♦♦♦♦♦
— И Вам. Ниар под взглядом Торина захотелось поежиться. Король-под-Горой выглядел умиротворенным, но выражение лица его все еще оставалось отстраненно-холодным. Осанистый, держащий себя величественно и сдержанно, наследник Эребора воплощал в себе дух царства, которое потерял. В ответе его не было резкости, а лишь легко ощутимая уверенность в себе. И за огромной стеной внешнего спокойствия молодой эреборец скрывал глубокий океан боли, волнами бьющий о высокие заслоны выдержки. Ниар не понаслышке знала, как тяжело бывает существам, не имеющим возможности проявить слабость. Торин был как раз из таких. Жизнь гнома явно не баловала: в синих, как бесконечно простирающаяся даль Вайи, глазах эреборца кружили туманные призраки погибших в битвах родных. Каждый новый вздох Торина, как казалось Ниар, раззадоривал этих призраков. И каждый новый шаг по направлению к дому глухой и пульсирующей яростью вторил упрямому сердцу Короля. А седины в черных волосах молодого потомка Дурина было не по годам много… Отведя взгляд, старшая дочь Мелькора ступила прочь, более не желая находиться подле гостей. Гномам нужно было отдохнуть, прийти в себя после изнурительного перехода через Мглистые Горы. Всегда уважающая смельчаков, способных в здравом уме идти на огромные риски, Ниар прекрасно понимала – лучшей наградой для гостей сейчас был именно отдых и крепкий, продолжительный сон. А посему не стоило докучать подгорным жителям своим обществом. Уходя вглубь сада, который Беорн в течение многих лет кропотливо превращал в произведение медвежьего искусства, хозяйка Мордора еще чувствовала на себе сверлящий, тяжелый взор Короля-под-Горой. Ощущения были сродни тем, что Миас единожды пришлось пережить во время Нирнаэт Арноэдиад. Ниар тогда было уже четыреста семьдесят лет и, повидав достаточно кровопролитных сражений, старшая дочь Мелькора без какого-либо страха сражалась в рядах орков, приняв их облик, облачившись в их одежду. Смешавшись в толпе с прислугой отца, девушка убивала эльфов и людей. Совершенно не сомневаясь в победе Ангбанда, принцесса беззаботно отдалась потоку сражения: подхватывая боевой клич соратников, не думая слишком о стратегии и не заботясь о безопасности (всесилие, оно ослепляет), Ниар просто шла вперед с мечом в руке и кровью врага на лице. Забравшись на какую-то маленькую, кривую скалу, она выпрямилась в полный рост и оглядела бушующее месиво убивающих друг друга существ. В тот момент картина вызвала в душе Миас прилив воодушевления и подъем сил. Молодая и наивная, Ниар не вдумывалась в суть происходящего. Ей хотелось лишь продолжать бой. Продолжать убийства. Но внезапно в толпе наследница Мелькора увидела склонившегося над землей эльфа. Темноволосый, совсем еще юный, он пытался подняться на ноги. Теснимый орками со всех сторон, бессмертный вновь и вновь падал на землю. Юношу били, кололи и раздирали на части: его изувеченное лицо походило на кровавый паштет. Один глаз заплыл, но второй оставался ясным. Бессмертный умирал, и, умирая, он встретился взглядом с Ниар. Не было боли и скорби во взоре эльфа, но лишь понимание и знание. Тогда принцессе Ангбанда почудилось, что бессмертный увидел ее настоящее лицо. Понял ее сущность. Познал ее страхи. Словно бы смерть подарила эльфу дар ясновидения и несчастный, прощаясь с Ардой, смог лицезреть перед собой маленькое светлое чудо в облике темного орка. То был первый и последний раз, когда Ниар ощутила себя действительно уязвимой. Подвластной чужой силе. И сейчас, чувствуя на себе взгляд Короля Эребора, старшая Миас испытывала тот же страх, что и тысячи лет назад, в битве при Ард-галене. Казалось дочери Мелькора, что Торин Дубощит видел гораздо больше, чем было положено смертным. За спиной раздался долгожданный хлопок входной двери. Продолжая идти вперед, Ниар расслабилась: гномы были в доме, вместе со своими волшебником и хоббитом; сестра с братом занимались Азогом; Беорн, вероятнее всего, ждал сородичей. Дел не было, так что временем для самой себя старшая Миас располагала. Отчего-то захотелось побыть с Арго, и, без каких-либо колебаний, владычица Мордора повернула в сторону конюшни. Зная, что Беорн вряд ли поставил жеребца в стойло, Ниар принялась глазами искать высокий растянутый силуэт своего скакуна. Долго поисками заниматься не пришлось, потому что фриз сам подошел к хозяйке, заприметив ту издали. Пышущий жаром, Арго огромной черной тенью возвышался над Ниар. — Ну, здравствуй снова, друг чудесный, — пропела дочь Мелькора на синдарине. Погладив лошадь по морде, Миас с благодарностью заметила, что Арго расседлан. Каким образом оборотень успел освободить коня от амуниции и прочей ездовой белиберды Ниар представить не могла. В любом случае, добрый и отзывчивый Беорн сделал своей сожительнице приятное одолжение. Старшая Миас любила любую физическую работу, но иногда по вечерам, особенно после тяжелых и суматошных дней, заниматься не хотелось вообще ничем. И хоть ушедший день не был сложным, Ниар отчего-то чувствовала себя разбито и потерянно. Как после проигранной битвы, которых на веку бессмертной было, к сожалению, не мало. — Ну и как они тебе? Правда не плохие ребята? Подпрыгнув на месте, принцесса Ангбанда резко развернулась, понимая, что с трудом сдерживает в себе неожиданный пожар раздражения и гнева. Снова эта гномка. Какой-же настырный призрак. Упрямый, наглый и бессовестный призрак. Сжав губы в ниточку, Ниар поймала на себе прямой взгляд синих глаз. Вышедшая из тени, гномка стояла в двух шагах слева, сложив руки на груди и покачивая головой. Амулет на ее шее яростно поблескивал шлифованным золотом, играющим оттенками богатства в тусклом свете убывающей луны. — Гномы как гномы, маленькие, бурчливые, прожорливые, — проговорила Ниар холодным, ничего не выражающим тоном. — Вы так и будете за мной таскаться? Гномка, заслышав вопрос, рассмеялась. Не находя ничего смешного в озвученных мыслях, Миас нахмурилась. До чего же порой напористыми бывали действия не нашедших покоя душ. Ниар прищурилась, вспоминая свой разговор с незнакомкой у Каррока. Тогда Миас решила, что Мандос отпустил гномку добровольно. Ай ли? Попахивало обманом. Во всяком случае, действовать следовало осторожнее. И теперь нужно было держать язык за зубами даже в присутствии брата и сестры, что казалось хозяйке Барад-Дура крайне удручающим фактором. Вероятнее всего, Анаэль и Талрис призрака не увидят. А вот гномка сможет и услышать их, и рассмотреть со всех сторон… — Я уже говорила, девочка моя, что тебе понадобятся совет и хорошая компания в долгом путешествии, — гномка пожала плечами, словно бы говоря, что слова Ниар были лишены всякого смысла в целом. — Полагаю, мудрый завет не сможет как-либо тебе помешать. — Казалось мне, я говорила – в планах моих нет долгого путешествия, — ангбандка встала рядом с Арго, положив ладони на бедра. Хотелось бы пнуть гномку, да так, чтобы душа ее прямиком направилась обратно в Аман. Силой такой, к сожалению, Ниар не располагала. — Да и мудрость совета, что Вы мне можете дать, весьма сомнительна. Я сражалась и побеждала тогда, когда Вашей прабабки еще и в планах то не было. Считаете, мудростью Вы превосходите ту, что царствовала некогда над Тангородримом? — Нет, что ты, — гномка покачала головой. Прекрасные черные волосы струящимися локонами обрамляли тоненькое личико подгорной красавицы. — Определенно, ты – мудрее меня в вопросах войны, умнее в стратегии, которая для меня является тайной, покрытой мраком. Но ведь совет нужен не только тогда, когда речь идет о жизни и смерти. Возможно, тебе потребуется собеседник. Или человек, который может помочь разобраться с чувствами… И вот на этой ноте Ниар поняла, что слышать гномку больше не хочет. Не хватало еще, чтобы уму разуму ее учила молодая, по сути, особа. Рассуждая об эмоциях и чувствах, чудная представительница гномьего мира, кажется, не совсем понимала, что говорит далеко не с маленькой девочкой. — Я не стану помогать никому из компании Короля Эребора, — Ниар перебила собеседницу. В тоне ее не слышалось сомнения. Однозначно, Миас не собиралась тратить свое время на пустые потуги исправить то, что должно было произойти, так или иначе. Гномка, спокойно переживающая отпор со стороны дочери Мелькора, потупила взгляд. — Почему? — задала она единственный вопрос спустя минуту. Ниар, косо оглядев собеседницу, хмыкнула. Гномка была осанистой, на удивление хорошо воспитанной. Манеры выдавали в ней женщину высокого рода. Поставленный голос, четкость речи, умение улыбаться тому, кому улыбаться не хочется. И жалящий взгляд синих, темных глаз. Таких же глаз, что сверлили Ниар всего пять минут назад. — Потому что сыну Вашему суждено погибнуть от рук Азога. А если случится так, что Азог совершить предначертанного не сможет, дело докончит его наследник, Больг. И так далее, до бесконечности. И, даже если я вдруг захочу по какой-то мне неизвестной причине помочь Торину Дубощиту, мне не удастся оградить его от всех ударов судьбы. В противном случае, я стану ему нянькой до конца его коротких гномьих дней, — Ниар старалась придать голосу успокаивающие нотки. С точки зрения искусства переговоров и нахождения компромиссов, разговор на равноправных началах вел к достижению положительных результатов чаще, чем агрессивные беседы. К тому же, не хотелось обижать гномку. За столетия войн, Ниар видела много разных вещей. В том числе имела счастье наблюдать за матерями, защищающими своих детей. Не было противников сильнее, свирепее и смелее женщин, дерущихся за жизни любимых чад. — Ты не можешь этого знать, Ниар, — собеседница ступила ближе. Ее щеки разрумянились, лицо полыхало уверенностью, граничащей с отчаянием. — Никто не знает. — Я знаю. И тут Миас не лгала. Она точно знала, что эреборец, идущий отвоевывать свой дом и богатство у дракона, погибнет от руки гундабадского орка. Такова была судьба Торина. Таков был его удел. Гномка молчала. Ее душу одолевали противоречивые сомнения. Наверное, она не поверила словам Ниар. Не удивительно. Впрочем, решение призрака Миас не волновало. Девушка ни при каких условиях не стала бы совершать рискованных поступков без должной причины. А причин спасать жизнь Королю-под-Горой не было. — Откуда? — короткий вопрос. Четкий. Ясный. Кажется, говорить подобным образом в семейке Торина было заведено задолго до рождения синеглазого гнома, что смело вел своих друзей к Одинокой Горе. Хмыкнув, Ниар в этот раз решила сама подойти ближе к мрачнеющей гномке. Испытывая к собеседнице слабую тень того, что люди Эндора называют словом «сострадание», старшая Миас хотела как-то утешить призрака, молящего о помощи. — Вы ведь знаете, кто я такая? — старшая дочь Мелькора задала вопрос резко, передергивая внимание собеседницы на себя. Гномка задрожала, но взгляд свой обратила к Миас. Ниар знала, что упасть духом может любой. Знала, как порой больно бывает существам, что умеют искренне любить. Она понимала, какие муки сейчас испытывала эта маленькая, гордая и бойкая женщина. Избавить ее от страданий Ниар было не по силам. Но поддержать гномку наследница Мелькора могла. — Да, знаю, — мать Торина сглотнула, в рывке приподнимая подбородок и дерзко смотря в лицо существу темному и могущественному. Храбрость из пустоты. Еще один повод восхищаться детьми земель Эннората. — И ведаю больше, чем ты представляешь себе, дитя. Да, возможно моя жизнь была безумно короткой в сравнении с жизнью твоей, но опыт не делает твою правду выше моей веры. Я погибла много лет назад, но стою здесь и сейчас, перед тобой, живая и полная надежды. Ты не можешь знать того, что предначертано Торину, потому что даже своей судьбы не ведаешь… Ниар сглотнула, подавляя неожиданно поднявшуюся в груди метель страха. Вот тут гномка была совершенно не права. Дети Мелькора знали о том, что ожидает их в самом Конце. Отец поведал им секрет будущего, рассказав о предсказании, что некогда изрек Мандос. В прорицании том описана была смерть трех Миас, неумолимо приближающаяся к ним с каждым новым восходом солнца. А за смертью всю троицу ждала вечная пустота небытия. Пришедшие из ниоткуда, их души и должны были уйти в никуда. И если созданиям своим Эру обещал жизнь под чертогами Намо, а после Конца новое Начало, то Мелькор не озаботился о том, чтобы души Миас обрели вторую жизнь. Закон Сильмарилл. Данное на время, должно вернуться к истокам. — Каждому из нас сердце земли, на которой росли мы, даровало по Искре, — Ниар заговорила тоном тихим, спокойным и гладким. Мысли все еще витали вокруг Эру и смерти, что ждала каждого из Миас в конце. Не зная, как выглядит пустота и что собой представляет небытие, старшая дочь Мелькора смерти боялась. И думать о ней старалась поменьше. — Балитрафалемир-мун-Белерианд. С валарина переводится как «Высокая воля Белерианда». Дары родины нашей, что взрастила нас и сделала сильнее, являли собой некие навыки, которые нельзя встретить среди обычных существ Арды. Сестре моей, Анаэль, по крови эльфийке, Белерианд вложил в руки искру познания – моя милая сестренка может узнать о прошлом того, к чему прикоснулась, будь то предмет, животное или человек. Моему милому брату суровая земля северного края даровала искру понимания – Талрис может ощутить эмоции любого человека в любой момент времени, зная его лицо и имя. Мне же Белерианд даровал искру последнего взора – я чую дух смерти, если он клубится над кем-то, и вижу ее в том обличии, в котором она придет, чтобы сопроводить душу к Намо. Вашему сыну она дышит в затылок и ждет удобного момента, чтобы ударить. Он умрет в битве, сражаясь, и думать будет об Эреборе и о том, что лучи солнца, беспечно танцующие по каменным сводам цитадели, в детстве напоминали ему сказочных фей. Последний вздох его будет легким, и со спокойным сердцем он отойдет в другой мир. Слушая, гномка молчала. Лишь ее синие глаза стали почти черными, засверкали слезами, превратились в бушующий омут боли и переживаний. Несколько минут ничего не происходило, лишь ветер гулял по саду Беорна, шаловливо покачивая могучие ветви яблонь. Ниар ждала, вспоминая те ощущения, что испытала, увидев Торина. Тяжелая судьба и невероятно легкая улыбка гнома. Слишком много ответственности для одного существа, слишком много соблазнов и искушений на пути. Но конец все равно один, а улыбкой от судьбы нельзя откупиться. — Нет. Не так и не сейчас, — тишину голос гномки разорвал в клочья, уверенный, сильный, по горному величественный. Ниар, вслушиваясь в него, слегка дрожала. Красивая женщина. Волевая. Любящая. Торин был похож на мать. — Ты видишь только туманные облака, но будущее, точно вода – непостоянное, игривое, переменчивое в формах. Может быть ты права, и сына я защитить не могу. Но ты можешь. Тебе это под силу. Я говорила это, и буду говорить всякий раз, оказавшись рядом. Ты повторяешь очень часто слово «судьба». Но тогда судьбой мне велено молить тебя о помощи. И разве это ничего не значит? — Я отказала Вам в ней, — Ниар не стала распространять ответ до грубостей. Казалось Миас, что начни она спорить, словесный отпор будет оказан не слабый. Гномка не церемонилась и, вопрошая защиту для сына, не унижалась. Лишь давила, давила, давила. — Но ты согласишься, — резко развернувшись, мать Торина исподлобья окатила Ниар ледяным взглядом. — Слышала я, что раньше на неизведанном востоке тебя называли Анхналебририт. Под чертогами Мандоса нет чужих наречий, и все мы говорили на одном языке. И встретился там мне один странный человек, старый и усталый, и повествовал он нам всем о воине, прекрасном и справедливом, что умел вести войну и защищал людей. И сказал этот старец, что воином тем была Колдунья, сплошь закутанная в одежды цвета зимнего закатного солнца. Но не всегда в алое была одета волшебница: белое платье ее стало цвета бордо из-за крови, что пропитала ткань. И потому Колдунью эту прозвали Красной и почитали ее, как освободителя от Зла. Это ведь твое имя, девочка? А старец тот был магом… — Которого я убила, — вставила Ниар безразлично. Майа. Один из Истари. Старый обезумевший чурбан, который забыл, зачем прибыл в Средиземье. — Из жалости, как он мне объяснил, — гномка улыбнулась. Потом, тут же, не дав Ниар раскрыть рот, продолжила повелительным тоном, сбивая спесь с Миас. — И не спорь. Этот человек помог мне найти тебя. Он же помог уйти от Мандоса и пройти в Средиземье незамеченной. И он сказал, что ты поможешь. Потому что внутри тебя – свет. Так же, как и в сестре твоей, и в брате. А еще он сказал, на что именно вы трое способны. И после рассказа его, клянусь тебе, я поверила в силу, которая заключена в каждом из вас. Поверила в то, что предначертанное можно изменить. И что судьба ваша лежит не там, где пророчил Намо. Ниар вздрогнула. Вот это уже больше походило на правду. Во всяком случае, та часть, что говорила о побеге из Амана. Майа вполне мог устроить нечто подобное. На востоке наследница Барад-Дура встретилась с Истар случайно: бушевала война, маленькие деревеньки грабили и сжигали, большие города востока походили на бойни, а люди были жестоки и тщеславны. Имя тому Майя было Палландо, и, увидев в Ниар воина и чародея, он без промедления попросил у нее помощи. И Ниар не отказала. Так в далеком крае на востоке Средиземья, в царстве не известном ни эльфам, ни гномам, воцарился мир. А у Ниар появилось новое имя. Но что гномка говорила о судьбе, и что такого мог знать Истар, чего не знала сама Ниар? — Он не так тщеславен, жаден и горд, как ты думаешь, чародейка, — голос гномки зазвучал мягко и нежно. Наблюдая за собеседницей, старшая Миас молчала. — Да, Торин бывает тяжел в общении. Да, он категоричен и прям, но не от того ли, что ему пришлось пережить? Не от боли ли он воспринимает любые действия людей рядом либо как вызов, либо как предательство? Ему одиноко, сложно и больно, но разделить свои переживания ему не с кем. И нет того, кто его поддержит. Пойми это. Почувствуй. И все они… в чем виноваты? Кого прогневили? За что пострадают? Среди них есть мои друзья. С Торином идут мои внуки. В него верят мои старые знакомые. Так почему же тебе не помочь ему? Ниар продолжала молчать. Ее не интересовал Торин Дубощит. Однако слова о судьбе… Палландо, хитрец, как же так? Неужто нарочно он попросил о помощи? Неужели сам все понял? Или же Эру? Снова слишком много вопросов. И при этом нуль ответов. Скверно. Крайне скверно. У Ниар создавалось ощущение, что она играет с кем-то в прятки. Вначале падение Саурона. Потом долгие поиски возможности высвободить отца. Неожиданные удачи – одна за другой. Свитки, руны, секреты магии. Мория. Эребор. Аркенстон и Смог. Теперь призрак и народ Дурина. Кто-то водил за нос трех Миас и казалось Ниар, ничем хорошим начатая игра закончиться не могла. Чувствуя себя слепой, глухой и беспомощной, принцесса Ангбанда вспомнила про Майрона. Первая инстинктивная мысль – война двух врагов между собой. Столкнуть лбами тех, кто неугоден Валар. Но. Одно но. Никто в Амане понятия не мог иметь о секрете Сильмарилл. А значит и о секрете Миас. Что же происходило? Вдруг, именно вдруг, вокруг стало тихо. Словно кто-то просто взял и всевластной рукой удалил существующие звуки из мира. Нервно хмыкнув, Ниар посмотрела в сторону, где секунду назад стояла гномка. Взгляд уперся в пустырь, покрытый мягкой сочной травой. Исчезла. Просто взяла и исчезла, толком ничего не сказав. — Эй! — Ниар, не надеясь на ответ, все же огляделась вокруг, выискивая в тенях абрис гномки. Миас окружали только кусты и деревья. Стоящий рядом Арго мирно щипал высокие стебли травы. Мать Торина просто испарилась в ночи. Жаль, потому что теперь старшая дочь Мелькора не прочь была бы с ней поговорить по душам. Прикусив нижнюю губу, Ниар снова крикнула в темноту: — Эй, есть тут кто? В ответ лишь тишина. Пустая и темная тишина, что накрыла наступившую ночь куполом безумия.♦♦♦♦♦
В ответ лишь тишина. Пустая и темная тишина, что накрыла наступившую ночь куполом безумия. Полуночный певец заливался, голосил, но не слышал отклика: одинокий зов соловья стелился по саду серенадой вечно влюбленного в жизнь существа. Но потом и она растворилась в воздухе, уступив место безмолвию, чарующему, прекрасному. Беорн моргнул. До встречи с сородичами оставалось примерно два часа, может чуть меньше, может – чуть больше. В любом случае, пока оборотень был предоставлен самому себе и мог заниматься чем-то помимо самокопания и пустых раздумий о планах Ниар. Повлиять на решения Миас Беорн вряд ли мог: строптивая и упрямая, как баран, морготова дочурка проявляла недюжее послушание только в случае, если ее лишали обеда. Вздохнув, оборотень сложил руки на груди и воззрился на убывающую луну. На душе было как-то уж очень паршиво. В воздухе будто кто-то огромный разлил кувшин прокисшего молока – пахло кислым, пахло старым, и пахло пропавшим. — Эй, есть тут кто? Голос Ниар донесся из сада, не из самой его глубины, но откуда-то с яблоневой рощицы. Вздрогнув, Беорн замер на месте. Что случилось-то? Не став медлить, оборотень спешным шагом пошел на девичий крик. Пройдя мимо сарая, он свернул налево, прошел небольшую грядку с овощами, обогнул стороной ульи и, наконец, подошел к яблоням. Искать Ниар не пришлось – она ходила невдалеке, рядом с большим плодоносным деревом. За спиной ее стоял великан Арго. Сама же девушка растерянно оглядывалась по сторонам. Обычно собранная, живая и резкая, сейчас Миас выглядела потерянно и испуганно. Сердце Беорна забилось сильнее. Определенно точно, что-то произошло. Разве Ниар, при всем своем могуществе, могла перепугаться чего-то маленького и несущественного? Девушку, положившую на обе лопатки огромного медведя простым взмахом руки, не страшили волки, пауки, разбойники, орки, тролли и Саурон. Но сейчас, бледная, с широко распахнутыми пустыми глазами, Ниар смахивала на безобразную карикатуру самой себя. Беорн ощутил, как по спине бегут мурашки. Собравшись с духом, он направился к Миас. Чародейка, увидев его, помахала рукой. Но как-то вяло. Как-то уж очень и очень устало. — У тебя все нормально? — спросил Беорн, оказавшись рядом. Ниар, маленькой и притихшей тенью стоящая подле, пожала плечами. — Ты словно бы приведение увидела. С губ волшебницы сорвался истеричный смешок. Оборотень, заслышав его, нахмурился. Впервые он стал свидетелем подтверждения тому, что Миас были человечны: страх и постоянное напряжение для них не являлись незнакомыми эмоциональными состояниями. Что ж. Это радовало. Огорчало иное. Для пошаливающих нервишек нужны причины. А чтобы выбить из колеи опытных воинов необходимо что-то позабористее простой опасности. — Да, его и увидела, — понять, шутит Ниар или говорит серьезно Беорн не смог. Приведений ему видеть не приходилось, а тон Миас был лишен и намека на задор. Но с юмором у принцессы Ангбанда, строго говоря, всегда были проблемы. — Говорила с ним. С проклятущим Фэа одной весьма недальновидной особы, сбежавшей из-под присмотра Мандоса. Узнала нечто неожиданное и неприятное. Однако, Беорн, не перевелись еще во вселенной те, кто может обмануть твою покорную слугу. Оборотень уставился на Ниар долгим, изучающим взглядом. Ангбандка, казалось, присутствия рядом с собой друга вообще не замечала. Покусывая нижнюю губу, она о чем-то усиленно думала, что-то взвешивала, анализировала. В пустых глазах девушки колыхались хорошо знакомые Беорну крохотные огонечки света. Ссутулившаяся, закрытая, чародейка даже не пыталась поделиться своими заботами с Беорном. Но так было всегда. Изменилось другое… «Переживает? — нарастающая тревога снедала душу. Прежде всего доверяющий собственному чутью, Беорн ощущал исходящий от чародейки запах острого, сильного страха. К нему примешивался аромат ярости, железный и горячий. Но под всем этим Ниар скрывала что-то более личное. Более темное и тайное. — За что переживает или за кого? За Талриса и Анаэль? Сомнительно. По словам Ниар эти двое сильнее ее в разы. Упади на них горы, вряд ли что случится. Тогда в чем причина страха?». — Откуда ты узнала, что гномы придут ко мне? — вопрос сорвался с губ случайно. Задать его Беорн собирался давно, но никак не мог подобрать правильного момента. Но вот он настал. — В Средиземье только три Истари. Один из них чудаковатый тип, которого волнуют больше звери, птицы и грибочки, нежели люди. Второй самодовольный и гордый болван, зарвавшийся до власти. Третий, что спит сейчас в твоем доме, интриган каких свет не видывал, — Ниар говорила все это не задумываясь, словно по писанному. Беорна пробрал холодок. Сколько раз обдумывала свой план старшая Миас? Десятки раз? Сотни? Тысячи? Время позволяло ей не торопиться. А ум позволял не тратить секунды даром. — Я знала, что компанию гномов на восток поведет именно Гэндальф. Для этого Майа Арда всегда была превыше людских жизней и их мелочных переживаний. А Серый Странник крайне предсказуем в выборе маршрутов. Когда сотни лет подряд видишь одни и те же действия того или иного существа, рано или поздно начинаешь их предугадывать. Беорн пару секунд молчал, обдумывая полученный ответ. Потом, вновь покосившись на дочь Мелькора, спросил: — Хорошо, допустим с Гэндальфом все понятно. Но гномы… ты же не могла предсказать всего. Для этого как минимум ты должна была быть уверена в том, что на Эребор нападут… И вот тут Беорн резко замолк, понимая, наконец, правду. Горькую, режущую глаза правду. — Аркенстон будет проводником для отца, — Ниар заговорила снова, словно бы не заметив того молчания, что магической печатью легло на уста оборотня. Беорн надеялся, что лицо его не выражало всех тех чувств, что теперь бушующим морем омывали душу. Но надежда надеждой, а правда – правдой. Ниар прекрасно разбиралась в поведении людей, гномов, эльфов. Она точно знала, какую злость, разочарование и боль сейчас испытывал Беорн. — Чтобы выйти оттуда, где он сейчас, нужен свет, но не солнечный. Магический, как тот, что заключен в Аркенстоне. Сошли бы и Сильмариллы, но по причинам тебе уже известным, эти камни мы бы никогда применить не смогли. А забрать Аркенстон из Эребора во время правления Трора было фактически невозможно. Во всяком случае, без привлечения внимания. Но мне нужен был этот камень. И тогда я обратилась за помощью к старому другу. — Смогу, — свой голос Беорн не узнал. Бездушный какой-то. — Именно. Дракону мое предложение понравилось, — Ниар хохотнула. — Но Смог бы в любом случае выполнил приказ. Такие существа, как он, обязаны мне подчиняться. Поэтому выбора у дракона не было. Дождавшись подходящего момента, он напал на цитадель и вволю порезвился в Дейле. Договор был простым: он мне камень, я ему – Эребор. — Ну, так забрала бы Аркенстон сразу и черт с ним, — возмущенно воззрившись на Ниар, Беорн поднял брови вверх. Сердце в груди колотилось, как молот: бешеные удары гнали по крови горький яд непонимания. — Ты ведь… Ты же понимаешь, скольких ты… Беорн даже не знал, что сказать. Ниар все еще отчужденно смотрела вдаль; ничего не выражающий взгляд ее карих глаз оставался пустым. Словно бы девушке плевать хотелось на жизни погибших. Будто бы речь шла о муравьях, чей дом по случайности оказался в лесу, сжираемом летним пожаром. — Все беды Эребора на моей совести, я знаю, Беорн, — старшая дочь Мелькора говорила монотонно. Без эмоций. Без намека на муки совести или хотя бы стыд. Наблюдающий за ней оборотень вспомнил слова Ниар при первом разговоре на чистоту. Девушка попросила Беорна молчать, если тот хотел жить. По прошествии пяти лет дружбы с принцессой Ангбанда оборотню казалось, что Миас вряд ли убьет его, даже если Беорн случайно кому-то на что-то намекнет. Теперь же уверенность в последнем постулате пчеловод ставил под огромные сомнения. — Но если бы мне нужен был только Аркенстон, поверь, я бы нашла способ обойтись без глобального кровопролития. Однако тюрьма Эру хитра, добраться до нее не просто, а стражу убить еще сложнее. Путешествуя по востоку, я многое узнала о колдовстве шаманов народов неизведанных территорий. Они поделились со мной знаниями и опытом, и указали на ошибки в моих планах. И подсказали, где следует искать следующий нужный мне предмет. В Казад-Думе, где-то за далекими переплетениями шахт и высокими монолитными стенами, есть комната. В комнате той – черный клинок, способный перерубить все, что угодно. Но комната эта охраняется чарами, что посильнее моих будут и посложнее уж точно. То заклятие – магия крови. Ее нельзя ни обмануть, ни разрушить. Колдовство, что стражем служит для черного меча, создано было самим Дурином. И только истинным потомком Дурина оно может быть разрушено. Беорн почувствовал, как сердце его падает куда-то в пятки. Прикрыв глаза, он криво ухмыльнулся. — Так тебе нужен сейчас не Аркенстон, которым ты, по сути, владеешь, а Торин… — Он уязвим. Он одинок и горд, — речь Ниар все еще походила на град. Холодная, она неслась вперед и жалила иглами тонкого расчета. — Можно было бы найти и другого потомка Дурина. Но чтобы дверь открылась, снимающий заклятие должен делать все по собственной воле, а не по принуждению со стороны. Если бы я похитила кого-то из царского семейства гномов и поставила на колени перед этой дверью, угрожая огнем и металлом, вряд ли бы добилась успеха. Манипулировать легче фигурками с ослабленным тылом. Уставший, изнуренный, морально надломленный, Торин как раз подходит по всем критериям. Опытный кукловод заботится о своих куклах и тщательно выбирает их при покупке. Идея со Смогом прельщала мне дальней перспективой. И не только относительно Эребора. Меня постоянно мучила одна и та же навязчивая мысль: Саурон жив и Саурон будет мстить. Он, конечно, силен, но бояться его глупо. Однако палок в колеса он может понатыкать порядком. Желая избежать этого, я и пригласила Смога на огонек к гномам. План был таков: дракон занимает цитадель, гномы бегут из нее и находят новый дом, притом не суть важно, где он будет располагаться. Смог тем временем купается в золоте и спит неделями, выпуская из носа облака черного дыма. Я была уверена, что рано или поздно Саурон начнет снова набирать армию, и попытается отыскать кольцо. Единственным Истар, что постоянно опасался возвращения в Эндор Темного Властелина, был Гэндальф. И тут, друг мой… Беорна от слова «друг» покоробило. Впервые, пожалуй. — … началось самое сложное. По моим планам Саурон должен был искать поддержки у старых соратников. Дракон – могущественное создание, сильное, способное истреблять города, тысячами убивать людей. Конечно же, мой некогда друг Майрон, он же Властелин Колец, захотел бы иметь такую зверюшку. Мне крупно повезло, что в качестве твердыни для начала великого похода против действующей власти Саурон выбрал именно Дол Гулдур. Но тут тоже была своя логика. Думаю, все помнят Исилдура. И все помнят, как он погиб. Эльфы списывают его трагическую смерть на волю единого кольца, которое стремилось избавиться от нового хозяина. Это не совсем правда. Конечно, колечко бы рано или поздно Исилдура отправило к праотцам, но Талрис ускорил события. Нам нужно было, чтобы кольцо оставалось вблизи от Дол Гулдура. Просто для того, чтобы его было легче контролировать. Практическое применение эта хитрость получила позже. Сейчас, лишенный власти, Саурон стремится найти кольцо, а оно где-то тут, неподалеку. Поэтому-то и Дол Гулдур. Поэтому дракон и поэтому Гэндальф. Серый Странник никогда не позволит Майрону окрепнуть и попытаться вновь поставить Эннорат на колени. Он уже ездил к старой крепости и знает о том, что дух Саурона пребывает там. Спорю на что угодно, волшебник уговорит своих друзей напасть на крепость. Потому что Гэндальф – это Гэндальф – такой вот уж он предсказуемый. Но чтобы обезопасить себя, чтобы нападение на Дол Гулдур не закончилось трагедией, этот Майя, помня о драконе, прихватил с собой гномов. Формально, Торин и его бравые ребята – просто мясо для резни, единственная цель существования которого заключается в принятии драконьего удара на себя. Я не кривила душой, называя Митрандира манипулятором и интриганом. По сути, мы с ним мыслим примерно одинаково. За тем небольшим исключением, что я о нем знаю все, а он обо мне – ничего. Ниар замолкла. Ее слова походили на подогнанные друг под друга факты. Однако Беорн знал, что старшая Миас никогда не полагалась на удачу и ждать чего-либо не любила. Желаемое девушка брала силой. Ненавистное силой же гнала прочь из собственной жизни. В таком свете поверить в правдивость слов создательницы Барад-Дура было более чем легко. Открыв было рот, Беорн собирался задать вопрос, но Ниар прервала его, подняв вверх ладонь. — Да, Торин вовсе мог не идти к Эребору. Но, во-первых, мы говорим о гномах. Эти существа парадоксально упрямы. Прямые, честные, трудолюбивые, маленькие дети Аулэ никогда и ничего не забывают. Во-вторых, мы говорим с тобой не о ком-то, но о Торине Дубощите. Вот тут нам действительно повезло: гном попался расчудеснейший. Словно бы сама судьба послала мне его в руки. Такие, как Торин, не сворачивают с намеченного пути и проигрывать не умеют. Он скорее умрет, нежели признает, что потерял навеки свой дом. Но жить с мыслью, что вместе с семьей пришлось трусливо бежать из Эребора, Торин Дубощит никогда не сможет. До последней капли крови он будет биться за Одинокую Гору. Ну, и в третьих, опять же, есть Гэндальф. Талрис постарался на славу, готовя почву для той театральной пьесы, что сейчас всеми нами разыгрывается. Он откопал черте где отца Торина и помог верным шавкам Саурона найти Траина. Подогнать к старому гному Серого Странника оказалось делом не сложным. А там уже карта и ключ к двери от Эребора…Таким образом, вся головоломка сложилась в картинку и теперь колесики моего плана двигаются и крутят запущенную машину. Все меняется и ничего не стоит на месте. Ниар замолчала, позволяя Беорну переварить весь поток полученной информации. Голова оборотня гудела. С трудом принимая правду, медведь бросал на Миас короткие испуганные взгляды. Будучи маленьким и милым существом, от природы добрым и направленным к свету, Ниар действительно умела обманывать. И думать, судя по всему, тоже умела. Притом в грандиозных масштабах. С одной стороны страшно. С другой стороны – восхитительно. Минут пять Беорн молчал. Ниар тоже придерживалась политики выжидания, видимо уступая право голоса. Хмурясь, оборотень думал о спящих гномах. Об их наивности и неосведомленности. Может быть, счастье их только в этом и состояло. Но завидовать участи смельчаков Беорн не завидовал: Торин Дубощит попал между молотом и наковальней, а вместе с ним и его друзья. Вряд ли участвуя в играх столь могущественных сил, несчастные гномы могли выжить. Не говоря уже о хоббите, непонятно каким образом затесавшимся в чудную компанию искателей приключений. — И что ты собираешься делать теперь? — вопрос казался резонным. Беорн выгнул одну бровь дугой и попытался улыбнуться. Ниар его пугала. Она его восхищала. Миас была его наставником и другом. Она была убийцей. Но совершая зло, она оставалась доброй. Во всяком случае, оборотню хотелось в это верить. — Направлю путешествие Торина в другую сторону, — Ниар пожала плечами, выражая тем самым скуку. — Гномы пойдут не в Эребор. Они пойдут в Казад-Дум. — И каким же таким образом ты убедишь их отправиться в Морию? — мелочи теперь уже были делом принципа. Хотелось понять, на что опираются командующие, создавая свои стратегии. Ниар, вне всяких сомнений, была воином. И именно полководцем. — У меня припасена пара тузов в рукаве, Беорн, и было бы глупо рассказывать о них тебе сейчас, — Ниар подняла голову и открыто посмотрела оборотню в глаза. Последний замер, чувствуя, как от волнения перехватывает дыхание. В каком сумасшедшем мире он жил. Если уж даже добро отличить от зла было сложно, что вообще можно было говорить о жизни в целом? Моральный кодекс. Честь и достоинство. Все это по привычке существа Средиземья приписывали только стороне «добра». Но вот стоит перед ним представитель «зла», обладатель детского лица и чистой души. Как же думать о правильном и неправильном, когда оба эти понятия тесно переплетены друг с другом? — Ради твоего же блага. Потому что я все еще не хочу тебя убивать. — Ну и на этом спасибо, — выпалил Беорн, к собственному удивлению широко улыбнувшись. Ниар, тяжело вздохнув, пожала плечами. Улыбка друга ее, судя по всему, не вдохновила. Вновь в воздухе воцарилось напряженное молчание. Казалось Беорну, что длится оно вечно. — Я собираюсь начать войну, — Ниар нарушила тишину шепотом. В голос Миас пробралась дрожь, которую девушка даже не пыталась скрыть. Опустив голову, наследница Мелькора стояла перед Беорном как провинившийся ребенок в ожидании наказания. На секунду всю сущность медведя сковала ярость. Но момент прошел, и оборотень с жалостью посмотрел на колдунью. — Решив освободить отца от пленения Эру, я взяла на себя ответственность за те разрушения, что принесет Мелькор в этот мир. Я буду повинна в смерти детей, стариков и женщин, не говоря уже о смертях мужчин. Но Беорн… Ниар смолкла. Закрыв глаза, качнула головой. Какие же сражения сейчас шли в сердце чародейки? О чем твердило ее сердце? А что говорил разум? Вопросы, которым суждено было остаться без ответов. — Я хочу, чтобы хотя бы ты знал – я обязана поступить так, как поступлю. Я отдаю долг, а долг – дело чести. Мы не выбираем, кем родиться. — Но выбираем, кем быть и как поступать, — мягко заметил Беорн. Ниар вздрогнула, услышав его слова, помрачнела. Ее верхняя губа задрожала, то ли в приступе гнева, то ли в приступе боли. В какой-то ужасный момент Беорн решил, что сейчас хорошенько получит от ангбандки. Но, опустив голову, чародейка лишь улыбнулась. — Орков добрых не бывает, Беорн. Жажда крови настолько сильна, что они не владеют собой. Закончив свою мысль, Ниар медленно поплелась прочь из сада. Куда именно оборотень спрашивать боялся. Да и не хотел знать, какие дела могли быть ночью у Миас. Колдовские дела медведь предпочитал оставлять колдунам. Поэтому, поморщившись, Беорн мрачно смотрел Ниар в спину, пока она неспешно шла к тропинке, ведущей из сада. — Послушай, Ниар! — чуть повысив голос, оборотень окликнул принцессу Дор Даэеделота. Ниар, обернувшись, удивленно уставилась на медведя. — А с чего ты взяла, что Дубощит поможет тебе? Ты сказала, что дверь можно открыть только добровольно сняв чары. Как ты собираешься его обмануть? Ниар, расправив плечи, развела руки в стороны и расхохоталась. — Беорн! Кто сказал, что Торина будут обманывать? Он сам придет в Казад-Дум и рад еще будет тому, что дверь ту откроет! Поверь, я умею убеждать таких, как молодой Король. Методов много, но один работает безотказно. Просто так что ли я такая маленькая? Хитро подмигнув оборотню, чародейка развернулась на месте и уже веселее пошла вперед, плавно покачивая бедрами. Беорн, оглядывая Ниар, досадливо хмыкнул. Нет, Король-под-Горой попал не между молотом и наковальней. Тут действовали силы гораздо более страшные, чем страх, боль, война и смерть. И казалось Беорну, что Ниар перетрет Торина в порошок и развеет его душу по воздуху, а эреборец и заметить этого не успеет. Бедняга. Подождав, пока Ниар скроется в темноте, оборотень поднял голову к небу. Звезды алмазной россыпью сверкали на черных потолках мироздания. Ночь выдалась на удивление ясной. Затишье перед штормом.♦♦♦♦♦
Звезды алмазной россыпью сверкали на черных потолках мироздания. Ночь выдалась на удивление ясной. Затишье перед штормом. Торин это понимал. Любуясь небом через широкое окно, молодой наследник Дурина никак не мог уснуть. Переворачиваясь с одного бока на другой, гном вновь и вновь возвращался мыслями к Смогу. К предстоящей битве. К тем ужасным событиям, что должны были развернуться под Одинокой Горой. Смерть не очень беспокоила Торина. Тревогу вызывали мысли о проигрыше. Мысли о том, что Эребор никогда вновь не станет домом для тех гномов, что остались ждать своего Короля в Синих Горах. Прикрыв глаза, Торин попытался задремать. Мысли, однако, покоя не давали. Под боком самозабвенно похрапывал Бофур (спустя полчаса прослушивания сей симфонии Торин ясно понял, что готов ради сна безжалостно убивать), так что еще и изрядно мешали окружающие звуки. Если бы Беорн не запретил выходить ночью на улицу, гном бы без промедления пошел в яблоневый сад. «Яблоко, — вспомнил неожиданно молодой Король. — Яблоко все еще в кармане…». Есть не хотелось. Но эреборец помнил, что взяв фрукт в руки, ощутил себя лучше. Вряд ли конечно подарок Ниар мог снова каким-то образом поднять настроение, но ведь попытка не пытка. Протянув руку к карману плаща, потомок Дурина вынул из него красный кругляш. Хмыкнув, поднес яблоко к лицу, вдыхая сладкий аромат лета, что источал фрукт. Вспомнилась улыбка задорной девчушки на вороном коне, ее крепкий и здоровый смех, скромность и вызов во взгляде. Зажмурившись, молодой Король с легкостью выудил из памяти свежее воспоминание… Такое летящее и безмятежное. Ладный ход черного скакуна, пылающего жаром. Точеная фигура юной красавицы, и лучики света, гуляющие свободно по ее белой коже. А еще – смелость и свобода. И большие карие глаза, в которых плясал огонь… И все это – пара секунд жизни. Лицо Торина тронула улыбка. …Ниар…