Фиолетовая скрепка

К.

Мой ажурный чугун — петроградский фонарный песенник, Разломивший на два трёхпаловость розмарина, Расскажи, почему этот Холм превратился в месиво Из рассыпчатого суглинка? Если есть это лето с московским прогорклым запахом, Отвратительным до осевшей на стенках лёгких Полуперхоти, значит будут мне штопать наглухо Рыхловатое мясо глотки (?) И я буду молчать, по-андреевски и стоически, По-буддийски молчать, «по-семейному» — не вывёртывать; Пеленая прогорклость прошедшего онко-логически, По(-)четвёртому (?) Это правильно — чтобы скулы сводило желочью, Чтобы желочью до краёв наполнять бокалы, Чтоб язык разъедало термитной мелочью, Их личиночностью и калом (?) Чтоб шипело от серной в ушах, чтоб свело горчичечно, Чтоб узлами на связках плело, продевая в ноздри Золотое подобье кольца (напишу обезличенно — только поздно). Стойка — чёрный треножник, матовость циферблата, Голостенное «но» от чешского фортепиано, Безымянного здесь для застеночного Пилата И зависимого смутьяна, — Все двенадцать квадратов, облупленных до пылинки Под расплавленным тюлем, с растрепанною оборкой, Собрались на мои подкровельные поминки, покрываясь коркой. Голостенное «но» под нежно-розовой краской, Отказавшееся молчать, развяжи мне горло, Развяжи мне глаза под горечною повязкой, Под которой — мёрло. Может, только вот так, головой — в потолок, в квадратах, Потроша и сшивая клинописное азовье, Убеждаются в нарицательности пилатов И Воскресшем Лазаре. Кипрский Храм* с сердоликовою обителью, С вязким запахом войлока кипарисного — Уголь-шпиль попрошу у родного Питера, а Луну — у Финского на строительство своего. И лазурной глиною Оберну всё прошедшее и смолчанное, если есть Это — хвойное-розмаринное и нечаянное. Будет Он без дороги, тропинки яшмовой, Без заросших ступеней, в гору ведущих струпьями. А из Камня — акмеистского и бумажного — Я слеплю по Куполу. Чтоб от Них, разрезая обрывки просини, Дотянуться тритонами до норд-уэста. Мне хотелось бы верить, что мы доживём до осени двадцать первого года. И 'когда-нибудь' будем вместе. Сердоликовый Куст, мой растрёпанный, анжабмановый, Под забытым зонтом, с полосатым шарфом — мне помнится — Это всё о тебе. Этот Храм с голубыми травами И рифмованной, от тебя одного, бессонницей. Это всё о тебе. Этот Лазарь с лазурной глиною, И классический соул на виниле, с шуршаньем ситцевым, Всё — нелепое, сердоликовое, невинное, называемое Форзицией — о тебе. Ты и так это знаешь. Шелестом, шевелением губ всё давно уже было сказано, между жаворонком и безбородым Велесом, Фортепианно и перифразово. Ты и так… О родном, петроградском, сливовом Знаешь всё, с самых доньев до Мандельштама, И об Улице рукотворно-неопалимого, воскрешённого в полнолуние Нотр-Дама. 01.07.2019 02:03 am