Любовь во время зимы

      1 ноября 2012 года, Лондон       Тишина комнаты казалась практически звенящей, что еще больше усиливало противное, ноющее гудение в голове.       Тело ниже шеи практически не ощущалось — не так, как если бы Гермиону парализовало совсем, скорее, словно она долго спала в неудобной позе и отлежала себе все, что только можно. Не открывая глаз, она с трудом пошевелила пальцами правой руки, и те неприятно закололо.       Чувствительность возвращалась медленно, скачками — сперва отпустило грудь, и дышать стало заметно легче, потом ожили руки, затем эта теплая волна перекочевала на талию и спустилась ниже, и Гермиону тут же обожгло болью. Не такой резкой и мучительной, что схватывала во время родов, а тянущей, и Грейнджер все же не сдержала стона.       Дверь в палату открылась тихо, с легким, едва слышным шелестом, и Гермиона невольно напряглась.       — Ну, здравствуй, девочка, — мягкий, вкрадчивый тон Элизабет Смитсон заставил ее облегченно выдохнуть. — Ну и переполошила же ты всех…       Гермиона с трудом открыла глаза — веки казались тяжелыми, а внутрь будто насыпали песка — так сильно жгло. Она вновь была в палате, подключенная к различным приборам.       — Мы едва смогли остановить кровотечение, — проговорила целительница с укором.       — Что… с ребенком? — спросила Гермиона на выдохе. В горле тут же запершило, и она закашлялась, отчего боль в голове и пояснице стала практически невыносимой.       Но не боль волновала Гермиону, а то, что в палате отсутствовала кроватка для новорожденного.       — В полном порядке, — Смитсон улыбнулась. — Здоровая, хорошенькая девочка, 19 дюймов, 5,5 фунтов*. Она все это время была в детской палате, ты пролежала в коме целые сутки. Сейчас 8:30 утра 1 ноября.       (*Примерно 47 см и 2,5 кг.)       Сутки? Значит, Схождение было вчера. Если они все живы и все в порядке — означает ли это, что Малекит побежден?       — Я могу увидеть дочку? — прошептала Гермиона, прикрыв глаза.       Хоть на мгновение, удостовериться, что с малышкой на самом деле все в порядке.       Легкая рука в ласковом прикосновении коснулась ее растрепанных, спутанных волос.       — Только ненадолго, тебе надо еще поспать, — выдохнула целительница и вышла.       Она вернулась спустя пару минут с маленьким свертком в руках. Девочка, завернутая в теплую пеленку, спала, несмотря на то, что ее переносили с места на место. Смитсон аккуратно положила малышку рядом с матерью и деликатно отступила на шаг назад.       Гермиона ощутила, как снова жжет глаза, но на этот раз от непрошеных слез. Сколько испытаний и невзгод им пришлось перенести, чтобы дожить до этого самого момента?..       Маленькая, непередаваемо трогательная крошка причмокнула во сне губами и рвано, с перерывом, выдохнула. Подняв ладонь, Гермиона, едва касаясь пальцами, провела по щеке малышки, ощущая тепло и мягкость кожи.       Как она была похожа на Локи…       У девочки была светлая кожа, острый, как у отца, нос, его четко вычерченный излом губ, а на макушке темнел черный пушок. Можно было подумать, что от самой Гермионы ей не досталось ровным счетом ничего.       — Я… — Грейнджер подняла затуманенный взгляд от малышки и посмотрела на Смитсон.       Она хотела спросить, что той известно про Локи, про Гарри, про битву. Что вообще произошло за те сутки, пока она спала, но вдруг Гермиона заметила, что целительница находится в палате не одна.       — Целитель Сметвик… — сглотнув, проговорила она.       Мужчина стоял у двери, прислонившись спиной к стене и сложив руки на груди. Взгляд его был нечитаемо хмурым, а губы — сжаты в тонкую линию. Сейчас он выглядел практически на свой реальный возраст, шестьдесят с хвостиком: глаза запали из-за длительного недосыпа, а на бледной коже отчетливо выделялись полосы морщин.       — Как… он? — спросила Гермиона, совладав с голосом. — Тот мужчина, с которым мы…       Горло сдавило спазмом, но девушка надеялась, что уточнять не стоило. Как объяснить постороннему человеку, что для нее значил Локи?       — Как, как! — голос целителя был немного охрипшим, будто он долго и громко говорил. Или даже кричал. Зная, как Гиппократ Сметвик общается со своими стажерами, Гермиона ничуть не удивилась. — Сгинул! Нет его больше.       — Что?..       Горло окончательно сдавило, и Гермиона захлебнулась воздухом. Слезы, едва прекратившиеся, снова заструились из глаз.       Как? Она же так старалась! Неужели, они не смогли его спасти? Никто не смог?... Что же теперь…       — Иппи, не пугай девочку! — процедила целитель Смитсон строго. В ее взгляде полыхнула злоба. — Ей нельзя нервничать!       — Я и не пугаю… — мужчина невозмутимо пожал плечами. Очевидно, его нисколько не пугал грозный тон коллеги. — Его на самом деле нет. Здесь нет, забрали его куда-то сегодня ночью.       — Кто?       Неужто до него добрался Отдел Тайн?       — Дружок твой непоседливый вместе с Греем.       Сглотнув, Гермиона наконец смогла сделать полноценный вдох. И тут отметились «серые мантии»…       Радовало одно — с Гарри все в порядке. Но тем не менее Гермионе еще о многом хотелось спросить…       — Бэтти, не могла бы ты оставить нас ненадолго? — попросил Сметвик, прищурившись. — Нам с твоей пациенткой нужно немного посекретничать…       — Так, никаких секретных разговоров! — отрезала Смитсон. — Гиппократ, я тебя вообще пускать не хотела, а ты…       Но Гермиона прервала целительницу:       — Миссис Смитсон, прошу, мне нужно знать…       Она выдержала почти десять секунд пристального, недовольного взгляда Смитсон, после чего та сдалась первой.       — Что ж, как хочешь! — отмахнулась женщина. — Но у вас всего пять минут, потом я дам тебе снотворное — и ты будешь спать.       Целитель Смитсон забрала малышку и вместе с ней вышла из палаты. Гермиона проводила дочь долгим, тоскливым взглядом, но постаралась убедить себя, что ей нужно придти в норму, чтобы полноценно заботиться о ребенке. Сейчас Грейнджер не находила в себе никаких сил.       — Не помню, когда последний раз меня опутывали столькими обетами и статутами, — выдохнул Сметвик, опускаясь в кресло для посетителей. — Но мне дали понять, что ты в курсе всего происходящего, так что…       — Если бы, — выдохнула Гермиона и устало прикрыла лицо ладонями.       Спать хотелось и без всякого зелья, сил не было даже не то, чтобы подняться и дойти до уборной, шевелиться — и то было напряжно. Но она должна узнать хоть что-то…       — Парня твоего еле-еле вытянули, — проговорил целитель задумчиво. — Почти сутки возились — извлекали яд, разобрались с внутренним кровотечением, стабилизировали чудом. Быть может, если бы он был обычным… человеком… то не выжил бы.       По тому, как Сметвик выделил слово «человек», было несложно догадаться, что ему известно об истинном происхождении Локи. Наверно, Гиппократу Сметвику было крайне обидно — первый в его практике случай лечения инопланетянина, а он не может никому об этом рассказать.       — Едва мы успели закончить — подоспели ребята из Гринвича… — продолжил целитель. — Целая толпа, только их уже ждали все мобилизованные целители, Отдел Тайн похлопотал.       Значит, сражение происходило в Гринвиче…       Голос Сметвика был задумчивым и негромким, Гиппократа редко можно было увидеть в таком состоянии. Похоже, его еще не отпустила работа, монотонная, но пугающая в своей кровавости.       Двести семьдесят три мага погибли на улице или сразу же по прибытии в Мунго, еще пятьдесят три — на операционных столах. Двести восемь находились в тяжелом, но стабильном состоянии. Погибших же маглов насчитывалось более трех сотен.       Цифры ужасали и радовали одновременно, ведь погибших могло быть в десятки больше, но защитникам удалось оградить место боя от простых обывателей, и те не пострадали.       — А ночью эти двое заявились в отделение, — раздражение, появившееся в голосе Сметвика, можно было пощупать. — Они сначала забрали парня, сказали, что отправят его домой, а затем всю душу из меня вытрясли.       Скорее не душу, а отчеты по лечению Локи.       Гермиона достаточно хорошо знала Гиппократа Сметвика, чтобы понимать, что все возмущение мужчины вызвано именно объемами бумажной работы и необходимостью держать рот на замке. В остальном же целителя стоило охарактеризовать как увлекающегося гениального врача.       Локи решили отправить домой? Как такое возможно? Почему за всем этим не следил Тор? Информации не хватало.       — Я знаю, тебе интересно, что все-таки произошло, — вздохнул Сметвик. — Но я мало что могу тебе рассказать, сама понимаешь, последние двое суток выдались для меня довольно сумбурными.       Этого сложно было не понять.       — Мне больше интересно, как такая девушка, как ты, докатилась до жизни такой…       Ответить Гермиона не успела, дверь негромко распахнулась, и на пороге появилась Смитсон.       — Все, все шпионские беседы окончены, — отрезала она сухо, избавив свою пациентку от необходимости что-либо объяснять. Ее голос слегка смягчился, когда она подошла к Гермионе и протянула ей фиал. — На, выпей, здесь специальное снотворное, тебе надо восстанавливать силы.       Возможно, Гермиона бы попробовала возразить, ведь у нее было еще столько вопросов, но глаза, и без того нывшие, сейчас горели огнем. Да и Сметвик, похоже, исчерпал себя, он выглядел по-настоящему усталым и непривычно серьезным, и девушка сдалась, приняв предложенное зелье и практически сразу провалившись в глубокий, без всяких сновидений сон.       Следующее пробуждение далось ей намного проще. Голова перестала казаться мешком, набитым всякой гремящей рухлядью, да и телу стало легче — несмотря на ноющее ощущение в мышцах, вызванное, скорее всего, долгим лежанием, чувствовала себя Гермиона вполне неплохо. Даже глаза перестали так сильно саднить.       За окном уже смеркалось, скорее всего, проспала она часов шесть или семь. Грейнджер хотела вызвать Темпус, но с горечью вспомнила, что ее палочка была сломана во время похищения. Можно было купить новую, но ведь та, из виноградной лозы и сердечной жилы дракона, служила ей верой и правдой долгие двадцать лет и была для Гермионы настоящей боевой подругой…       Едва Гермиона подняла голову от подушки, в палату вошла целитель Смитсон.       — Добрый вечер, — улыбнулась она. — Как себя чувствуешь?       — Лучше, — подтвердила Грейнджер, вымученно улыбнувшись.       — Отлично, — обрадовалась женщина, но тем не менее подняла палочку, чтобы провести проверку. — И правда, показатели уже выше, так что, если хочешь, можешь понянчиться со своей малышкой. Но только до отбоя, на ночь снова примешь зелья, зато с утра — будешь как огурчик.       Хвала магической медицине!       На самом деле Гермиона жутко хотела увидеть дочь — она единственное, что ей осталось от Локи. Мерлин, она ведь даже не знала, что с ним!        От этих мыслей к горлу подступил ком, не дававший сделать вдоха. По щекам непроизвольно потекли слезы       — Так, и чего ты опять разнюнилась? — беззлобно пожурила ее целительница. — Или дочку видеть не хочешь?       — Хочу, — поспешила заверить ее Гермиона, быстро вытерев щеки тыльной стороной ладони.       Она и вправду была немного не в ладах с собой. Скорее всего, виной тому были гормоны, но девушка не собиралась поддаваться.       — Ладно, — миссис Смитсон ободряюще улыбнулась и похлопала Гермиону по коленке. — Жди свою малышку, но если будешь чувствовать себя плохо — тут же зови медсестру.       Грейнджер клятвенно заверила, что не будет перенапрягаться, и целительница ушла, оставив ее одну.       Минут через пять дверь вновь открылась, и на пороге стояла медведьма, левитирующая перед собой небольшую кроватку. Приставив ту рядом с кроватью Гермионы на выдвинувшиеся из днища ножки, девушка напомнила пациентке не перенапрягаться и в случае чего звать на помощь медперсонал.       Оставшись наедине с дочерью, Гермиона склонилась над кроваткой, любуясь спящей малышкой. За несколько прошедших часов кожа девочки стала будто бы еще светлее, и темные брови и волосы на этом фоне казались более черными, а губы и щеки — ярко-розовыми.       «Настоящая Белоснежка», — грустно улыбнулась Гермиона, проведя пальцем малышке по переносице.       Вернулась медсестра, принесшая легкий, диетический обед — куриный бульон и чашку слабозаваренного чая, и Гермиона без аппетита съела предложенную еду, не отрывая взгляда от дочери.       Когда спустя еще десять минут дверь в палату снова открылась, Грейнджер испугалась, что малышку заберут. Но на этот раз вошла не медсестра, и даже не целитель Смитсон.       Поправив на плечах халат для посетителей, Джинни Поттер перешагнула порог, ослепительно улыбнувшись.       — Гермиона! — радостно произнесла она слишком громко, но, увидев кроватку, тут же стушевалась и продолжила уже тише: — Прости. Поздравляю, дорогая!       — Спасибо, Джинни, — в этот раз улыбка Гермионы была нисколько не натянутой. Девушка была несказанно рада увидеть подругу спустя два месяца разлуки.       Но улыбка тут же сошла с лица Грейнджер, когда она увидела, что Джинни пришла не одна.       — Гарри, — произнесла она, облизнув враз пересохшие губы.       Дело было не в том, что Гермиона не рада видеть своего лучшего друга, нет, все эти месяцы в Асгарде она безумно скучала по нему, ей не хватало его крепкого плеча, искренней поддержки. Но вот то, с каким выражением лица Гарри шагнул в палату, пугало до дрожи. Он был мрачен, как грозовая туча, глаза смотрели колко, с непримиримой жесткостью и нескрываемым недовольством. Не так Гермиона представляла себе эту встречу, совсем не так…       — Здравствуй, Гермиона, — произнес Гарри сухо. — Поздравляю.       Он едва заметно улыбнулся, кинув беглый взгляд на кроватку, но улыбка практически сразу сошла с его лица.       — Гарри, я… — она хотела спросить, как прошла битва, но Поттер резко оборвал ее:       — Гермиона, ты мне задолжала объяснение, — процедил он, прищурившись.       — Но… — попыталась возразить Гермиона.       — Никаких «но», Гермиона! Тебя не было два месяца, я с ног сбился, разыскивая хоть какой-то способ до тебя добраться…       — Гарри! — шикнула на него Джинни, но он будто не услышал голоса жены.       — Я написала записку… — Гермиона попыталась оправдаться, но сразу же поняла, насколько жалко это звучит.       — Записку? В которой говорится: «Я не скажу, где я и когда вернусь, просто ждите»? Это жестоко, Гермиона. Я тоже могу быть жестоким — я не отвечу ни на один твой вопрос, пока ты не расскажешь, что с тобой произошло.       Гермиона спрятала лицо в ладонях и пыталась отдышаться. Джинни обошла кровать и приобняла Гермиону, прижав ее к своей груди.       — Прекрати, Гарри, — строгости тона миссис Поттер могла бы позавидовать и Молли Уизли. — Ей нельзя волноваться, а ты…       — Нет, Джинни, я расскажу, — пробормотала Гермиона, убрав ладони. — Вы оба имеете право знать. Если я не могу рассказать вам, то не смогу никому, а мне это нужно.       Выдохнув, она посмотрела Гарри прямо в глаза и начала свой рассказ с самого начала, с того треклятого вечера, как застала Рона с любовницей и решила заглушить боль предательства в ближайшем баре. Гермиона рассказала все: и о том, как Незнакомец, показавшийся ей учтивым и сочувствующим, использовал ее, как последнюю шлюху; о том, как узнала, что ждет ребенка; о ледяной магии Ётунхейма, грозящей ей смертью; о возвращении Локи и его истинном происхождении; о том, сколько он сделал для того, чтобы спасти и Гермиону, и ребенка; о путешествии Гермионы в Асгард и жизни на чужой планете; о похищении и спасении.       Часть истории в измененном виде Поттеры уже знали, но Гермиона добавляла новые факты, объясняла свои мысли и чувства в тот момент. Рассказ получился обстоятельным и долгим, но закончив, она ощутила невиданное облегчение, будто часть груза свалилась с ее души. Хотя, увидев взгляд Гарри, она поняла, что не сбросила эту тяжесть с себя, она переложила свои переживания на друга. Тот был еще более угрюм и недоволен, чем прежде, и всем своим видом напоминал вулкан, готовый вот-вот взорваться.       — То есть ты доверилась инопланетному существу, — голос Поттера звенел от едва сдерживаемого гнева, — заведомо зная, что его руки по локоть в крови, жила с ним целый месяц под одной крышей…       Не выдержав, Гермиона вновь спрятала лицо в ладонях.       — Гарри, — тихо позвала Джинни, но он проигнорировал ее.       — …провела с ним опасный ритуал, а затем сдуру последовала за ним непонятно куда…       — Гарри, — повторила Джинни уже более настойчиво и твердо.       — …а потом, вместо того чтобы вернуться домой, как тебя и просили, ты подвергла опасности твою собственную жизнь и жизнь твоей дочери? Ты хоть понимаешь, что…       — Гарри! — на этот раз Джинни практически шипела, не скрывая своего раздражения, но Гарри продолжил делать вид, что не слышит.       — …могла тогда погибнуть? И все из-за человека, который, не моргнув глазом, прилюдно убил магла, а затем хладнокровно натравил на город целую армию инопланетян? Никогда не подозревал, что ты настолько недальновидна и доверчива, я удивляюсь, что он…       — Гарри Джеймс Поттер! — рявкнула Джинни на всю палату. Малышка в кроватке всхлипнула, но не проснулась, и девушка вновь сбавила голос до злобного шипения. — Если ты сию же секунду не закроешь свой рот, я тебя прокляну так, что ты месяц разговаривать не сможешь, и никакие целители тебя не расколдуют.       Гарри замолчал, но по его тяжелому, прерывистому дыханию было понятно, что он не договорил и не смирился. Секунд десять они молчали, стоя по разные стороны кровати Гермионы, пока сама девушка лежала прикрыв лицо руками. На душе было гадко — несмотря на грубость слов, Гарри практически во всем был прав.       — Ты что, так и не понял? — выдохнула Джинни, и голос ее на этот раз был более мягким, почти жалостливым. Миссис Поттер погладила подругу по голове, притянула ее к себе поближе, вновь слегка приобняв за плечи, и прошептала: — Она любит его.       Эти слова каленым железом обожгли Гермиону. Все это время она опасалась анализировать свои чувства к Локи: страх и влечение, неприятие и интерес, злость и доверие — все смешивалось в дисгармоничных пропорциях, бурлило и завихрялось. Когда он был рядом с ней, она металась из крайности в крайность, ощущая порой совершенно несовместимые эмоции, и поэтому не хотела лезть в это болото, несмотря на свою любовь к упорядоченности, и боялась завязнуть там без возврата.       Поразительно, что Джинни хватило всего часа, чтобы разложить все по полочкам и расставить акценты.       «Она любит его».       Так ли это? Знала ли Гермиона, что такое любовь? Сейчас, оглядываясь назад, она понимала, что не любила ни одного мужчину, что был в ее жизни. Да, был Гарри, но это скорее братско-сестринская любовь, настоящая дружба, которая так редко случается между мужчиной и женщиной; был Крам, но там скорее был простой интерес к иностранцу и желание показать досужим сплетницам и выскочкам, что она, «бобриха-заучка» тоже чего-то стоит; был Маклагген и другие школьные приятели, но все они вызывали скорее отторжение и неприязнь, чем хоть какой-то интерес; были ухажеры и после школы, но никого из них Гермиона никогда не подпускала близко, потому что знала, чего стоит их внимание, к тому же у нее был Рон.       Рон, который прошел с ней огонь, воду и медные трубы, но не вынес испытаний простых серых будней. Тот, кто, наверно, всегда оставался для нее лишь другом и так и не смог стать чем-то большим, несмотря на все попытки.       Все эти мужчины, кроме Гарри, который всегда будет ее другом, ее названным братом, исчезали из жизни Гермионы без каких-либо последствий. Даже расставание с Роном уже не вызывало грусти или злости — пустота, совершенно ничего.       Мысли же о том, что она может больше никогда не увидеть Локи, заставляли сердце иррационально ныть от тоски и боли утраты. Гермиона знала его всего три месяца, и все просто кричало о том, чтобы она держалась от него подальше, но она не хотела.       Хотя сейчас даже не это было важно. Гермиона была готова провести вечность вдали от него, лишь бы Локи выжил и поправился.       — Это ничего не меняет, — бросил Гарри холодно, и от его тона по коже поползли мурашки.       Мордред, как же он прав. Вот только, как ни странно, Джинни была готова спорить:       — Меняет, Гарри. Я бы на месте Гермионы смертельно на тебя обиделась и перестала с тобой общаться. Неужели ты настолько плохого мнения о ней, что думаешь, что она бы влюбилась в отъявленного мерзавца? Локхарт не в счет. И Рон тоже.       Все трое непроизвольно фыркнули, даже Гарри — его отношения с лучшим другом тоже заметно охладились за последние полгода.       — Локи на самом деле мерзавец, Джин, — выдавила Гермиона, опустив голову. — Он делал ужасные вещи, много ужасных вещей, на его руках столько крови, что хватило бы на целое море…       В комнате повисла напряженная тишина.       — Что-то мне подсказывает, что ты хочешь сказать «но»… — выдохнул Гарри, будто сдаваясь.       Гермиона улыбнулась сквозь слезы и посмотрела на друга.       — Но он спас меня, спас нашу дочь. Он делал это не единожды, хотя не был обязан. Каждый раз у него была возможность уйти или хотя бы отказаться, но он соглашался, снова и снова.       Гарри недовольно отвел взгляд.       — Я пыталась хоть как-то отдать долг, помочь ему, спасти его, но каждый раз терпела поражение. Он едва не погиб из-за меня, и мне никогда этого не искупить. И я даже не знаю, где он и что с ним сейчас…       Под конец Гермиона начала тихо всхлипывать, и Гарри, не выдержав, перехватил ее у Джинни и прижал к себе.       — Теперь я вижу, что Джинни права, — пробормотал он Гермионе в макушку и коснулся ее волос губами. — Ты его любишь.       — Да, — только и смогла ответить Гермиона, прижавшись к другу плотнее и вцепившись пальцами в накинутый на его плечи белый халат.       — Я не знаю, что с ним, Гермиона, — сказал он негромко, и теперь в его голосе не было металла, напротив, это был тот самый Гарри, ее Гарри, что всегда был рядом, поддерживал и дарил свое тепло в трудную минуту. — Возможно, ты будешь проклинать меня за мой выбор. Когда я узнал, кто такой Локи, что он находится здесь, я… Я был зол, но Сметвик не пускает посторонних в операционные, а я не хотел в тот момент портить с ним отношения. Затем была битва, появились другие асгардцы во главе с Одином, и когда он спросил, где Локи, — я ответил. И отдал его. Сам.       С усилием подавив вскипевший в душе гнев, Гермиона глубоко выдохнула. Джинни рядом недовольно цокнула языком.       — Один? — спросила Грейнджер холодно. Дела были плохи. С одной стороны, она сама вначале хотела отправить Локи в Асгард, там ему могли оказать полноценную помощь, но с другой… Хотелось, чтобы все это контролировал Громовержец. — Я надеюсь, он не появлялся в Мунго?       Она с беспокойством окинула дочь взглядом. Приходил ли он сюда? И мог ли Всеотец навредить девочке?       — Нет, он ждал нас снаружи, — заверил ее Гарри, будто бы переняв беспокойство подруги.       Мордред, если бы Один захотел навредить малышке, он бы мог сделать это так, что никто не заметит.       — И что Тор? — процедила Гермиона. Она была полна злости, но понимала мотивы Гарри. Вот только от этого становилось не легче. — Неужели он совсем никак не вмешался?       Если Тор будет следить за лечением брата и держать Локи подальше от Одина, то Гермиона может быть спокойна.       Но Гарри вдруг рвано выдохнул и посмотрел на нее с сожалением и печалью.       — Тор… он… — произнес Поттер и замолчал, видимо, не найдя подходящих слов.       — Нет… — ахнула Гермиона, предполагая самое худшее.       Мордред! Тор казался ей могучим, по-настоящему неуязвимым и бессмертным существом, и одна мысль о том, что он не ушел живым с поля боя, по-настоящему страшила.       — Что? — Гарри вырвался из задумчивого состояния и, видимо, далеко не сразу понял, какой эффект его слова возымели на Гермиону. — Он жив, Гермиона! Жив, но… он пожертвовал собой, чтобы победить Малекита… Сначала нырнул в Эфир, который разъедал кожу как сильнейшая кислота, а затем нашел в себе силы толкнуть Малекита в Арку Смерти. Он едва сам туда не угодил, я успел выдернуть его за ногу в последний момент.       — Арку Смерти?       Выдохнув, Гарри приподнял очки и сжал переносицу пальцами, и Гермиона только сейчас задумалась, а отдыхал ли он сегодня? Или он, как Сметвик, разгребал последствия атаки эльфов. И ведь, несмотря на усталость, он пришел навестить ее в больнице…       — Похоже, стоит начать с самого начала.       Рассказ был не слишком объемным или эмоциональным, но Гермиона понимала, что таким образом Гарри абстрагировался от произошедшего. Он рассказал ей, как удивился, получив от Гермионы СМС с предупреждением о нападении; о том, как узнал, что Гермиона в Мунго, и попытался попасть к ней, но потерпел провал; о том, как его вызвал мистер Грей и они вместе с Тором, Джейн и ее коллегами придумывали способ победить Малекита. Изначально они хотели просто победить Владыку эльфов, убить его, но никто не воспринимал всерьез этот план, потому что понимали — Эфир не позволит так легко расправиться со своим носителем. То же самое касалось и попыток заточить Малекита в любую из земных тюрем. Вряд ли тот же Азкабан был способен сдержать мощь древнего реликта.       Потому был разработан план «Б» — отправить эльфа вместе с поглощенным им Эфиром в дальние дали через Арку Смерти. Джейн, ее друг Эрик Селвиг и помощники Дарси и Йен вместе с Уолти изготовили специальные приспособления, предназначенные для того, чтобы управлять разрывами в пространстве. С их помощью они переместили Арку Смерти ближе к полю боя, а Джонатан Грей с командой невыразимцев подготовили площадку для ее установки, причем работы было столько, что успели, как всегда, в самый последний момент.       Теперь Арка Смерти располагалась не в недрах Министерства, а посреди руин Университета Гринвича. Место уже оцепили, и даже не столько из-за Арки, сколько из-за того, что все, что было подвержено воздействию Эфира, оставалось опасным.       Сама схватка была стремительной и кровопролитной, и если бы не асы, то землянам, да и всем жителям Девяти миров, пришел бы конец.       По сути, маги должны были обратиться за помощью к маглам, использовать арсенал простых военных — этого было бы достаточно, чтобы минимизировать число жертв. Но все дело было в том, что из-за Статута волшебники не имели права раскрываться перед простыми людьми, хватало и того, что агенты Щ.И.Т.а были в курсе. Как Гермиона поняла, сражаться вызвали только тех агентов, кто был на это способен и уже по каким-либо причинам знал о существовании магического мира.       Для маглов же все странности списали на происки инопланетян, присутствия агентов Щ.И.Т.а было достаточно, чтобы сказать, что земные спецвойска отбили атаку. В общем, прикрыли тылы и дыры в Статуте.       Но кое-что до сих пор оставалось непонятным.       — Почему Кингсли сразу не обратился к премьер-министру? — Грейнджер не могла скрыть изумления.       Да, его бы потом подвергли наказанию и, скорее всего, сместили с поста Министра Магии, но он мог бы рискнуть. Это был выбор между сохранением Статута и спасением семи миллиардов человек, и странно, что Бруствер сделал неправильный, как казалось Гермионе, выбор.       Поттер недовольно поджал губы.       — Потому что Кинга заставили уйти, — ответила за него Джинни. — Еще в начале сентября. После событий в Министерстве в прессе поднялась шумиха, люди спрашивали, как он может управлять страной, если не в силах навести порядок в собственной семье. Там много чего было, на самом деле…       Стало понятным, почему друзья тогда не спешили приносить Гермионе газеты. Впрочем, ей и самой тогда было не до прессы, все ее мысли занимал предстоящий ритуал.       — Ходили совершенно разные невообразимые слухи, в том числе и о тебе… — продолжил Гарри.       Гермиона представляла, о чем идет речь.       — Все думают, что ты была беременна от Кингсли и что он тебя потом спрятал, чтобы не подставлять под удар. Мы думали, он опровергнет весь этот бред, но он даже не стал — он просто сложил с себя полномочия и уехал, увез Оливию в Штаты, занялся ее лечением…       — И кто же теперь занимает кресло министра? — нахмурилась Грейнджер, слишком уж ей не понравились эти беспочвенные инсинуации.       Гарри и Джинни переглянулись.       — Тревор Пратчет, — одновременно сказали они.       Эти слова прозвучали как приговор. Пратчет в кресле министра — практически худшее, что могло случиться с Магической Британией. Хуже этого мог быть только Люциус Малфой в этой должности. Но его бы, как бывшего пожирателя, никто и не пустил…       Вот только Гермиона знала, что Пратчет был консервативен и в какой-то степени придерживался нацистских идей господства над маглами.       Перед носом мелькнула первая страница «Ежедневного пророка», которую ей протянул Гарри. Пратчет после окончания сражения выступил перед журналистами с заявлением, и все, о чем он говорил, смердело жутким маглоненавистничеством…       «Маглы не способны защитить ни себя, ни нас. Более того, они опасны. Доподлинно известно, что бесчеловечная атака на Нью-Йорк — дело рук магловских ученых и военных, их глупая попытка изучить и использовать древний могущественный артефакт. Все мы знаем, во что это вылилось. Мы должны ужесточить меры безопасности, отслеживать, чтобы никакие достижения магических наук не попадали в жадные руки маглов. Иначе они подвергнут опасности нас и наш мир…»       И ни слова о том, что эти самые маглы участвовали в защите города и гибли сотнями, лишь бы отбить натиск. Ни слова, что именно изобретение магловского ученого (что самое смешное, того же самого) помогло спасти сотни жизней, взяв под контроль гравитационно-пространственные аномалии.       Кому как не Гарри и Гермионе было знать, к чему все идет.       — Надо что-то делать, — процедила она, сминая в руках клочок бумаги. — Мы не можем…       — Я знаю, Гермиона, — жестко оборвал ее Гарри. — Мы не можем сидеть в стороне, но и выступать против Пратчета — тоже не выход. По крайней мере, пока.       — Люди напуганы, Гермиона, — добавила Джинни. — Все то, что сейчас происходит в мире, пугает магов. Они уже не думают, что открыться маглам — самый лучший выход. Им кажется, что даже ассимиляция — не такой уж хороший вариант…       Мордред! Ужесточение Статута о Секретности — совсем не то, что следовало делать!       — К тому же ты не можешь сейчас все бросить и начать воевать с системой. Больше не можешь.       Гарри кинул многозначительный взгляд в сторону кроватки, и Гермиона невольно сжала руки в кулаки. Он был прав, она не могла бросить открытый вызов Пратчету, но ведь были и другие пути.       Надо было все продумать. В ближайшее время, конечно, министр поостережется закручивать гайки, и несколько месяцев или даже лет в запасе еще было, так что…       — Гермиона, успокойся, прошу… — мягко произнесла Джинни, и Гермиона поняла, что до побелевших костяшек сжимает в пальцах одеяло. — Все будет хорошо. Не надо бросаться в первую же схватку… Я понимаю, что тебе хочется отвлечься, но…       Да, они были правы. Грейнджер просто попыталась занять себя чем-то привычным, лишь бы не думать о том, чего она не могла изменить. Судьба Локи и его жизнь совершенно от нее не зависели, и от этого было страшно.       — Спасибо, ребята, — она выдавила из себя улыбку.       Гермиона понимала, что должна в первую очередь думать о дочери. Остальной мир прожил тысячи лет и, возможно, протянет еще немного.       — Иди сюда, — усмехнулся Гарри, вновь прижав подругу к себе. Какое-то время они стояли в полной тишине, пока он тихо не произнес: — Я скучал, Гермиона. Хорошо, что ты вернулась невредимой.       — Я тоже скучала, Гарри, — ответила Гермиона сдавленным от чувств голосом.       — Эй, ребята, я тут тоже есть! — возмущенно воскликнула Джинни и, обойдя кровать, обняла обоих. — И тоже скучала, Гермиона.       По телу разнеслось приятное тепло. Страх за Локи, за их дочь, за происходящее в стране уже не так оттягивал душу, пригибал ее к земле. По крайней мере, друзья были рядом и могли поддержать Гермиону в трудную минуту, она теперь больше не будет одна.       При этой мысли взгляд поневоле скользнул к кроватке. Нет, она и правда больше никогда не будет одна.       — Как назовешь? — спросила Джинни, проследив за ее взглядом.       Хороший вопрос. У Гермионы все это время было слишком много вариантов, чтобы выбрать какой-то один. Родители, в первую очередь Джин, настаивали на каком-нибудь имени из произведений Шекспира, сама же Гермиона думала о скандинавских именах, но так и не выбрала ничего определенного. Те, что прежде казались интересными, сейчас не выглядели подходящими девочке. Хоть и правда называй малышку Белоснежкой…       — Не знаю, — призналась Гермиона. — Никак не могу придумать.       — Как так? — удивилась Джинни. — Не думала, что у тебя с этим будут проблемы.       — Ты говоришь о человеке, назвавшем своего кота Живоглотом, — заметил Гарри с усмешкой. — Я не удивлюсь, если Гермиона придумает ужасно мудреное и странное имя.       Ну да, удивительно, что Поттер не припомнил ей «Г.А.В.Н.Э.». Аббревиатуры у Грейнджер тоже выходили не ахти.       — Хорошо, что никто не будет знать о ее происхождении, — задумчиво произнесла Джинни, когда все отсмеялись.       Гермиона не могла не согласиться. Лучше, чтобы это так и оставалось тайной, люди не любят того, что не вписывалось в их представления о нормальности.       На задворках сознания мелькнула мысль по поводу имени, но Гермиона не успела ее ухватить. Что ж, у нее оставалось еще немного времени подумать. По крайней мере, сейчас не нужно было бояться нападения или ждать каких-либо проблем…       Сославшись на то, что им запретили слишком длительное посещение, ребята заторопились домой, но Гермиона была рада и такому их недолгому визиту. Обещав прийти завтра, Гарри и Джинни ушли, оставив подругу наедине с дочерью.       Та как раз завозилась и захныкала, видимо проголодавшись или напачкав подгузник, и Гермиона позвала медведьму. Девушка, конечно, и сама знала, как обращаться с малышкой, все же ей много раз доводилось сидеть с младшими Поттерами, но она не чувствовала в себе достаточно сил, чтобы быть уверенной, что не выронит младенца при попытке взять его на руки.       К тому же кормить девочку было решительно нечем, да и нельзя, потому что те зелья, что Гермиона принимала, могли попасть в молоко…       Их снова оставили одних — у Гермионы было несколько часов до отбоя. К тому же, наевшись, малышка вновь крепко уснула, и Гермиона устроилась в своей кровати поудобнее, чтобы хорошо видеть дочь.       Терзавшие голову мысли не давали вздремнуть, и Грейнджер раз за разом прокручивала последние события. Выживут ли Тор и Локи? Оба брата находились в крайне тяжелом состоянии…       Вся кожа Тора была разъедена Эфиром, его регенерация едва справлялась с ожогами, сгорели все волосы, глаза оказались сильно повреждены, и еще неизвестно, восстановится ли это все хоть когда-нибудь. Как сказал Гарри, Один сразу же приказал доставить сына в Асгард к лекарям, и, зная их уровень медицины, можно было предположить, что все будет хорошо, но никто не мог дать гарантий.       Локи же напротив слишком долго ждал помощи — сложно сказать, не нанес ли эльфийский яд каких-нибудь непоправимых повреждений. Хоть Сметвик и говорил, что Локи был стабилен, но мог ли он знать достаточно много о строении инопланетян? К тому же никто не мог встать на защиту мужчины, для всех он был преступником, изменником — кто станет всерьез о таком заботиться. Правда, остановила себя Гермиона, Фригга выжила, а значит, скорее всего, не даст сына на растерзание стервятникам.       Тем не менее неприятные, мрачные фантазии сводили с ума — слишком много опасений и страхов. Что, если Фригге станет хуже и она не сможет контролировать процесс лечения Локи? Что, если Один решит не отправлять Локи в Асгард, а бросит умирать где-нибудь, где его никто не найдет?       Другой плодородной почвой для страхов были мысли о дочери. Захочет ли Один навредить девочке? Решит ли он убить ее или просто заберет магию? И не лучше ли Гермионе схватить дочь в охапку и исчезнуть в неизвестном направлении, как только у нее появится такая возможность?       Время неумолимо близилось к отбою, когда дверь в палату едва слышно открылась, и Гермиона подняла голову от подушки, чтобы посмотреть на посетителя. В дверном проеме стоял тот, кого она меньше всего ожидала здесь увидеть, но с кем мечтала пообщаться уже пару месяцев. Правда, она рассчитывала это сделать на нейтральной территории и желательно тогда, когда дочь будет находиться под бдительным присмотром того же Гарри.       Она бы припомнила этому человеку поимку Локи — он, узнав асгардца на балу, сдал его Щ.И.Т.у. И именно его она видела тогда, когда Мстители бились с Локи.       Невольно потянувшись к тумбочке за палочкой, Гермиона тут же вспомнила, что этой самой палочки у нее нет. Он явно заметил это ее движение, и сквозь чопорно-вежливое выражение лица промелькнула насмешка.       — Здравствуй, Перси, — процедила Грейнджер раздраженно, чувствуя себя без палочки слишком неуверенно и беспомощно.       — Здравствуй… Гермиона, — ответил он прохладно, с вежливой улыбкой на губах. В выражении его лица не было ни капли теплоты или участия — холодная, бесчувственная маска. Как Гермиона раньше не замечала этого?       Перси явно хотел назвать ее «мисс Грейнджер», ему так было комфортнее, но подобное обращение было неуместно — они слишком давно знали друг друга, чтобы переходить в официоз. Хотя сама Гермиона бы с удовольствием обращалась к нему «мистер Уизли». Мордред, как она могла ему когда-то доверять?       Хотя нет, она никогда ему не доверяла. Она просто не замечала его, как впрочем, и все остальные. Серая тень на фоне братьев и сестры, вот только никто не подумал, что в темном омуте водятся черти…       — Поздравляю, — он склонил голову в легком полупоклоне. Было заметно, что он говорил совершенно неискренне.       — Спасибо, — проговорила Гермиона, поджав губы. Если бы не собственное желание поговорить, она бы грубо спросила, зачем же он пожаловал.       — Не против, если я присяду? — спросил Перси и тут же, не дожидаясь ответа, опустился в кресло для посетителей.       Сейчас, глядя на него, сложно было предположить, что Персиваль Уизли был выходцем из бедной семьи, — он держал себя как аристократ, как и должно тому, чья фамилия стояла в списке Священных двадцати восьми.       Его курчавая темно-рыжая шевелюра была аккуратно уложена специальным гелем, в волосах, несмотря на не слишком преклонный возраст, уже виднелась седина, и Гермиона задумалась, а не подкрашивался ли он, чтобы выглядеть солиднее. Одет Перси был по-магловски, но элегантно — в терракотовый костюм-тройку, его рубашка сияла белизной, а бордовый галстук был завязан идеально ровным узлом. Он закинул ногу на ногу, представляя взору начищенные до блеска кожаные ботинки. Повесив на подлокотник кресла черный теплый плащ, Перси положил на колени перед собой обычный магловский зонт-трость, и одно то, что волшебнику было незачем таскать с собой эту ненужную вещь, говорило о том, что зонт не был таким уж простым.       Знала Гермиона одного человека, носившего в зонте волшебную палочку. Точнее, ее обломки, но не суть…       С одной стороны, Перси выглядел и вел себя как обычно, ни в его мимике, ни в жестах ничего не изменилось, но сейчас Гермиона видела, что вся эта показная вежливость и скромность — напускное. Вероятно, дело в том, что она знала правду, знала то, что Перси Уизли был совсем не тем, кем казался с виду.       — На кого ты работаешь, Перси? — не выдержала Гермиона, когда пауза слегка затянулась. Перси недовольно скривился. Быть может, он чопорно хотел потратить час на переливание из пустого в порожнее, на никчемные разговоры о погоде и прочей чепухе, но Гермиона натерпелась подобного в Асгарде и не собиралась выносить то же самое от человека, повинного в том, что Локи поймали.       — На Министерство, конечно же, — опять эта вежливая улыбка. — Я все еще первый помощник министра…       — Ты знаешь, что я имела в виду.       Во взгляде обычной министерской шестерки мелькнул опасный проблеск жестокого, безжалостного человека.       Кто же ты, Перси Уизли?       — Я работаю не на кого-то, а во благо страны.       Негласный лозунг Отдела Тайн. Что ж, прекрасно. Кроме того, из рассказа Гарри стало понятно, что Отдел Тайн был каким-то образом связан с Щ.И.Т.ом, так что все сходилось.       — Странное благо, — невольно вырвалось у Гермионы.       — Вполне понятное, — пожал Перси плечами. — Если ты о том, что я помог поймать опасного преступника, подставившего под удар многомиллионное население огромного мегаполиса, — то я не мог этого не сделать. Но меня больше интересует, почему этого не сделала ты, Гермиона. Я помню тебя человеком, не просто чтущим букву закона, но особо радеющего за справедливость. Скажи мне, разве я поступил несправедливо?       Выдохнув, Гермиона зажмурилась.       — У меня не было иного выхода.       — Выход есть всегда, — стали в его голосе мог бы позавидовать даже профессор Снейп.       Легко ему было говорить!       — Ты просто не знаешь его, он…       — О, Гермиона, избавь меня от дифирамбов убийце, — проговорил он, закатив глаза. Впервые за все это время — хоть одна нормальная, кажущаяся настоящей эмоция. Хотя Гермиона уже и в этом сомневалась.       — Зачем ты пришел, Перси? — процедила Грейнджер. Ей уже это надоело, само присутствие Уизли заставляло ее нервничать, ожидать подвоха или удара со спины.       — Скажем так, предупредить, — ответил он чуть задумчиво. — Мы знаем друг друга… сколько? Уже лет двадцать?       Гермиона кивнула, но искренне считала, что это вопрос был показным. Такие люди, как Перси, ничего не забывают.       — Так вот, хочу предостеречь тебя, Гермиона. Далеко не все в магической Британии верят сплетням, кроме того, некоторые знают, кем был твой кавалер на приеме в Министерстве. Есть люди, способные сложить два и два и в результате получить верный ответ, помни об этом. Мне и некоторым моим хорошим знакомым пришлось приложить немало усилий, чтобы эта история не навредила ни тебе, ни моей сестре, ни ее мужу. Прошу, не потрать наши усилия впустую. Не лезь на рожон, не привлекай к себе ненужное внимание, если не хочешь, чтобы твоей дочерью и ее происхождением заинтересовались те, кому не следует…       Подавшись вперед, Гермиона нависла над ребенком, будто пытаясь прикрыть ее собой от возможных опасностей.       — Это угроза? — спросила она, прищурившись, но голос ее не дрогнул и был предельно спокоен.       — Ничуть, — Перси едва заметно усмехнулся, будто ее потуги несказанно его смешили. — Я же сказал, лишь предупреждение.       — И ты считаешь, что нынешний курс Министерства — правильный? — она не могла не спросить.       — Мое дело не считать, а лишь наблюдать, — заметил он, но Гермиона предположила, что Перси соврал. — Последний раз по-дружески прошу, будь благоразумна. Доброго вечера.       Кивнув ей, Перси поднялся и двинулся к выходу. В дверях он столкнулся с медведьмой, и по ее удивленному и недовольному взгляду было понятно, что она была не в курсе присутствия здесь постороннего. Можно было бы возмутиться данным обстоятельством, но Грейнджер знала, что дело не в безалаберности медперсонала, а в высоком доступе и крайней хитрости первого помощника министра.       — Вам пора спать, — заметила медведьма, отбросив раздражение.       — Еще пять минут, — взмолилась Гермиона.       Ей хотелось, несмотря на усталость, еще немного побыть с дочерью. В конце концов, визит Перси выбил ее из колеи, и присутствие малышки могло привести в норму ее расшатанные нервы — пока девочка была рядом, у Гермионы была бледная иллюзия, что она сможет ее защитить.       Сжалившись, медведьма вышла, обещав вернуться ровно через пять минут.       Гермиона склонилась над кроваткой и погладила дочку по груди, а затем обхватила маленькую ладошку рукой. Тоненькие пальчики тут же обхватили палец девушки мертвой хваткой.       Нет, Гермиона обещала себе сделать все, чтобы ее дочь была в безопасности. Она на самом деле была готова бежать, скрываться, причинив огромную боль семье и друзьям.       Но пока это был единственный способ защитить девочку — убежать туда, где никто, кроме самой Гермионы, не будет в курсе происхождения малышки. Это будет ее секрет, ее тайное знание…       Неожиданно мысль об имени обрела четкость. Возможно, оно было слегка странным, но…       Посмотрев на дочь, Гермиона приняла окончательное решение. Имя подходило дочери как никакое другое.       Ее Руна*. Она никогда не даст ее в обиду.       (*Слово «Руна» со скандинавского переводится как «Тайное знание».)