You are my venom

— Эл, что за драматическую сцену ты пытаешься разыграть? Из тебя хуёвый актёр, знаешь ли. Вот серьёзно, давай обойдёмся без этих всех семейных скандалов и разборок! Ну что, что мне сделать? Чего ты, блять, от меня хочешь?! — Я хочу, чтобы ты перестал быть грёбаным эгоистом, но не думаю, что ты по щелчку перестанешь им быть, — Элайджа горько усмехнулся и продолжил спускаться по лестнице. — Брат, а как же все твои речи про семью? Всегда и навечно, помнишь?! — Я-то помню, но тебя, по всей видимости, это мало волнует, брат, — первородный специально сделал ударение на последнее слово, своим сарказмом задевая Клауса. Ник догнал Элайджу, резко развернул к себе и впился в его губы своими, стараясь вложить в этот поцелуй все свои переживания и мольбы. Элайджа почувствовал и увидел всё: отчаяние в каждом прикосновении, боль в глазах, готовность пожертвовать многим ради него, но он не мог остаться. Уже не мог. Слишком много пиздеца он натерпелся от Ника. Этот яд, что течёт по венам Никлауса, отравляет не только его самого, но и самых важных в его жизни людей. И что уж в таком случае говорить об Элайдже? Поэтому, отвечая на этот поцелуй, старший из Майклсонов будто ставил точку в их отношениях, давал понять Нику, что это последний поцелуй, которому Эл даст случиться. По крайней мере, в этом веке. Отпихнув Клауса, вампир грустно улыбнулся, развернулся на пятках своих идеально начищенных ботинок и продолжил свой путь в сторону выхода из их большого, некогда семейного дома. — Элайджа, я исправлюсь, клянусь тебе! Я сделаю всё, чтобы этого больше не повторилось, ты увидишь! Да, я был не прав, признаю… Но как же Хейли с Хоуп? Ты не можешь уйти сейчас. Ты собираешься оставить их? Мы же гарантировали им защиту! — Не стыдно тебе прикрываться ими, Никлаус? Они в полной безопасности. Мы сделали всё для этого. К тому же, они под надёжной защитой волков, им не грозит абсолютно ничто и никто. А что касается тебя… Знаешь, почему я до сих пор не ушёл и на протяжении этого времени был с тобой, защищал, поддерживал тебя, помогал тебе? У меня ведь было миллиард возможностей свалить ко всем чертям! Даже взять момент, когда Бекки предлагала мне уехать с ней после того, как я освободился из плена Давины и Марселя, в который, кстати, ты добровольно отдал меня. Предал, Ник. Я ведь не сделал этого, потому что надеялся, что ты одумаешься, изменишься. Может, я преувеличил с искуплением, но ты мог хотя бы попытаться жить не ради себя одного. Я просил тебя, прикладывал все усилия, чтобы вразумить тебя. Но что ты сделал вместо этого? Правильно, ты всё усугубил своим невыносимым поведением и просто невероятно огромным эго. И когда пришло время отвечать за свои поступки, ты просто не можешь принять того, что заслуживаешь. Весь твой вид, каждое твоё действие просто кричало о том, что ты один всё знаешь, что тебе никто не нужен и ты всемогущ. Ну так пожалуйста, я даю тебе возможность быть одному. Я больше не буду помехой, коей ты считал меня с самого начала. Действуй! Покажи, на что ты способен. Вот только… Всё это уже без меня. Элайджа выдохнул, сам шокированный своим монологом, и тем, что у него наконец хватило сил высказать брату то, что чуть ли не веками копилось в нём. Да, он до последнего верил в то, что этот гибрид может измениться, стать лучше хотя бы ради него. Но и терпение древнего тоже не железное. Этим монологом он решил окончательно разорвать их отношения и со спокойной душой, насколько она может быть спокойна у такого существа, всё-таки хотел уйти. Но Клаус решил попробовать остановить его иначе. Он набросился на Эла, откидывая его в противоположную от выхода сторону. — Ну что за ребячество, Никлаус? Хочешь со мной драться? Но мне это не нужно. Ты правда думаешь, что это каким-то образом может меня остановить? Слушай, я больше не верю тебе. Не верю, что ты способен измениться. Не верю в наше «навсегда и навечно». Прощай, Никлаус. Надеюсь, так будет лучше. Хотя бы, блять, для меня, — Элайджа устало потёр переносицу и в который раз развернулся, надеясь спокойно уйти из этого дома от этого чёртового гибрида. И на этот раз у него получилось. Клаус не стал больше пытаться его останавливать. Он зло пнул ни в чём неповинную ступень лестницы и схватился руками за голову. — Ну и катись, грёбаный Элайджа! Ты лишь жалкий лгун! Семья и наш девиз для тебя никогда не были важны! Я для тебя никогда не был важен! Даже сейчас ты спасал всех от меня. Кроме, блять, меня! Ненавижу тебя! — и ещё много подобных злобных выкриков слышал Эл, пока не дошёл до автомобиля и не завёл мотор. Он уже еле сдерживал себя, чтобы не вернуться и не дать знатного леща братцу, благо, у него за столетия сложилась невероятно каменная выдержка. Просто всё, что говорил Ник, была настоящая ложь. Элайджа всегда делал всё на благо своей семьи. Ради Ребекки, ради Клауса. Особенно ради Клауса. И сейчас он искренне не понимал, где же так конкретно проебался. В какой же момент всё пошло по пизде и его брат превратился в такого, откровенно говоря, полнейшего мудака. Может, у Ника всегда был скверный характер, но ведь веками он терпел все выходки Клауса, всегда был на его стороне, даже если обстоятельства складывались против них. Но, похоже, всему есть предел. Даже терпению настолько железобетонного, непробиваемого, блять, существа, как первородный вампир Элайджа Майклсон. На самом деле, этот разговор его очень сильно поразил. Причём удивил его как Клаус, так и он сам. От себя он не ожидал такого словесного всплеска, такой эмоциональности, так как тренированное веками хладнокровие в любой ситуации его сейчас крайне подвело. Он хотел уйти спокойно, без скандалов. Но, почему-то, когда дело касается его брата, то всегда всё идёт не по плану. Но и от Клауса он такого не ожидал. Заядлый эгоист, который лучше колом из белого дуба подавится, чем у кого-то попросит прощения, тем более у него, сейчас чуть ли не умолял Элайджу не оставлять его. — Да, скатился же ты, братец… — произнёс мысли вслух первородный. Сейчас, едя в машине по пустым дорогам, он занимался самокопанием и глубоким анализированием произошедшей ситуации, и всей ситуации в Новом Орлеане вообще. Он, может, и правильно поступил, стараясь оборвать связи с Ником. Но прав ли он, оставляя дорогой его сердцу город в лапах этого ублюдского гибрида, да ещё и без своего контроля. Что ж, размышляя об этом, он нехотя признал, что до появления в городе их семейки, на улочках Нового Орлеана всё было вполне сносно. «Столько лет без меня жили, ещё столько же и проживут» — подумал Эл, внутренне понимая, что уёбок Никлаус может загнать город на самое дно существования, но упорно заталкивая эту мысль в глубины своего подсознания, чтобы не появилось желание вернуться. Но это всё он обдумает позже, так как у него появилась другая пища для размышлений — где же ему будет комфортнее обосноваться, раз уж он решил так безжалостно сжечь все мосты и свалить из места, которое считал родным домом.