1.1. Локи
14 февраля 2020 г. в 00:00
19 марта 2015 года, Лондон
— Ты хоть понимаешь, чем тебе грозит твое непослушание, смертная? — прошипел Локи, прижав Мышку к стене и крепче сомкнув пальцы на ее подбородке. Другая его рука удерживала большое темно-зеленое полотенце, то и дело норовившее соскользнуть с бедер.
Гермиона, сглотнув, отвела взгляд. Ее глаза выражали крайнюю степень испуга и полного осознания своей вины.
Ведь он просил ее… Неужели выполнить его просьбу — такое сложное дело?
— Смотри на меня, — приказал он резко, наклоняясь к самым ее губам. — Отвечай.
— Я не… — замямлила она едва слышно, но тут же собралась и, взглянув ему прямо в глаза, произнесла уже громче: — простите, мой принц.
Локи в ответ лишь прищурился, чуть отстранившись. Мышка выглядела покорной и полностью смирившейся со своей участью, но что-то подсказывало ему, что это не так. Он знал, что рано или поздно она покажет свои зубки, не выдержит давления, но оттого было еще интереснее.
— Вряд ли я готов так просто забыть твой проступок, — заметил он, хищно оскалившись.
Мышка мелко задрожала. О, она знала, что ей сулит такой его взгляд…
Он отпустил полотенце, и то свободно рухнуло вниз. Его ладонь легла Гермионе на грудь чуть ниже ключицы, и она, казалось, в испуге затаила дыхание. Локи, любуясь произведенной реакцией, опустил руку ниже, к поясу халата, но не успел даже коснуться — Гермиона, отстранив его от себя, произнесла жалобно:
— Прошу, не надо…
Перехватив ее руки, упершиеся ему в грудь, Локи завел их ей за спину и зажал Мышку между собой и стеной.
— Не зли меня, — процедил он, резко дернув ее за завязанный на поясе узел, отчего тот легко развязался.
Полы халата разъехались в сторону, открывая взгляду светлую короткую шелковую сорочку, почти не скрывающую под кружевным декольте молочно-белых полушарий груди, а под подолом — длинных, стройных ног.
Губы коснулись аккуратного ушка, и Локи зубами ухватил его за мочку, чуть прикусив. Мышка задергалась в его руках, силясь вырваться из крепких объятий, но он лишь сильнее вжал ее в стену, не давая шелохнуться.
Медленно, предвкушающее медленно Локи оголил плечо Мышки, вместе с халатом стянув и бретель сорочки. Ткань, и без того свободно висевшая, сдвинулась ниже, и он дразняще обвел пальцем мгновенно затвердевший приоткрывшийся сосок.
— Нет, — взмолилась она на выдохе, но Локи, снова поймав Гермиону за подбородок, впился в ее губы поцелуем.
Он провел по второму ее плечу — и халат с сорочкой упали к ее ногам, оставив Мышку полностью обнаженной.
Ее руки уперлись в его плечи, и, издав глухой рык, Локи перехватил их своей ладонью у нее над головой. Чуть отступив, он полюбовался открывшейся перед взором картиной: взлохмаченная, раскрасневшаяся, голая, Мышка запрокинула голову и прикрыла глаза, инстинктивно плотнее сведя ноги.
Глупая, она думала, что ее это спасет.
Усмехнувшись, Локи резко подался вперед, коленом разводя ноги Гермионы в стороны, и, склонившись, прихватил зубами сосок и чуть потянул. Мышка всхлипнула, прикусив нижнюю губу, когда свободной рукой он огладил ее бедро, а затем, не теряя времени, ввел в ее лоно сразу два пальца, большим массируя клитор.
Гермиона заерзала, силясь избежать наказания.
— Не надо, — продолжила умолять она, снова попытавшись свести ноги, и Локи глухо зарычал.
Ее сопротивление и злило, и заводило одновременно. Практически как тогда, в их самый первый раз. Но, пожалуй, стоило напомнить наглой девчонке ее место:
— Ты принадлежишь мне, — отрезал он, выпрямившись и нависнув над Мышкой неотвратимой карой. — И мне решать, что и когда с тобой делать. Поняла?
Чуть помедлив, она кивнула, и только после этого Локи ослабил хватку.
— Тогда иди, — он, шлепнув ее по обнаженной заднице, направил Мышку в сторону кровати. — Я жду, — подогнал ее Локи, хотя сам продолжил стоять на месте. Ему нравилось ее обнаженное тело: стройные длинные ноги с соблазнительной родинкой на внутренней стороне правого бедра, тонкая подтянутая талия, аккуратная высокая грудь… Беременность и роды и так практически не сказались на ее фигуре, а после частых тренировок тело обрело пластику и грацию.
Подойдя к кровати, Гермиона стала забираться на нее, встав на четвереньки, и Локи не выдержал — он в два шага преодолел разделявшее их расстояние и поймал Мышку за бедра, чтобы она не уползла от него дальше. Повалив ее на кровать, он забрался сверху, прокладывая по коже Гермионы влажную дорожку из жестких поцелуев и легких укусов, от ступни и выше, по внутренней стороне бедра к той самой родинке — Локи знал, что кожа вокруг нее особо чувствительна к прикосновениям. Обведя ее языком, он поднялся еще чуть выше и задержал свое внимание на и без того влажных складках.
Несколько раз дразняще проведя языком по клитору, Локи обхватил его губами и пососал, наконец-то вызвав у Мышки протяжный, сдавленный стон — она уже почти не могла совладать с собой, окончательно потеряв контроль. Она комкала простыни, извиваясь, точно змея, и вцеплялась ему в волосы пальцами.
Почти доведя Гермиону до пика, Локи прервался в самый последний момент, отчего она едва слышно чертыхнулась.
— Быть может, оставить тебя так? — издевательски протянул он, поднявшись к ее лицу и почти соприкасаясь с ней губами.
Мышка отрицательно замотала головой, и Локи отстранился, изогнув бровь.
— Прошу, мой принц, — выдохнула она, наконец, сообразив, что он от нее требует. Фыркнув, он впился в ее рот диким поцелуем, прикусив за нижнюю губу. Да, ей нужна была его помощь, а он, как отзывчивый господин, готов был эту помощь ей оказать…
Локи хотел уже войти в нее, чтобы завершить начатое, когда из соседней комнаты раздалось протяжное:
— Мама!
— Мордред! — цокнула Гермиона.
— Суртур! — рявкнул Локи одновременно с ней.
Он скатился с Мышки на кровать, давая ей возможность подняться и пойти к дочери.
— Ей наверно что-то приснилось, — предположила она и, прикусив его за плечо, язвительно усмехнулась: — Не беспокойтесь, мой принц, мы еще продолжим. А здесь я управлюсь сама.
— Как бы мне не пришлось управляться самому… — протянул он не менее язвительно и обреченно уронил голову на подушку.
Хихикнув, Гермиона подхватила с пола свой халат и, по пути натягивая его прямо на голое тело, скрылась за дверью, оставив Локи одного.
Хотелось хоть чем-то отвлечься от чувства жуткой неудовлетворенности, и Локи, укрывшись одеялом, отлевитировал с тумбочки книгу, которую читал последние несколько дней. В принципе, он мог собой гордиться — беспалочковые чары левитации удавались ему все лучше и лучше.
И неудивительно — все это время, каждую свободную минуту, Локи тренировался в заметно просевших магических навыках. Вначале, первые месяцы после ссылки, тяжело было даже с волшебной палочкой.
Бузина и шерсть ругару. Тонкая, послушная и податливая, палочка прекрасно подчинялась своему новому хозяину. Локи долго не мог выведать у Мышки, где она ее взяла — он сомневался, что Отдел Тайн без всяких вопросов позволил бы ей приобрести вторую, к тому же малоподходящую. Оказалось, она заказала ее, как и подаренную в первое Рождество трость, в Америке у знакомого мастера под Непреложный обет. Само существование палочки было секретом, и Локи это устраивало.
Он тренировался практически постоянно и уже достиг уровня знаний среднестатистического мага. Гермиона искренне хвалила его успехи, утверждая, что Локи за два года осилил то, что любой другой нарабатывал только за семь лет обучения в школе и последующие годы практики, но сам Локи был сильно недоволен.
Необходимость махать глупой деревяшкой изрядно бесила, и потому он достаточно быстро перешел на беспалочковые чары. Все давалось слишком уж медленно, со скрипом, сил едва хватало, чтобы при помощи магии двигать предметы и зажигать тусклый светлячок. Вот и все.
Ему, тому, кто привык дышать магией в полной мере, пропускать ее через каждую пору своего тела, управлять огромными потоками и менять реальность по своему малейшему желанию, тяжело давалось осознание, что балаганные фокусы — это потолок.
Под бдительным взором Локи книга поднялась к самому верху, обогнула люстру по кругу, а затем спикировала ему точно в руки.
«Виды магических энергий и их влияние на окружающий мир». То, над чем Локи работал последние полгода. Это было самое полное издание, что находилось в ведении Отдела Тайн, и он должен был еще больше расширить имеющийся список.
Но сейчас думать о работе не хотелось. Отшвырнув от себя книгу, Локи поднялся и, накинув халат, выглянул из комнаты наружу. Дверь детской была приоткрыта, и оттуда доносился тихий, мелодичный голос Гермионы.
— Облака будут сгущаться, грозы — свирепствовать, но ты в безопасности в моих объятиях, — негромко напевала она. — Ливни будут хлестать, волны — бушевать, но ты в безопасности в моих объятиях*.
(*Вольный авторский перевод песни группы Plumb — «In my arms».)
Мышка стояла рядом с кроваткой, держа дочку на руках и слегка раскачиваясь из стороны в сторону. Руна положила свою темную кудрявую макушку матери на плечо, но со своего места Локи видел, что она не спит. Она едва слышно всхлипывала и сжимала маленькими пальчиками ворот халата Гермионы.
— Замки могут разрушиться, мечты — не сбыться, — продолжила Мышка, поглаживая Руну по спине. — Но знай, ты никогда не будешь одна, потому что я всегда, всегда буду любить тебя…
Услышав звук шагов, Гермиона обернулась и, увидев Локи, послала ему извиняющийся взгляд, на что он ответил ничего не значащей ухмылкой. Прикрыв за собой дверь, Локи повернулся в сторону лестницы и стал спускаться вниз, по пути теряя налипшую на лицо маску.
Порой от необходимости притворяться становилось по-настоящему тошно. Он безмерно устал.
Надоело заточение в четырех стенах, необходимость отчитываться о каждом своем чихе и согласовывать любой свой шаг с Отделом Тайн.
Надоел удушающий надзор Министерства и полное отсутствие каких-либо перспектив.
Надоел соглядатай-Фоули с его ежедневными визитами.
Даже сама Мышка порой бесила до одури — своими принципиальностью и правильностью, ответственностью и удушающим вниманием, которое она по недоразумению называла заботой.
Правда, последние несколько месяцев она практически не появлялась дома, сегодняшний вечер можно было назвать редким исключением: и в том, что Мышка задержалась лишь на час, а не больше, и в том, что она с ходу подключилась к «игре». Последнее время ее с трудом можно было заинтересовать сексом, она то и дело ссылалась на усталость и головные боли.
Без Гермионы было немного спокойнее, но это тоже, как ни странно, бесило — Локи, вынужденный в ее отсутствие оставаться в одиночестве или в компании сидевшей с внучкой Джин Грейнджер, был уже готов лезть на стену.
Признаться, он удивлялся ее выдержке — почти два года Гермиона сидела дома и не совала свой нос в дела Министерства, но, в конце концов, и ее терпению пришел конец. Она прожужжала Локи все уши насчет того, какой Пратчет подлец, впрочем, Локи не мог с ней не согласиться — человеком нынешний министр был премерзким. Были, конечно, и те, кому нравился Тревор Пратчет. Со страниц газет он казался рассудительным, справедливым чиновником, радеющим за безопасность всех магов на британских островах, пусть и в несколько консервативной форме. Но это была лишь видимость.
Локи был готов общаться с такими как Пратчет и его команда — ему не привыкать за тысячелетие жизни. Все лучше, чем провести оставшиеся лет сто вот так вот, в строгом ошейнике и на коротком поводке.
Даже тому же Тору сейчас было веселее. «Буду наблюдать за братом и контролировать его поступки», — обещал он матери. Вот только заскакивал Громовержец лишь раз в пару месяцев, и то больше понянчиться с Руной, чем проведать Локи.
Нет, сам Локи был не против столь редких визитов, его бы воля — Тор не приблизился к крыльцу и на пушечный выстрел. Больше раздражало, что Тор жил активной, насыщенной жизнью — он помогал Мстителям в каких-то мелких конфликтах, то и дело появлялся на разных ток-шоу и прочих передачах, пропадал у своей Фостер. В общем, делал все, что захочет.
Спустившись на кухню, Локи налил воды и сел за стол, задумчиво водя пальцем по ободку стакана.
Порой ему казалось, что лучше было провести вечность в темнице, чем сотню лет здесь — в иллюзии свободы и добровольного сотрудничества. Там он не зависел ни от чьих капризов и мог жить в свое удовольствие, спокойно пользуясь своей магией. В пределах камеры, конечно же.
Эти горькие мысли, полные бессильной злобы и жгучей досады, немного отступали только тогда, когда Локи глядел на свою дочь.
Как бы он ни бесился, Локи не мог отрицать, что Руна занимала отдельное почетное место в его сердце. Девчушка была бойкой, не по годам смышленой, и напоминала асгардцу его самого в раннем детстве, притом не только внешне.
Уже сейчас она отличалась завидной хитростью — если Руну что-то не устраивало или она не сходилась во мнении с родными или другими ребятами, с которыми играла в ближайшем парке, она не поднимала крик и не затевала скандалов. Она мстила — тихо, исподтишка, доводя всех окружающих до белого каления.
Локи единственный, кого шалости Руны обходили стороной, — девочка обожала отца и не смела даже помыслить о проказах в его сторону. Ему самому импонировала такая любовь дочери, хоть он и не любил подавать вида.
Более-менее успокоившись, Локи устало прикрыл глаза и опустил стакан на стол. Тяжесть в груди не давала продохнуть — он ощущал себя загнанным в клетку зверем…
Мышка все не спускалась — по сути, освободившись, она должна была отправиться на поиски Локи, но ее не было. Устав ждать, он решил вернуться обратно в спальню.
Дверь детской была все так же приоткрыта, но сейчас оттуда не доносилось ни звука. Руна спала в своей кроватке, укутанная в одеяло по самые уши, рядом с ней, сидя на стуле и опустив голову дочери в ноги, спала Гермиона.
Вздохнув и закатив глаза, Локи подхватил Мышку на руки — он знал, что будить ее сейчас бесполезно. Она много работала, спала урывками по несколько часов, держась только на кофе и безмерной силе воли, и потому, когда у нее выдавались такие вот тихие, спокойные минутки, она засыпала крепким, беспробудным сном.
Отнеся Гермиону в их спальню, Локи уложил ее на кровать прямо так, в халате, укрыл одеялом и опустился рядом. Мышка тихо посапывала во сне, положив под щеку ладонь, и он, последовав ее примеру, прикрыл глаза.
Казалось, только на секунду…