Vassalage

Солнце только начинает прогревать своими лучами землю после ночи, и ещё не осел кристальными слезами росы на изумрудной траве туман, утро только вступает в свои права, но время успело пройти, принеся с собой ветер, унёсший в очередной раз улыбки и звонкий смех, и те, кто ещё вчера хотели быть "вместе навсегда", при встрече лишь опустят взгляд. Пользуясь тем, что все спали, Тэён осторожно перебрался в свой кабинет, где взял лист бумаги, любимую ручку и камеру, чтобы после выйти, будто больше ничего ему не потребуется, бережно повесил ключи на крючок, не собираясь возвращаться. Ли был готов к тому, что однажды случится подобный инцидент, так что все документы были собраны, чтобы те, кто стал действительно дорог, ни в чём не нуждались, конечно, в рамках возможностей парня. Ён любимую куртку переместил на крючок Марка, а в то, что Доён не постесняется забрать приглянувшиеся вещи, альфа не сомневался. — Он не держит на тебя зла, —окрик-мольба в спину, да только Тэ даже не оборачивается, только замирает на мгновение. — Ты ведь и сам всё знаешь, — устало и обречённо, отчего Ким голову опускает, ведь сам долгое время собирал вырезки из старых газет, где пропавших разыскивали, в своё время у самого Ли узнав о судьбе части из них. — Что мне сказать? — До действительно не знает, ведь не хочется омрачать светлые воспоминания подобной историей, кровавых деталей жизни Тэёна Марк не должен по мнению омеги знать. — Правду, — одно короткое слово и хлопнувшая дверь, он не хочет, чтобы младший скучал, но всё же надеется на понимание и прощение. В этот день альфа обошел все памятные места, сделав несколько снимков, оставив небольшой изящный замочек на кованых прутьях моста, а после по почте отправил послание, что должно однажды дойти до Минхёна, донести все мысли и чувства старшего, пусть тот и скрывал столько времени всё, что громыхало и клубилось чёрной дымкой в тёмных глазах брюнета. В тот день Ли признался во всём, пришел с повинной, подробно рассказала о всех прошлых жертвах, тела некоторых могли и не найти, да и его бы в другой ситуации не поймали. А на следующий день все газеты и источники новостей пестрели заголовками, что самого пугающего убийцу нашли, подробности не раскрывались, а снимки выходили размытые, ведь Ён старательно скрывал лицо, пусть делал это лишь в попытках защитить от дальнейших расспросов Доёна и Марка. Тэ признали невменяемым, а после заперли в лечебнице, куда не пускали посетителей, однако ещё во время разбирательств, длившихся долгие три месяца он смог пообщаться с сиреневолосым и отдать один из трёх ключиков, что открывали заветный замок, и ещё раз попросил позаботиться о младшем, с болью в сердце слушая о том, как омеги скучают, но всё же испытывая гордость, что младший усердно трудится, чтобы наверстать упущенное время, хорошо учиться и не позорить своего хёна. Прошло больше трёх лет, Минхён с отличием окончил университет, продолжая тосковать по альфе, вспоминать тёплые объятия и нежные поцелуи. Он с тех пор так никого и не подпустил к себе, перестал улыбаться, а в голове всё время примерял свои поступки простым "что бы хён подумал", а по ночам пересматривал альбом и плакал в подушку. В тот день Ли чуть раньше вернулся домой, застав Донёна в слезах над очередным бумажным изданием, старший тут же попытался всё спрятать, да только не успел, когда один из снимков с до боли знакомым профилем привлёк внимание блондина. — До, ты ничего не хочешь мне рассказать?! — серьёзно, угрожающе, с такими знакомыми, нотками, что в гневе проскальзывали когда-то в голосе альфы. — Не хочу, но, увы, должен, это всё равно не удалось бы скрывать вечно, — протягивает вырезки, что разложены в хронологическом порядке, а младший читает, прекрасно складывая целую картинку, замечая взаимосвязь событий, а после натыкаясь на последнюю, ещё не добавленную статью, над которой и плакал Ким. В той значилось, что виновник многих мучительных смертей, ранее признанный невменяемым и помещенный в психиатрическую больницу, умер от полученных повреждений, когда, в ходе нападения одного из заключённых на сотрудника персонала, закрыл омегу собой, оказавшись в том же помещении, когда подслушал план побега злоумышленников. — Он... Он оставил ещё кое-что, сегодня пришло по почте, я думал спрятать, но раз такое дело, — в ладони младшего, чьи губы дрожат, а по щекам струятся слёзы, ложится толстый конверт, вроде того, что используют для посылок, а после сиреневолосый выходит, оставляя Ли наедине. "Здравствуй, малыш, скорее всего к моменту, когда письмо дойдёт, меня может уже и не быть, а если и буду жив, то встретиться мы уж точно не сможем. Прости, что вот так оставил тебя, но я не видел другого выхода защитить тебя от собственных внутренних демонов, слишком боялся ранить или причинить боль, хотя, скорее всего, этим письмом сейчас разбередил старые раны. В конверте есть несколько снимков, чтобы что-то осталось ― это места, где мы когда-то были. Я всё-таки взял на себя смелость повесить замок на мостовой, прости, что без вас с Доёном. Там было три ключа, так что один достался тебе, один ему и ещё один, если потребуется, я унесу в могилу. Если пожелаешь, то можешь потом выбросить, или и сам замок снять и бросить в воду. Надеюсь, мои слова всё ещё что-то значат, потому что я хочу лишь одного, чтобы ты был счастлив. Живи в своё удовольствие без оглядки на прошлое и чужое мнение, влюбляйся, заводи семью, путешествуй. В кабинете есть визитка нотариуса, если что можешь посетить его и вступить в права наследования, надеюсь, ты не откажешься от этого подарка, мне всё равно уже не нужно ничего. Возможно, это глупо, но только теперь, когда пришло время проститься, я осознал наконец, насколько все эти годы нуждался в тебе, в твоих глазах, что напоминают шоколад, светлых волосах, что похожи на облако, в робких поцелуях, после которых твои щёки алели закатным багрянцем, в твоей нежной улыбке, которая побуждала ответить тем же, которая всё вокруг освещала. Ты подарил мне тепло, научил чувствовать и любить. Спасибо тебе за это. Знаешь, без тебя я бы так и не раскаялся ни в чём, не осознал бы, какие чудовищные вещи творил. Говорят, что покаяние — первый шаг к искуплению, тогда... Тогда я всё же попаду в рай и смогу с небес наблюдать за тобой, так что прошу, если ты всё ещё помнишь меня, если всё же читаешь это письмо, то не плачь, лучше вспоминай все наши моменты с улыбкой. Будь счастлив, малыш. Твой хён." Дочитав письмо Минхён слёзы тыльной стороной ладони вытирает, тихо всхлипывая, но пытаясь улыбаться через грусть, ведь так его Тэён просил, смотрит на снимки, где замочек запечатлён, на котором тем же резким и уверенным почерком их имена выведены, и колесо обозрения, а ещё самый любимый кадр старшего, где омеги улыбаются, обнимаясь, и руками своему альфе машут. Он ключик маленький на цепочке тонкой находит, сжимая крепко в ладони тот, дрожащими пальцами на шее после застёгивая, даже мысли не допуская, чтобы выбросить или ещё что сделать, он фотографии как величайшие сокровища беречь будет. А через несколько недель, когда в свои права вступит плакучая огненная осень, Ли придёт к могиле старшего, где лишь имя и годы жизни значиться будут, опустится там на колени, проведя по холодному камню ладонью и с печальной улыбкой вытерев одинокую слезу. — Привет, хен. Я скучаю по тебе. Доён всё ещё живёт по своим законам, но он тоже тоскует, нам очень тебя не хватает, но я понимаю, что ты слишком беспокоился обо мне. Ты не застал это, но я получил диплом и нашел хорошую работу. Но я всё равно злюсь, что ты нас бросил. Я люблю тебя, хён, — глотая слёзы и сбиваясь, но продолжая рассказывать, будто Тэён действительно слышит, будто сейчас обнимет, дав какой-нибудь совет или просто выказывая поддержку. Марк до поздней ночи будет кататься на колесе обозрения, всё глядя в небо, на белоснежные облака, будто видя среди них пронизывающий взгляд Ёна. — Я всегда буду тебя помнить, — оставляя цветущую ветку миндаля на изящном надгробии из белого мрамора, проводя ладонью по снимку, где темноволосый парень улыбается светло, а глаза его притягивают, завораживают своей тёмной глубиной, будто это действительно Тэ, а небольшой рой лепестков сакуры опускается прямо на светлые пряди, запутываясь в них, как когда-то запускал в те пальцы свои Тэён, трепля младшего по макушке, в жесте нежности и поддержки.