***
Ну привет, дневник. Давно уже не писала, все было не до тебя. Сегодня вот наконец-то во вменяемом состоянии и чувствую себя в силах не спать хотя бы пару часов подряд. Егор такому, конечно, не обрадовался, ему нравилось, когда я только и делала, что подставляла крылья и дремала на плече. Вот прямо так и сказал. Я хотела ответить ровно то, что подумала — "засунь себе свои "нравится" и "не нравится" в задницу" — и практически получила по морде, он буквально в последний момент придержал руку. Положил ее мне на плечо, совсем не нежно сжал и с милой улыбкой сообщил, что отношения — это трудная работа, и работать в одиночку он не собирается. Короче, или я к его приходу научусь сдерживать свою язвительность, или он опустит наши отношения на тот уровень, которого заслуживает мое поведение. Вот так вот, да, уровень, которого заслуживает мое поведение! И даже продемонстрировал, ага, когда достал из тумбочки тюбик лубриканта. Ты не в курсе, но он мне говорил, что непослушных омег принуждают и трахают со смазкой для собственного удовольствия. То есть, он собирается меня все же изнасиловать, если я не начну себя вести так, как ему нравится! Оказывается, до этого он был лапочкой, скотина такая. И вот что мне делать? Правда начать сдерживать себя? Целоваться-миловаться с тем, кто мне нахуй не упёрся? А ВОТ ХУЙ !!!!! Если бы я была милой и послушной омежкой, то давно бы уже замужем была! И если уж я родилась омегой, это не значит, что я должна любому альфе, какой пожелает, кидаться в ноги! Хотел бы по-нормальному, пусть бы сам вел себя нормально, а не бил меня и держал у себя в доме! Кстати, о доме. Если раньше мне можно было выходить при условии сопровождения его охраны, то теперь меня тупо не выпустили, когда я хотела свалить и все же съебаться в другой город. Казалось бы, что может быть проще — выбираешься из дома, покупаешь билет на поезд куда-нибудь на Дальний Восток и спокойно едешь. Деньги остались, так потом ещё и гостиница за один месяц из двух оплаченных сделала возврат. Но все немного усложняется, если при этом находиться в доме ебнутого мафиози. Я даже улететь не могу, пока линька не кончится! А охрана меня даже во двор не выпустила, не говоря уже об улице. И вот я должна тут сидеть, беситься и думать, настоящей была эта угроза или нет. С одной стороны, Егор до сих пор показывал себя очень верным слову человеком. С другой, ну не будет же он правда меня насиловать! Или будет? Вот как понять, что у него в голове за этим вечно нейтральным еблом? Даже по ушам и хвосту настроение видно лучше, чем по лицу. Если честно, пока не добралась до тебя, мелькнула даже мысль, стрёмная, конечно, позвонить родителям. Уж папа бы мне поверил, я надеюсь. Но я не могу. Во-первых, ужасно стыдно будет просить отца разруливать подобную ситуацию. Во-вторых, он среднестатистический менеджер, бета, куда ему тягаться с этим всесильным уебком с альфа-феромонами. Не хотелось бы, чтобы он пострадал, а то хрен знает, насколько далеко Егор готов зайти. В общем, надо выбрать — остаться собой и получить неизвестное количество пиздюлей неизвестного типа или попытаться прогнуться и все стерпеть. Да и не только стерпеть, ещё участие принимать в поцелуях, объятиях и прочем. Вот правда, я бы, может, и не против обниматься и целоваться, если бы не такая ситуация, если бы он хотя бы дал мне время привыкнуть к себе, а не затаскивал к себе домой, как добычу, и метался между "крыло сломаю" и мурлыканьем. Сам бы уже определился! Чёртов кошак!***
Внизу засуетились, хлопнула дверь. Пришел. С началом линьки он завел привычку приходить на обед домой и тискать меня. Я очень смутно все помню, потому что постоянно была в полудрёме, но кое-какие детали всплывают. И они мне очень не нравятся! Прятать дневник в куртку не было времени, потому что я попёрлась с ним на кровать, так что пришлось сунуть в тумбочку и очень тихо ее закрывать, чтобы он не услышал и не заинтересовался. — О, ты не спишь. Как самочувствие? — мирно и спокойно просипел альфа, закатывая рукава на ходу. Сходу послать или попытаться спустить все на тормозах без лишней грызни? Кидаться ему на шею я точно не готова. — Нормально, — все же буркнула я, повернулась к нему спиной, отгораживаясь крыльями и поджимая ноги, обняла себя руками и закрыла глаза. Какая, всё-таки, мерзкая ситуация! Почему я не могу просто проснуться где-нибудь в другом месте? Где мне не надо опять чувствовать себя ущербной омегой, которая не может принять внимание альфы, где не надо подбирать слова и бояться насилия. Почему вообще это происходит именно со мной? Может, так у всех? Может, я преувеличиваю? Сестра моя счастлива была, что альфа на нее запал, сама ему в объятия прыгнула. Две омеги из класса мечтали только об альфе на белой иномарке и стремились найти себе такого. А я? Почему я не такая? Почему я не хочу этого похабного "внимания"? Что со мной не так? Сижу вот и думаю о таком, что хочется из кожи этой дурацкой вывернуться и улететь куда-нибудь далеко-далеко. В Южную Америку. Стать настоящей гарпией и жрать всех подряд, чтобы никто даже вякнуть не смел, что я какая-то не такая. Можно так? Господи, пожалуйста. — Тебя не знобит? — Егор устроился у меня за спиной и ласково погладил крылья. — Чего свернулась? Мне плохо. Я не хочу быть омегой. Я не хочу быть здесь. Что из этого ему сказать так, чтобы он понял? Как дать ему почувствовать, каково жить в мерзком теле, заклеймённом, под завязку набитом гормонами раздвигания ног, как сильно уже надоело это вечное "ты же омега, ты должна"? Как? Как сможет тот, кто доволен собой и своим положением альфы, понять, как сильно иногда хочется стать обычной, непримечательной бетой? Я только покачала головой, ежась, когда прохладные пальцы зарылись глубоко в перья и коснулись кожи. Он потянулся к тумбочке за щеткой, коснулся грудью моей спины, совершенно нечаянно, или как будто нечаянно. Тёплый, как и положено, даже через одежду. Раз уж на то пошло, можно мне немного тепла? Последнего, наверное, потом ему будет не до объятий, потому что хрена с два я буду прогибаться. Решено. Я навсегда останусь собой, как бы неправильно это ни было с точки зрения всех остальных. Терять себя ради спокойствия в золотой клетке? Вот уж нет. Я это я. — Обними меня, — тихо попросила я, расслабляя крылья и раскладывая их по постели, позволяя свешиваться на пол. — Кажется, я впервые вижу тебя такой несчастной, — сидящий на коленях мужчина подтащил меня к себе, устроил между своих бедер и крепко прижался к спине, — это из-за утреннего? — Я просто устала, — устала быть омегой, устала быть здесь, устала от него, — злилась и устала. — А я как раз хотел извиниться, — тихо хмыкнул он, сдвигая ворот футболки и касаясь губами плеча там, где почти сразу после его ухода расцвел лиловый синяк, — за это и за... Формулировку, скажем так. Ты же знаешь, я не буду тебя насиловать. — Мне все равно, — откинув голову ему на плечо, я закрыла глаза, — что хочешь делай, плевать. Я тебя не боюсь. В задницу себе засунь свои желания и ультиматумы. — Видимо, придется работать над этим одному, — усмехнулся мужчина, притираясь щекой к саднящему месту, — вредная зараза, вот ты кто. Пойдем обедать. От мысли о еде желудок сжался. Нет уж, не сейчас. — Не хочу. — Ты даже не завтракала, не упрямься, — он не дал мне отстраниться, когда я хотела встать. — Я не хочу, — повторила я, ещё раз попыталась отодвинуться, а ему плевать, конечно, он же сильнее, — я что, не могу хотеть и не хотеть? Только ты можешь? — голос задрожал, и я рванулась резче, взмахнув крыльями, чтобы сбросить его руки. — Почему всем можно от меня чего-то хотеть, а я должна только... Только всем должна, почему? Родителям должна внуков, обществу должна быть нормальной омегой, ему должна слушаться, а себе? Себе я разве не должна? Например, защищать себя, быть собой, не должна? Или мне ещё и это нельзя? Дурацкие слезы душили, не давали вздохнуть. Уёбищное свойство омежьего организма — любой стресс превращать в рыдания. А я не хочу! Хочу просто побеситься, покидаться вещами, почему я должна реветь? Я ведь даже не хочу! — Кристин... Отлично, он ещё и смотрит на это! Боже мой, ну что за позор, почему все время все вот так... — Оставь меня, — пытаясь стереть дурацкие слезы, я отвернулась, закрылась крыльями, чтобы он не видел эту слабость, эту глупость, идиотскую мягкотелость, — уйди! К счастью, Егор правда ушел. Ушел и не видел, как я металась по спальне, пытаясь хоть как-нибудь заглушить эти слезы, как злилась ещё больше, и от злости тупой организм ещё больше ревел. Ну кто вообще плачет от злости, ну почему так?!