажет по ней своим горячим мокрым языком. Чонгук сразу вздрагивает от этого действия и ёрзает на постели, желая получить больше. Старший от этого давит на его бёдра с силой и строго просит потерпеть, отчего тот издаёт отчаянный тихий всхлип и делает над собой усилие, дабы успокоиться и быть для своего хёна как можно более послушным. Чимин замечает старания и тотчас же хвалит младшего.       Послушным мальчикам всегда достаётся по заслугам. Вот и Пак думает, что тонсена за его старания и терпение стоит наградить. Он припадает к сочащейся смазкой головке своими пухлыми губами, целуя в дырочку уретры. Член тут же реагирует, слегка дёрнувшись. И, обрадовавшись реакции чужого тела, Чимин сразу берёт ствол наполовину в рот, пытаясь расслабить горло, чтобы пропустить его глубже. Он насаживается на орган, обводя каждую набухшую венку языком и вылизывая каждый миллиметр эрегированного члена.       Отклик не заставляет себя ждать. Потому что уже в следующее мгновение Чонгук несдержанно стонет, до золотых мириад звёзд зажмуривая глаза. Ему хочется прикоснуться к любимому, хочется вплести свои пальцы в его волосы, чувствуя их мягкость и лишь немного задавая тому темп. Но руки связаны и всё, что он сейчас может, — до боли сжимать пальцы и стонать для хёна. Ведь хён так сильно любит его стоны, его громкие возбуждающие крики и тихие, просящие о большем поскуливания.       Эта пытка продолжается недолго. И заканчивается только лишь для того, чтобы уже вскоре началась новая. Чимин с характерным звуком выпускает ствол изо рта, после чего сразу крепко сжимает его у основания, заставляя Чонгука мгновенно распахнуть глаза и глубоко задышать. Младший уже знает, что будет дальше, но всё равно наблюдает за вдруг ухмыльнувшимся Паком, который тянется рукой к той самой коробке и выуживает из неё небольшой длинный предмет, что манил своим ярко-жёлтым окрасом и блеском. Чимин второй рукой настраивает вещицу, подносит её вплотную к чужому паху и сразу включает, после чего та начинает громко жужжать и вибрировать, посылая импульсы по телу младшего. Чон вздрагивает и закрывает глаза, пытаясь не задохнуться от этой сладкой изнурительной пытки.       Вибратор опускается ниже и когда касается чувствительной головки, парень вскрикивает, потому что больно, приятно, невозможно. Чимин заставляет ощущать его столько чувств одновременно, что хочется забиться в судорогах и уродливо заплакать. И он не сдерживает себя, позволяя тёплым солёным капелькам медленно скатываться по лицу. На секунду вибрация останавливается, и Чонгук уж было успевает возрадоваться тому, что всё подошло к концу. Но не тут-то было. Уже в следующий миг вибратор начинает работать в ускоренном режиме, видимо, в максимальном. А Гук уже практически не может это терпеть — он громко стонет, задыхается и умоляет Чимина прекратить, но заранее знает, что игра так просто не завершится и что это — только лишь первый раунд.       Старший крепче сжимает основание чужого члена, тем самым лишая тонсена такой желанной для него сейчас возможности кончить. А вибрации всё продолжаются, расходясь от полового органа волнами по всему телу, которое дрожит и покрывается потом. Потому что это невыносимо. И хоть и Чонгук знает, что от таких вот манипуляций будет кончать невероятно бурно и невероятно долго, он всё равно хочет всё это прекратить. Хочет взмолиться перед Мином и получить такой необходимый ему оргазм.       Внезапно Чимин опускается головой вниз, к чужому паху. Так и продолжая держать работающий на полную мощь вибратор возле головки, он проводит языком по набухшим яичкам и приступает активно их вылизывать. Чонгук сразу же громко кричит от этого и уже не стесняется умолять хёна остановиться. Он не может, у него нет сил больше терпеть. Так сильно хочется кончить, что перед глазами вдруг темнеет, а пальцы на руках и на ногах начинает покалывать. Но это именно то, что нужно Чимину, то, чего он так старательно и добивается. Горячий язык нежно ласкает наполненные семенем яйца, готовые взорваться от напряжения.       Сколько уже это продолжается? Да какая вообще к чёрту разница! Главное, чтобы поскорее закончилось. Чтобы Чонгук получил то самое удовлетворение, забившись несдержанно в экстазе, после чего вдыхая наполненный запахами секса кислород.       Спустя ещё некоторые время подобных манипуляций член младшего слабо дёргается, а из головки маленькой капелькой выступает белёсая жидкость, даже несмотря на то, что ствол всё ещё крепко окольцовывают у самого его основания. Чимин, почувствовав, как сильно уже увеличились чужие яйца и как едва дрогнул набухший орган, убирает язык от своей жертвы и поднимает голову, довольно облизываясь. Он неспеша выключает вибратор и отбрасывает его на кровать, после чего сильная хватка его руки ослабевает и парень наконец убирает её с члена младшего.       И ровно в этот же самый момент Чонгук, до этого лишь громко стонавший, неистово кричит, закатывая глаза и с силой сжимая пальчики на ногах. Оргазм настигает его невероятно сильный и мощный. Пока Чон кончает, ему кажется, что он вот-вот потеряет сознание, что просто провалится в небытие, а потом ещё целые сутки, а то и двое секса не захочет. Тело его крупно дрожит, волнами пуская судороги к рукам и ногам. Когда последняя капля спермы пачкает его живот, он всё ещё стонет, но уже очень тихо. Ослабев после такого бурного и крышесносного оргазма, он слабо выстанывает имя любовника, продолжая трепетать всем телом.       Наблюдая за этим завораживающим шоу, Чимин нависает над младшим, быстро развязывает ему руки, откидывая теперь не нужный кусок ткани на пол, и легонько дотрагивается до его губ своими. Поцелуй получается до невозможного нежным, каким-то ленивым и даже целомудренным. Такие поцелуи влюблённые обычно дарят друг другу на первом свидании, провожая объект своего воздыхания. Такие поцелуи показывают в ванильных романтических дорамах, над которыми вздыхает значительная часть женской аудитории. И Чимин любит дарить своему ласковому тёплому мальчику подобные поцелуи после изнурительных занятий любовью или, что было сейчас, после долгих сексуальных игр или практик.       Всё так же сбито дыша и с упоением хватая ртом воздух, Чонгук, обессиленный, лежит на промокших от пота простынях, когда старший валится рядом и кладёт голову ему на плечо. Он утыкается носом Чону в мокрую шею и, сам того не замечая, начинает жадно покрывать её поцелуями, бережно при этом обнимая того за талию. Чимин до сих пор возбуждён и хочет его. Но пока Чонгук не выровняет дыхание, пока не отойдёт от того сумасшедшего оргазма и хотя бы отчасти не восстановит силы, он и намёка на своё желание не подаст. Пак потерпеть всегда готов, лишь бы его малышу было хорошо, комфортно и приятно. И он всё ради этого способен сделать.       После какого-то времени чиминовых ласк, всё ещё находясь в его горячих объятиях, Гук мычит, втягивает через нос воздух и неохотно распахивает глаза. Возлюбленный лежит на его плече и почти что вылизывает чужую шею, переходя то на поцелуи, то на лёгкие несмелые укусы, рука же его, полностью забитая разнообразными рисунками и витиеватыми чёрными линиями, выводит какие-то незамысловатые узоры на расслабленном животе, размазывая сперму по всей его поверхности. Чонгук чувствует, что возбуждение хёна до сих пор упирается ему в бедро, и знает, что тот даже не заикнётся о своей весьма внушительной, можно сказать, проблеме, пока не станет уверенным в том, что тонсен пришёл в норму. — Хён, — хриплый чонгуков голос ласкает уши Чимина лучше любых к ним прикосновений и манипуляций.       Тот оставляет своё дело, поднимает на парня голову и затуманено, слегка потемневшим взглядом, смотрит тому в глаза. И в них Чимин видит настоящую бездну, вмещающую в себя нескончаемые потоки любви, страсти и желания. Чон дотрагивается до его покрасневшей щеки, призывая поцеловать себя и, конечно же, как и всегда, старший понимает всё и без слов.       Ровно в следующее мгновение Чонгук оказывается вновь придавленным к мягкому матрасу и с жадностью ловит чужой язык своим. Чимин такой вкусный, даже по утрам. Его пухлые розоватые губы, дарящие самые незабываемые эмоции, являются для парня чуть ли не панацеей от всех проблем и болезней. Пак Чимин — личный вид плацебо для Чонгука.       Их поцелуй уже очень скоро становится более диким и животным. Чон ловко сплетает их языки, в то время как Чимин перехватывает инициативу на себя. Он упирается языком в нёбо младшему, то обводит им чужие зубы, то прикусывает тому нижнюю губу, сильно оттягивая её. Они целуются, пока у Гука не заканчивается в лёгких весь кислород, и он не разрывает поцелуй, оставляя при этом ниточку слюны, которую Чимин сразу же разрывает пальцем. После он незамедлительно прикладывает этот палец ко рту парня, и Чонгук покорно принимает его, начиная активно посасывать и обводить его языком. — Ты такой красивый сейчас, — старший звучит низко, тихо и просто до одури возбуждающе.       Щёки Чона вновь горят, взор вновь бегает, а сам он вновь раздвигает колени приглашающе, чувствуя при этом, как между ног стремительно тяжелеет. Чимин всё также смотрит ему в глаза уже полностью потемневшим взглядом, в котором бегущей строкой читается всеохватывающее желание, в котором разливается похоть и одновременно сильные чувства.       Старший тянет палец, а тот с едва уловимым хлюпаньем выскальзывает из чонова горячего рта. Слюна блестит и в свете ярких утренних лучей, что так рьяно пробираются сквозь занавески, переливается, словно тысячи мелко дроблёных бриллиантов. Чимин завороженно смотрит на это и погружает палец уже в свой рот, прикрывая глаза и чуть ли не мыча от удовольствия.       Только от этого вида Чонгук ощущает, как его член уже упирается в мокрый от семени живот. Видимо, тоже почувствовав чужое возбуждение, Пак негромко стонет с пальцем во рту, после чего наконец его выпускает и опускается чуть ниже.       Видимо, он просто уже не в силах терпеть, зная, что и Чонгук теперь готов и хочет того же. Чимин спешно тянется за тюбиком смазки и щедро льёт её себе на пальцы, приставляя пока что один к сокращающемуся колечку мышц Чона. Но вдруг его лицо вытягивается от удивления, и он переводит взор на распластавшегося по кровати Чонгука. — Ты игрался с собой? — немного строго, но, скорее, больше волнительно спрашивает старший. — Я думал, что ты придёшь с работы не так поздно и подготовил себя, чтобы мы не тратили лишнее время, — быстро тараторит Гук, слегка расфокусировано смотря любимому в глаза. — Хён, давай уже быстрее. Я жду уже несколько дней. — Какой нетерпеливый, — он улыбается, рукой ныряя в густую копну тёмных волос. — Ты у меня такой хороший малыш — заранее думаешь о своём хёне. — Чимин-хён, пожалуйста, — плаксиво проговаривает младший и, конечно же, Чимин просто не имеет права отказать такому малышу.       Он вводит сразу три смазанных пальца и замечает, что Чонгук очень хорошо их принимает. Мягкие стеночки нежно обволакивают, и Чимин тогда разводит их в стороны пальцами. Тем временем он подхватывает второй рукой лубрикант и обильно льёт жидкость себе на член, продолжая разрабатывать парня. И уже через несколько секунд он вынимает пальцы, вытерев их о простыни, и приставляет раскрасневшуюся головку к анальному отверстию Чонгука. Чимин легко входит сразу на всю длину, но всё-таки Чон немного сжимается вокруг него. Руки младшего непроизвольно тянутся к шее хёна, и тот уже знает, чего тонсен от него ждёт.       Не двигаясь и давая возможность парню привыкнуть, Пак опускается к его лицу и нежно впивается в губы поцелуем, блаженно прикрыв глаза. Они оба тонут в своих чувствах друг к другу, переплетая языки, точно так же, как уже давно переплетены души. Они целуются медленно и тягуче, смешивая слюну и иногда кусая губы. Чонгук так и продолжает держать его одной рукой за шею, а вторую перемещает на крепкую спину, шаря по ней ладошкой и ласково поглаживая своими длинными пальцами. А Чимин тем временем играется с его волосами, перебирая прядки и слегка массируя кожу головы, отчего Чон тихо постанывает в поцелуй. И только лишь тогда, когда младший сам его разрывает и молвит шёпотом «давай», Мин поднимается и делает первый слабый толчок, на который Чонгук утвердительно кивает и снова даёт партнёру разрешение.       Чимин начинает двигаться в нём медленно, неторопливо. Левая рука остаётся в волосах — так тонсен получит ещё больше удовольствия от процесса. Член входит легко, а бархатистые стеночки ануса приятно обволакивают твёрдый ствол. В Чонгуке до одури, просто до сбившегося дыхания и до неведомых ранее созвездий перед глазами тесно, тепло и очень, очень сильно хорошо.        Вдруг, отыскав наконец тот самый угол проникновения и задев чувствительную точку, Пак ликует про себя, а Чон громко стонет имя любовника. Подобная реакция — лучшая награда для Чимина. Он вбирает в лёгкие побольше воздуха и начинает двигаться в парне быстрее, с каждый новым толчком проезжаясь по простате. У младшего из глаз выступают слёзы чистого наслаждения и всепоглощающей любви к этому человеку. Чимин — вся его жизнь. И всякий раз, когда они становятся единым целым, занимаясь любовью, его чувства растут до невероятных масштабов, грозясь в буквальном смысле вскружить голову и унести куда-то далеко-далеко. Их невозможно сдерживать. Именно они, эти сильные чувства к Чимину, заставляют плакать и желать большего. В такие моменты ему всегда хочется этого самого «большего», хочется сильнее и глубже, быстрее и резче, хочется не просто соединиться с возлюбленным, а срастись с ним, стать единым живым организмом, разделяя на двоих одно дыхание, одно горячо бьющееся в груди сердце и одну пылко любящую душу.       Теперь слёзы не просто мочат его веки и покрасневшие щёки — они обильно катятся к подбородку и исчезают где-то на шее. Чимин, заметив это, явно понимает, в чём дело, и опустившись к младшему, ловит рукой его руку и быстро сплетает пальцы. Лицом же он приближается к лицу Чонгука и неторопливо сцеловывает каждую солёную капельку, не забывая при этом оставлять настоящие поцелуи на щеках, губах, носу, веках, лбу, подбородке. Такого Чонгука хочется целовать везде, одаривая его нежностью и заботой.       В последующий миг Чон дотрагивается свободной рукой до забитого чёрной краской предплечья, намекая тем самым Чимину взглянуть на него. Тот сразу же отвлекается от своего занятия и смотрит парню в намокшие глаза. — Всё хорошо, Чонгуки?       Младший, проглатывая очередной несдержанный стон, пытается хоть как-то собраться с силами и сказать то, что хочет. Дышать тяжело, говорить — тем более. Сейчас, когда Чимин с каждым медленным движением внутри него ударяется головкой по простате, хочется только стонать и просить о большем. Но Чону кажется, что он почему-то не может промолчать, не может заглушить этот искренний порыв. — Чимин-хён, — тихо и даже не совсем разборчиво из-за сбитого дыхания, но Чонгук всё же говорит, сжимая руку старшего в своей и преданно смотря ему в глаза. — Я очень сильно люблю тебя, хён. — Чонгуки, малыш, — Чимин сжимает его руку в ответ, на секунду перестав двигаться в нём и касается своим лбом чужого, вслепую находя и вторую руку младшего и точно так же сплетая пальцы. — Я тоже очень тебя люблю. И всегда буду любить и заботиться о тебе.       Они оба прикрывают глаза и сливаются нежном и долгом поцелуе. Чимин снова начинает вбиваться в нутро младшего, уже быстрее и резче, так и держа руки переплетёнными. Когда поцелуй разрывается, Чонгук стонет уже гораздо громче. Его стоны и порой даже крики отлетают от хрупких стен и врезаются им в уши, распаляя парней ещё больше. Чимин упивается всеми этими звуками: и теми, что издаёт младший, и теми, что создают их соединившиеся сейчас тела, соприкасающиеся друг с другом при резких толчках.       Движения старшего набирают обороты, становясь всё быстрее и резче. Он аккомпанирует Чону и своими стонами, что сливаются в прекрасную мелодию, которая является песнею их любви. Чимин внезапно полностью выходит, подхватывает тюбик с лубрикантом и, смазав ствол ещё, резко вбивается в Чонгука, одним лишь движением заставив того громко вскрикнуть. Пак вгоняет член глубже и резче, головка сильными толчками стимулирует простату. Чону кажется, что он задыхается от всех этих эмоций и ощущений. Глаза непроизвольно закатываются, а кожу начинает покалывать в некоторых её участках.       Их тела, мокрые от пота, льнут и прижимаются всё ближе. Создаётся впечатление, что даже воздух в комнате становится тяжелее и горячее. После особо резкого движения внутри, Чонгук вдруг чувствует, как покрывается мурашками и начинает слабо дрожать. Кислорода не хватает критически, все мысли словно покидают его, и он думает, как бы дух в этот самый момент его бы не покинул. Хорошо просто до помутнения рассудка. Где-то на периферии Чон слышит, как стонет Чимин, чувствует, как тот щедро осыпает его плечо поцелуями и ласково произносит имя младшего. Но вот Чонгуку произнести уже ничего не удаётся и, сумев только лишь высвободить одну руку из чиминовой, он слегка похлопывает того по плечу, предупреждая о своей скорой разрядке.       Чимин, как обычно у них бывает, понимает своего возлюбленного без слов. И уже в следующую секунду он глубоко целует Чона, вколачиваясь в того особо быстро. Не проходит и мгновения, как Чонгук, непроизвольно разорвав поцелуй и громко простонав при этом, обильно кончает себе на живот, несколькими сильными выстрелами выпуская тёплую сперму и что есть силы сжимая в себе Чимина и короткими импульсами пуская лёгкие вибрации по его члену. Тот словно задыхается от такого сильного напряжения, приподнимается немного, смотря на переполненное удовольствием лицо Чонгука. Его лицо выражает полнейшее наслаждение и умиротворение, но он всё равно открывает глаза и смотрит на старшего пронзительно. — Хён, — голос у Чона звучит по-блядски пошло, а взгляд пробирает до приятных мурашек и лёгкой дрожи во всём теле, — кончишь для своего малыша?       И Чимин не выдерживает. Совершив ещё два сильных и глубоких толчка, он бурно изливается в Чонгука. Оргазм его настигает яркий, долгий и до головокружения сильный. Он, не сдерживая ни одной своей эмоции, стонет имя любимого и сжимает потяжелевшие вдруг веки.       Сил больше не остаётся ни на что. Пак, даже не выйдя из парня, валится на него всем своим весом. Он со всё ещё прикрытыми глазами вслепую мажет губами по чонгуковой шее и блаженно улыбается, пытаясь наконец-то вдоволь насытиться таким необходимым кислородом и выровнять дыхание. Младший обнимает его обеими руками, одной бережно проводя по мокрой спине и, так же, как и Чимин, искренне и счастливо улыбаясь. — Чимина, — негромко зовёт его Гук, продолжая пальцами ласкать уже расслабленную чужую спину, — может, выйдешь уже из меня?       Старший лениво поднимает тяжёлые веки, кидает на Чона взгляд, полный нежности и теплоты, и как-то лукаво ему улыбается. — А, может, я хочу в тебе остаться? — Пак Чимин, хватит придуриваться, — со смешинками в голосе отвечает ему уже громче Чонгук.       Тот приподнимается на локтях, ухмыляется и прищуривает глаза, отчего те становятся похожими на две щёлочки. Этот парень неисправим. Даже несмотря на его возраст, после секса он всякий раз или превращается в ребёнка, или травит несмешные шутки, над которыми Чонгук, конечно же, смеётся, потому что Чимину это важно. — Значит, теперь я Пак Чимин, а не хён, — он демонстративно цокает языком и вертит головой. — Вот все вы, малыши, такие: получите своё и забудете о хёне. — Что значит «все»? А ну-ка объяснитесь, господин Чимин-хён! — звучит наигранно строго, но губы его расплываются в радостной и милой улыбке.       И это, наверное, в них неизменно. Постоянные тухлые, порой даже глупые шуточки и приколы Чимина, его властность и даже лёгкая строгость до и во время полового акта, и его инфантильность и милые ребячества — после. Частые беспочвенные вспышки ревности и собственнические замашки Чонгука, которые, к слову, обычно сводились ими же к юмору. И конечно же, то, что они разделяют уже очень долгие годы на двоих. То, что чёрной краской забито над чиминовым сердцем, прямо возле ключиц. Это их имена, соединяющиеся неразрывной лентой. Их настоявшаяся, проверенная временем, обстоятельствами и многочисленными трудностями, искренняя и сильная любовь. Любовь, что разнообразными чёрными линиями, которые стали для Чонгука символом дома и тепла, всегда будет запечатлена на теле Чимина.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.