Гарпия и Кот

Болело крыло и страшно раскалывалась голова — это было первым, что я ощутила, проснувшись. Рывком, дернувшись, но все же проснувшись. Сжав виски руками, я зажмурилась крепче, стиснула зубы. Крыло мое крыло... Перед внутренним взором, как приклеенное, замерло воспоминание о разбитой машине, так что я постаралась избавиться от него методом открывания глаз. Помогло, потому что пришлось переключиться на то, что левый глаз ничего не видит. Я потерла его, стараясь прогнать черноту, поморгала, но добилась только усиления головной боли. Господи-боже, мне пизда... — Очнулась? — от звука мужского голоса за спиной я дернулась и со стоном схватилась за плечо. — Не бойся только, ладно? Ага, как же! Послушай мужика или омегу — и сделай наоборот! Осторожно повернув голову, я прищурилась на слегка расплывающегося мужчину. Он держал перед собой раскрытые ладони, видимо, демонстрируя мирные намерения, но, если уж я тут оказалась, явно не все так радужно. Да и где я, кстати? От яркого освещения резало в глазах. Вернее, в глазу. Вполне себе обычная небольшая комната, крылья согнуты в локтях, чтобы поместились, правое все ещё валяется, как тряпка, и отказывается подчиняться, да ещё и болит, как не знаю что. Понять бы ещё, что произошло и что от меня хотят. — Ты что-нибудь хочешь? — интересный вопрос. Хочу показать крыло врачу и оказаться отсюда подальше, а заодно и от Егора с его "семейными" проблемами. — Не бойся, тебя никто не обидит. Нам бы всем хотелось пережить эту ночь, да? — Я не боюсь, — получилось тихо и сипло, но, кажется, я была услышана, — мне нужно в больницу. Сейчас я боюсь только никогда больше не взлететь. Может быть, ещё можно что-то исправить, может, какой-нибудь лубок или не знаю... Лишь бы только полететь. Ну и не ослепнуть тоже хотелось бы, откровенно говоря. — Извини, конечно, но нет, — рядом со мной поставили бутылочку воды, а потом на свет лампы был извлечён вполне себе реального вида пистолет, — давай-ка позвоним твоему альфе, малявка. Фыркнув, я осторожно приподнялась на руках, стараясь локтем поддержать сломанное крыло. Казалось, я чувствую, как кость шевелится в суставе, и от этого было довольно мерзко. И ещё более страшно. Ебаный кошак, глаза ему выцарапаю! Теперь уж не приходится сомневаться, что меня похитили, чтобы на него повлиять. Чудо только, что не лупят и не насилуют. Хотя, наверное, решили, что с меня и крыла хватит. Устроившись на коленях, я, как могла, уложила крыло максимально комфортно. Степень боли в разных положениях мало отличалась, но, по ощущениям, так получилось максимально естественное положение. От боли слезы на глаза наворачивались, но у меня высоченный болевой порог, хвала омежьим генам. Не думала, что когда-нибудь это скажу. Сотни поколений омег до меня рожали по ребенку в год, а потому выжили самые терпеливые. Лишь бы не вырубиться опять, не хотелось бы пропустить сей чудесный разговор. Держу пари, этому мафиозному засранцу дела будут дороже. В глубине души хотелось саму себя поругать за такое злобство. Может быть, он сразу кинется меня спасать, такой вариант никто не отменял. Но, блять, сейчас я склонна помнить в нем только самые херовые черты, которые, в принципе, большую часть жизни с ним и видела. — Только давай ты не будешь приукрашивать, ладно? — слегка нервно попросил похититель. — Мы знаем, что нам конец за тебя, но жить-то хочется. Мы ведь тебя не били, не мучили, можешь ему это сказать? Уговаривает меня не бояться, а сам весь белый, это я даже одним глазом вижу. И почему-то после этих слов стало немного спокойнее, несмотря на наличие оружия у него в руках. Мне ничего не сделают, чтобы потом Егор не посадил их на кол — обнадеживающая перспектива. Но, к большому сожалению, не думаю, что прокатит. Если уж он так боится, значит, есть причина. И Егор мало походит на того, кто знает о сентиментальности и благодарности. — Вы украли его собственность в его же день рождения, — покачав головой, я поморщилась от ощущения перекатывающегося внутри шара для боулинга и потерла висок. Так ещё и, пусть не прямо, но косвенно виноваты в том, что сломано одно из "крылышек". Не простит, ой не простит. — Мы просто исполнители, — проворчал похититель, включая громкую связь, и, пока шли гудки, потребовал: — ты будешь говорить. Вздохнув, я прикрыла глаза. Что мне говорить? Притворяться послушной няшкой или можно быть собой? И, всё-таки, я или дела? Как там говорили? Истинную свою продал, да? А тут всего-то я. Да и, в принципе, зачем ему я? Очень удобный способ избавиться от источника ебли мозгов. — Да! — сипло рявкнул Егор, я от неожиданности вздрогнула и сморщилась. Больно же, мудак! — Это я, — ну а что ещё было сказать? — Женщина! — грозно рыкнул альфа, что-то грохнуло у него там. — Где ты, блять, шляешься? Выбрала момент, тоже мне! У меня нет времени на твои выкрутасы! Нихрена себе! Так он ещё и не в курсе, да? То есть, я уже достаточно раз пыталась сбежать, чтобы этот мудак теперь любое мое исчезновение с радаров приписывал к списку побегов? Он что, блять, реально думает, что я в его чертову днюху попытаюсь сделать ноги? — Пошел ты! — обиженно фыркнув, я скрестила руки на груди и ойкнула, придерживая крыло. — Меня похитили, чтоб ты знал! — Началось, — так вздохнул, что я даже поняла, насколько сильно он закатил глаза, — делайте с ней, что хотите, мне плевать. И дальше только короткие гудки. Мы с похитителем уставились на телефон. Я — в шоке от формулировки, он — в шоке от услышанного. — Нет, ну вы только посмотрите, какая скотина! — сжав кулаки, я хмыкнула. — Даже не сомневалась в тебе, кусок натестостероненного говна! С чего вы вообще решили, что я для него что-то значу, а? Пиздец открытие! Конечно, всегда остаётся маленький шанс, что это показуха, чтобы не начался шантаж моими отрезанными пальцами, присланными по почте, и всякое такое, но уж больно натурально звучало. А главное, так, будто это я виновата! Мудак, одним словом! Вот и что мне теперь, самой себя отсюда вызволять? И как? Что я с дико болящей головой и сломанным крылом смогу против мужика? И вряд ли он тут один. — Нихуя ж себе, — сдавленно пробормотал похититель, поднял на меня взгляд от телефона, — может, тогда мы реально переживём это, м? Ну хоть не разозлился и не начал вымещать недовольство от неудачи на мне. Как-то без огонька меня похитили, не по-голливудски, но нельзя сказать, что я не довольна. И, раз все столь прекрасно складывается, стоит озаботиться перманентной головной болью и все ещё слепым левым глазом. — Если все так радужно, можно мне что-нибудь от головы? — раз уж сказал, что будет со мной хорошо обращаться, то пусть хотя бы такую мелочь сделает. Тем более, воды уже дал, да и в том, что голова болит, они и виноваты. Вряд ли он был один, банально бы запарился меня вместе с крыльями перетаскивать. — Посмотрю, что тут есть, — вздохнув, мужчина убрал оружие, сунул телефон в карман и окинул взглядом побитое крыло, — не выебывайся, ладно? Постараемся мирно разойтись. Ага, конечно. Когда это я вообще была послушной? А теперь ещё и осмелела, блять, так и тянет на подвиги. По крайней мере, теперь я точно хочу отсюда свалить. Едва за ним закрылась дверь, я очень аккуратно встала, придерживая плечо правого крыла, чтобы не свешивалось вертикально вниз и не ворочалось там внутри. Окно открывается, даже пролезу, при желании, но третий этаж. Были бы крылья в порядке — даже вопрос бы о способе побега не стоял. Далеко не пролетела бы, конечно, дубак ведь, но до земли бы точно. Хотя, блин, немного левее козырек подъезда, большой, бетонный. Смогу ли я планировать на одном крыле? Да и, мать его так, есть ли у меня время сомневаться? Открыв окно, я сняла туфли и бросила их вниз. А то так себе вариант идти босиком по снегу. Стараясь не думать, что мысли о ходьбе после такого пиздеца слишком уж оптимистичны, я выдохнула и влезла на подоконник, сквозь зубы матеря узкий подол. И ничего я не ебнусь с третьего этажа, вот и нет! Просто спланирую вдоль стены дома на козырек, с него — на землю, вот и все. Парусности должно хватить. Должно! До этого момента я никогда не боялась высоты. Но сейчас я стояла на опасно поскрипывающем внешнем подоконнике и чувствовала, как дрожат коленки. Третий этаж — всегда было раз чихнуть. А сейчас кажется так высоко, что просто лучше пусть застрелят. Зажмурившись, я обеими руками взялась за плечо пострадавшего крыла, постаралась его выпрямить и оттолкнулась от окна. Ощущение падения, совершенно не замедленного, выбило весь воздух из лёгких, я инстинктивно замахала целым крылом и больно шарахнулась на колени. Открыв глаза, кое-как вдохнула и тут же облегчённо выдохнула. Голова сейчас взорвется, лопатка пылает, болят ссаженные ноги, тянет перетруженное крыло, но я на козырьке. Осмотревшись, я предпочла слезть по-человечески, цепляясь за бетонную решетку сбоку. Прошлась за туфлями и, подумав, нырнула за угол дома, уходя от взгляда тех, кому не составит труда понять, как именно я сбежала. Да и нахуя, господи? Он же сказал, что не обидят! С другой стороны, это он сказал. А ещё он сказал, что они только исполнители. Вот как сказали бы им меня убить, они же убили бы! Пройдя мимо пары домов, я услышала за спиной отдаленные крики. Обнаружилась пропажа? Или это не они? Черт, что делать-то? И холодно до смерти ещё! Навстречу ехало такси, и я решила, что лучше уж буду решать проблемы по мере их поступления, чем... Ну, чем меня опять поймают. К счастью, машина с шашечками притормозила, я наклонилась к открывшемуся окну. Водитель, что тоже к счастью, довольно пожилой бета, согласился отвезти меня к дому Егора, даже согласился получить оплату в конце пути с задержкой. И печку включил посильнее, и вопросов задавать не стал, за что ему можно было только спасибо сказать. Огромное человеческое спасибо. Придерживая сломанное крыло, я смотрела на разбитые коленки и пыталась принять, что уже все. Похитили меня мягкие люди, это поразительно, но очень хорошо. Сбежать я от них смогла. Теперь мне нужен врач. Заявиться в таком виде мне больше некуда, кроме как к непосредственному виновнику произошедшего. К родителям? Посреди ночи, побитая? Вот ещё. А больше-то и некуда. Как же так получилось? Ни друзей не осталось, ни нормальных отношений с семьёй. Не могу пойти к родителям, не могу пойти к сестре. Можно было бы, конечно, попробовать сунуться к Коле, он бы не отказал в ночлеге и помощи, но, во-первых, неловко, у него же невеста, наверное, они вместе живут; во-вторых, он оказался подчинённым Егора, точно вернёт назад на блюдечке и с бантиком. Лишь бы теперь с крылом разобраться. Лишь бы все можно было исправить. И ещё с глазом, не знаю, что это за хрень, но мне нужны оба! Можно было бы шутить, что я, в отличие от всех омег, выбираю вилку, но лучше бы обойтись без этого. Просто... Просто чтобы все стало как было. Хотя бы как было до сегодняшнего дня, не заикаюсь уж о том, как всё было до встречи с Егором. Когда такси притормозило у ворот дома альфы, я тяжело вздохнула. Свет горит, во дворе тоже, значит, есть шанс сразу кого-нибудь встретить и не ползти по лестнице наверх за карточкой или телефоном. Попросив водителя немного подождать, я практически вывалилась из теплого салона на негнущихся ногах, подхватила многострадальное крыло. Сколько я уже им улиц подмела за эту бесконечную ночь... Набрав код на цифровом замке, я открыла калитку и шагнула во двор. Бурно кипящая суета мгновенно замерла, все разом повернулись ко мне. У каждого в руках оружие. — Может кто-нибудь с такси расплатиться? — поинтересовалась я, подавляя желание попятиться под такими пристальными взглядами. Как-нибудь потом разберусь с деньгами, правда, сейчас хочется только лечь и врача. Один из мужчин отдал в руки другому автомат и просочился мимо меня на улицу. Смутно знакомый альфа протянул мне руку, молча предлагая помощь и направляя в дом. Суета возобновилась, хлопали двери машин, потрескивали рации. Меня усадили на диван в гостиной, дали плед, горячий чай и телефон с активным вызовом. — Кристин, ты? — спокойно донеслось из динамика. — Да, я, — вздохнув, я прижала телефон к уху левым плечом, чтобы укутать озябшие ноги в плед. Жалко, испачкается кровью, но тащиться наверх мне просто неебически не хочется. Наверное, и не потащусь уже, останусь тут спать, диван длинный, а крылья как-нибудь умещу. — Прости, что так вышло, — мягко, упрашивающе просипел Егор, — и прости за тон. Ты цела? Сказать ему правду? Если сейчас сказать ему, что сломано одно из его обожаемых крыльев, он там помрёт. И уж точно это не отразится благоприятно на том, чем он занят. — Да, в целом, да, — взяв кружку обеими ладонями, я прикрыла глаза. Пусть так. Только в честь его дня рождения. А потом, пожалуй, стоит сделать ноги. В следующий раз все может быть не так радужно. Я не готова рисковать своей жизнью из-за его работы. — Я не должен был говорить то, что сказал, но... — он замялся, и я все поняла. — Понимаешь, я все равно не мог бы... Даже ради тебя. Пытается смягчить, но хочет честно сказать, что не стал бы выполнять их требования. Что ж, никто не удивлен. Немного обидно, но не удивительно. — Не сомневалась в тебе, — сбросив, я аккуратно положила чужой телефон на столик. — Вам нужен доктор? — сразу же спросил хозяин аппарата. О, ну наконец-то! — Кажется, у меня сломано крыло, — сообщила я, прижимая восхитительно горячую кружку к груди, — и ещё я сильно ударилась головой. Кивнув, альфа испарился. Вот и хорошо, мне помогут. Только бы с крылом все было хорошо... Спустя не так уж и много времени явился молодой человек с белым пластиковым чемоданчиком. Осмотрел меня, опросил, ощупал шишку на затылке, выдал таблетки и сказал явиться завтра в клинику. Дескать, внутричерепное давление повышено, поэтому глаз темный, может быть, есть сотрясение, но для этого нужно нормальное обследование. Промыл мне раны на коленях, приклеил здоровенные пластыри и написал рецепт с таблетками и мазью, чтобы лучше заживало и не осталось шрамов. После его ухода я уже решила подняться наверх, стянуть к чертям платье и завалиться спать, но пришел ещё один человек. Я его даже знала в лицо — он ветеринар, но написал книгу о крылатых и учебник по орнитологии, много исследовал механизм полета человека, всякие обучающие видео записывал по орнитологии и крылатым людям, заслушаться можно его лекциями. — Вот это экземпляр, — присвистнул Вадим Владимирович, ставя на столик объёмную сумку, — это что же такое, а? И сразу полез трогать! Нет бы разрешения спросить! Каким бы светилом науки он ни был, разве ж так можно? Сам не крылатый, но много работал с ними, должен ведь понимать! — Гарпия, — коротко ответила я, убирая от его рук здоровое крыло, чтобы обратил внимание на повреждённое. — Ну-ка, ну-ка... — ощупав плечо крыла и мое плечо, мужчина что-то пробормотал себе под нос и сказал уже громче: — Расстегни-ка платье, ничего не видно за ним. Краем глаза заметив, как напрягся все тот же альфа, стоящий рядом, я стиснула зубы покрепче, чтобы не выдать, как больно, и завела руки за спину, расстегивая молнии и слегка стаскивая платье с правого плеча. — О, ну тут все очевидно, — ледяные пальцы ощупали безумно болящую лопатку, — вывих, дорогуша, не перелом. Когда травмировалась? Вывих. Спасибо всем богам, это просто вывих! — Вечером, — сквозь зубы ответила я, чувствуя, что он двигает крыло. Кость мерзко двигалась под кожей, до дрожи неестественно. — Оно тут у тебя все так ровненько... — пробормотал Вадим Владимирович, а потом что-то щёлкнуло. И по обжигающей волне боли я поняла, что. Вскочив, чтобы только как-то унять это, я споткнулась о столик, едва не упала, придерживая крыло и практически ничего перед собой не видя от боли и слез, застилающих глаза. Но меня остановили, придержав за руку, и я постаралась отдышаться. Уже легче, уже меньше болит, уже лучше... — Вообще-то, у нас есть обезболивающее, — процедил все тот же альфа, — и не нужно ли было сделать рентген? — Она так спокойно сидела, я думал, уже обезболили, — пожал плечами ветеринар, к которому я бы свое животное после такого не понесла, — осталось только зафиксировать, завтра можете сделать рентген, если хотите. Чтобы вернуться на диван и снова подставить этому эскулапу крыло, пришлось немало напрячь силу воли. По крайней мере, теперь уже не будет он ничего вправлять, да? Так и оказалось. Согнув крыло в локте, Вадим Владимирович закрепил его эластичной повязкой и сказал постараться не разгибать. Потом начал наматывать тянущийся бинт вокруг плеча, под рукой, на руку, десятки витков, чтобы обездвижить крыло у лопатки. — Я смогу летать? — чтобы немного отвлечься от болезненных манипуляций, я задала самый важный вопрос вечера. Если не смогу, то лучше бы меня убили. — Я бы посоветовал ближайшие пару месяцев даже не пытаться, — не отвлекаясь от дела, мужчина шмыгнул носом, — на месяцок повязка, но это точнее хирург скажет после рентгена, потом процедурки. Ну и сразу не надо Ла-Манш перелетать, конечно, лучше потихоньку наращивать нагрузку. Я смогу летать. Это не перелом, просто вывих, он заживёт, и я полечу! Пусть не сразу, но ведь полечу! Болеть от радости меньше не перестало, так что, когда мне предложили все же уколоть обезболивающее, я без раздумий согласилась. Прижимая ватку к сгибу локтя, поднялась наверх. Хотелось в душ, смыть этот день и все, что с ним связано, но сил не было даже нормально переодеться. Сбросив платье, я как представила, что надо будет сначала натянуть футболку, потом наклониться и надеть шорты, так сразу слегка затошнило. Поэтому я понадеялась, что Егор сегодня домой ночевать не придет, и забралась в кровать так, в белье. Утопая в подушке, я чувствовала, что покачиваюсь. Вправо, влево, вправо, влево, медленно и плавно, как на лодке. Слегка звенело в ушах, но зато между ними поселилась блаженная пустота. Мысли ворочались так же медленно и плавно, как качалась подо мной постель. Поэтому я не сразу поняла, кто заставил меня сесть, кто зацеловывал лицо и плечи, не могла разобрать сиплый шепот. — Что ты делаешь? — пробормотала я, слабо пытаясь ухватиться за обнаженные и горячие плечи мужчины, когда он уложил меня на спину. Основания крыльев не болели. Я не могла понять, то ли меня держат на весу, то ли я просто уже ничего не чувствую. — Мне очень нужно, — прохрипел Егор, да, это Егор, кто же ещё, — правда, очень, пожалуйста... Я ощущала, как крепко он сжимает пальцы на моих боках, бедрах, плечах, но не чувствовала боли. Слышала, как он мурлычет, чувствовала, как целует в шею. И к мягкому раскачиванию кровати влево-вправо прибавились его движения, такие же плавные и медленные, он, темное пятно на фоне сероватого потолка, качался надо мной вперед-назад, размеренно, убаюкивающе. Зачем — непонятно, но мне оставалось только поддаться тяжести век и закрыть глаза. Подумаю обо всем утром.