♦♦♦♦♦
И ничего кроме тьмы и разрушений не хранили теперь чертоги Казад-Дума, скрывая в нерушимых стенах своих лишь пламя, пышущее из-под земли. Никто под сводами гномьего королевства более не копал шахт и не добывал чудесного мифрила, ни одна живая душа более не созидала в тайных копях, и яркий свет свечей больше не касался каменных гротов. Лишь орки бродили по стройным и резным мостам, ломая древние статуи, омывая чудесные уваровитовые полы своей черной, горькой кровью. И все же было что-то в этом царстве волшебное, важное, потаенное. Что-то очень ценное и уникальное. Возможно где-то там, в бесконечных переплетениях коридоров Мории, за сверкающими паинитовыми вратами сокровищницы, таилось нечто древнее… Нечто, что искала Ниар. Саурон, сложив на груди руки, прищурился. Бывшая союзница никогда не делала необдуманных ходов. Строго оценивая собственные возможности, Красная Колдунья берегла силы и выжидала, врагов своих предпочитая убивать чужими руками. Вряд ли старшая Миас замышляла нечто грандиозное: войны любимица Мелькора явно не хотела, а на власть не претендовала. Цель ее тихого боя с гномами таилась в Казад-Думе. Волшебница что-то искала, и, судя по проявленному уже упорству, отказываться от дальнейших поисков не собиралась. Однако Ниар без всяких сомнений учитывала волю самого Майрона. Саурон не желал возвращения бывшего хозяина в Эндор и собирался помешать наследнице Барад-Дура в ее доблестном походе за забытыми реликвиями. В руках у Властелина Колец была армия северных орков. Не нужно было быть гением, чтобы догадаться – Красная Колдунья знала о том, как обстояли дела у Саурона с военными резервами. Хмыкнув, Темный Властелин улыбнулся. Что делает полководец, видя, как противник набирает армию? Созывает собственных бойцов. Принцесса Ангбанда пусть и была моложе, но умом обладала завидным. Тыл свой старшая Миас не прикрытым не оставляла никогда. Но кого она призвала в ряды своих приспешников? В первую очередь, дракона под горой. Смог всегда слушался чародейки, питая к ней глубокое, звериное уважение. Возможно, последнего из балрогов, Патао, лентяя, что спал ныне в огненных морях под твердью Мории. И, если уж на то пошло, Азога – орк царствовал в Казад-Думе, а ведь именно туда вела подгорных жителей Ниар. Урук хоть некогда и подчинялся Саурону, вряд ли мог выстоять под напором детей Моргота. Пелорийской триаде по силе было поднять Белерианд из-под морских пучин, что уж говорить о простой демонстрации грубой силы? У бледного гундабадского орка и выбора-то, наверное, не было: на компромиссы защитники Дор-Даэделота идти никогда не умели, а союзников находили лишь благодаря красноречию магии. Разве можно отказать в помощи тому, кто пару сотен воинов может убить лишь взмахом руки? Саурон фыркнул. Противопоставить Ниар Властелину Колец пока было нечего. Встреться он с Красной Колдуньей в бою один на один, погиб бы в первую же минуту. Повелевающая огнем, старшая Миас к тому же отлично владела мечом. Одаренная природой больше других детей Мелькора, маленькая и с виду хрупкая кареглазая девочка кулаком могла разбить железный пласт толщиной в пару конских корпусов, при этом особо не напрягаясь. Следовательно, не стоило даже мыслить о честной дуэли. В стратегии Саурон тоже уступал принцессе ангбандской: Моргот воспитывал свою наследницу, ясно осознавая, что когда-нибудь упрямая и веселая девочка сядет на трон, надев на свою голову корону Дор-Даэделота. Ниар с детства училась воевать, управлять и думать. Практики на ее веку было немало – прошедшая через все воины, что знало Средиземье с Первой Эпохи, Красная Колдунья имела представление о тактике. Саурон же, при Мелькоре пребывая в звании правой руки Темного Господина, имел честь наблюдать за работой Ниар собственными глазами. Чародейка прекрасно воевала, зная, когда следует наступать, а когда признавать поражение. Мелькор зря не давал своим деткам власть в руки. Вполне возможно, участвуй тройка Гор Пелори во всех военных действиях Ангбанда, Моргот бы по сей день властвовал над Белериандом. Впрочем, у Ниар были и определенные слабости. Как славный манипулятор, девушка могла заставить окружающих верить собственным словам. И, тем не менее, порой Красная Колдунья забывала, на чьей стороне сражается. Чуткое сердце нельзя ожесточить, а каменная его оболочка защищает далеко не от всех жизненных невзгод. Учитывая, что любимым музыкальным инструментом старшей Миас были чувства окружающих, Саурон решил, что попробует сыграть на эмоциях самой Ниар. Чтобы переманить на свою сторону союзников Миас, нужно было иметь в руках запасные тузы, которыми Майрон по несчастью не обладал. Чтобы предложить союз, следовало располагать чем-то большим, чем голословные обещания власти. Ниар, Талрис и Анаэль владели врожденным могуществом – магией Амана, зиждущейся на свете Двух Древ Валар. К тому же, они могли поклясться новым соратникам в том, что вскоре смогут вернуть темным существам их старого Властелина. Аргумент, между тем, немаловажный. А что мог Саурон? Практически ничего. Сейчас Властелин Колец мог похвастать лишь жалкой кучкой орков с горы Гундабад да развалинами Лугбурза, которые, по сути, принадлежали тоже героям Дор-Даэделота. Обстоятельства вынуждали хитрить, что Саурон с удовольствием теперь и делал. Надеясь, что Феанор с поставленной задачей справится, Майа проводил взглядом очередной орчий отряд, что направлялся на север вместе с Больгом. Времени на все про все, однако, было мало. И хоть торопиться не следовало, Саурон в нетерпении подошел к мечу Талриса, оглядывая клинок. Хорошее оружие, крепкое. Меченное старой, забытой всеми магией. Схватив клинок призрачными руками, Майрон поморщился. Огненный ветерок прошелся по всему телу Айну, резкими уколами боли впиваясь в темную сущность колдуна. Саурон, глотая громкий крик, криво ухмыльнулся. Хотелось бы верить, что пришедшая на ум идея не была глупой.♦♦♦♦♦
Хотелось бы верить, что пришедшая на ум идея не была глупой. В любом случае, Ниар надеялась, что гномы заботу оценят. Зайдя в Лихолесье эти маленькие подгорные жители наверняка будут бродить по темным опушкам не день и даже не два. А значит все запасы, что с барского плеча даровал гномам Беорн, должны были вскоре закончиться. Так что прихваченные тюки с едой, взваленные на крепкую спину Арго, не казались лишними. Поэтому, вновь проверив крепления на седле, старшая Миас довольно улыбнулась. Пока все шло по плану. Девушка покинула дом оборотня четверть часа тому назад. Попрощавшись с косолапым человеком, Красная Колдунья выехала из сада и теперь направлялась к Черному Лесу. Напевая себе под нос незатейливую людскую песенку, старшая дочь Мелькора беззаботно подставляла лицо навстречу ветерку, вспоминая с горечью наполненные слезами глаза оборотня. За пять лет Беорн впервые выказал по отношению к своей сожительнице некую привязанность. Крепко Ниар обняв, он поднял чародейку на руки и пару мгновений просто сжимал в своих могучих объятиях. Владычица Тангородрима другу не перечила, но лишь мягко похлопывала хозяина пчелиных угодий по спине. Когда короткая сцена прощания, наконец, закончилась, Беорн быстро ушел к себе в дом. Не пожелав чародейки удачи, оборотень громко хлопнул дверью, скрываясь в полумраке своей избы. Ниар не корила друга за бестактность. Беорн не одобрял (да и не мог одобрить) замыслов Красной Колдуньи, а потому обошелся без прощального напутствия. Как бы то ни было, теперь могучий оборотень был частью прошлого. Принцесса ангбандская давно научилась отпускать людей, находя тоску горькой на вкус. В конце концов, всегда оставались теплые воспоминания, опорой служившие для Ниар. Порой, когда на душе бывало совсем скверно, девушка закрывала глаза и вспоминала свое веселое, светлое детство. Иногда память услужливо подкидывала старшей дочери Мелькора картины встреч с Алдором. И хоть минуты уединения с Королем Рохана были редки, прелесть их от этого не становилась меньше. Теперь вот в истории жизни Ниар появилась новая глава под названием «Беорн», славная и пахнущая медом повесть о пяти годах, проведенных подле пчел. Ухмыльнувшись, старшая дочь Мелькора представила себе предстоящий путь, проходящий через высокие Мглистые горы, ветвящийся по кряжам Эфель Дуата на перевале Кирит Унгола, огибающий зубчатые горы Мордора с востока и нисходящий на запад, к Гондору. Именно туда вела тропа трех Миас, далеко-далеко к Рас Мортилю, пустой земле, покрытой вечным туманом мятежных душ. Скрывшись среди холодных каменных утесов Друвайт Иаур, можно было начать петь песнь, что силой своей и пламенеющей мощью могла бы поднять с океанского дна Белерианд. И тогда расступилось бы море пред заснувшей землею, и забытые королевства вновь обрели жизнь. Солнце осветило бы поросшие водорослями изломанные стены Ангбанда, а луна священным поцелуем коснулась бы трезубца Тангородрима. Наступила бы Новая Эра и Средиземье бы вновь склонилось перед своими истинными повелителями… — А запросы у тебя скромные, да? — легко узнаваемый голос раздался со стороны. Ниар, от неожиданности дрогнув, повернула голову к упрямой гномке. Королева Эребора легкой поступью вышагивала подле, приподняв полы своего платья над низко стелящейся травой. Красная Колдунья, раздраженно поморщившись, крепче схватилась за поводья. — Хочешь и отца вернуть, и Белерианд со дна морского поднять, и Саурона проучить. Не надорвешься, деточка? — Слушайте, Ваш сын характером явно в Вас пошел, — Ниар, пропустив мимо ушей язвительный вопрос, безразлично пожала плечами. — Как и Вы, он не сдается даже в случае очевидного проигрыша. Такое упрямство многие считают положительным качеством. Однако в некоторых обстоятельствах его лучше рассматривать как крайнюю степень глупости. — Я предпочитаю думать, что Торин просто не любит потакать превратностям судьбы, — мягко заметила гномка, не сбавляя шага. — В войне существует лишь два варианта возможного итога: либо выигрываешь, либо проигрываешь. В проигрыше нет ничего достойного, потому что важен лишь положительный результат, — Ниар повторяла давным-давно выученные постулаты ровным голосом. — Но проигрышем нужно считать только смерть, потому что капитуляция противника не может быть признана полноценной победой. Враги обычно возвращаются. А Торин поступает крайне неосмотрительно, кидаясь к Эребору, когда оппонент еще силен. Он умрет и проиграет, хотя мог бы припеваючи жить в Синих Горах. Когда речь идет о чем-то большем, чем возвращение богатства, время не имеет значения. Терпение, мудрость, тактика. — Он просто не считает нужным ждать момента, но предпочитает создавать его, — парировала гномка. Ниар, удивленно покосившись на собеседницу, ухмыльнулась. Язык у Королевы Эребора был хорошо подвешен. — Поступает как ты, между прочим. — Неужели? — старшая Миас широко улыбнулась, находя в словах маленькой подгорной жительницы искорку привлекательности. — Я создаю момент нападения, за спиной имея сильных союзников в лице сестры и брата. Они могут соперничать в силе с огромной армией. Серьезными противниками для нас могут оказаться лишь Валар, и то, поодиночке владыки Амана не смогут долго нам сопротивляться. Действуя сейчас, я осторожно ступаю вперед, медленно, но верно продвигаясь к своей цели. Для меня важно лишь одно – не допустить чужого вмешательства в происходящие события, а в случае же вмешательства, обратить допущенные ошибки в преимущество. И я с такой задачей справлюсь, потому что слышу и вижу много больше, чем люди вокруг. А что делает Ваш сын? Он просто мчится к Эребору, не зная, жив ли еще Смог, не имея союзников, не воспринимая отступление как продолжение войны. Глупо. — Торин храбр, вот и все, — каким-то извиняющимся тоном произнесла гномка. Подняв взгляд к Ниар, Королева Эребора улыбнулась. — И тебе это нравится, не так ли? Ты ведь воин, многое повидала. Могу предположить, что смелость ты уважаешь. Кстати, я ведь тебе не представилась. Меня зовут Осаа. Остальное ты и так знаешь. Красная Колдунья смерила собеседницу холодным взглядом. Красивой подгорной жительнице, такой величественной и грациозной в движениях, с именем не повезло так же, как и Ниар. Словом «осаа» гномы ласково называли шперак. Девочкам такое имя давали в тех случаях, когда хотели видеть в них сильных, мужественных женщин и мудрых, терпеливых матерей. Однако вряд ли кому-то понравилось бы зваться «наковальней», пусть и маленькой. Хмыкнув, наследница Барад-Дура коротким движением заставила Арго остановиться. — Знаете, мужество и здравомыслие зачастую конфликтуют друг с другом, — произнесла Ниар, слезая с лошади. Похлопав Арго по шее, сняла с седла подвешенную на крючок флягу с водой. — И из двух этих добродетелей я искренне уважаю лишь здравомыслие. Так что определенно точно, Торина я считаю самоуверенным дураком… Отхлебнув воды, принцесса Ангбанда посмотрела в лицо гномке. Королева Эребора молчала, загадочно улыбаясь. В ее синих глазах плясали хитрые огонечки, а уголки губ подрагивали в нетерпении. Казалось, что мать прославленного неудачами Короля-под-Горой пыталась удержать в себе рвущийся наружу смех. Не находя в собственном утверждении ничего забавного, Ниар вернула флягу на законное место, отерев руки о штаны. Моргнув, Красная Колдунья отвернулась от спутницы, взгляд обращая к горизонту. Торина Дубощита наследница Барад-Дура не уважала. Его лишенные степенности действия ставили Ниар в тупик: только безумец по разумению старшей Миас мог решиться отбить огромную крепость у дракона, не имея при этом армии и не владея магией. Король-под-Горой, бежавший из Эребора много лет назад, воспринимался старшей дочерью Мелькора как взбалмошный и эгоистичный ребенок, который бился головой о стену, требуя вернуть некогда утраченный дом. Ничем не подкрепленная уверенность в собственных действиях лишь подчеркивала безрассудство упрямого эреборца. И все же было что-то в действиях мрачного синеглазого гнома необычное, что-то яркое и неповторимое… — Знаешь, ведь это ты сделала Торина таким, каков он есть, Ниар. Если помнишь, Смог кинулся на Эребор по твоему наущению, а заветный ключ вместе с картой попал к Гэндальфу твоими стараниями. Лишь яркими и сладкими речами ты разрушила жизни тысячи гномов, лишив их родины, крыши над головой, семей, друзей, родственников. — Осаа говорила медленно, и каждое ее слово холодными снежинками ложилось на разгоряченное сознание наследницы Барад-Дура. Красная Колдунья, не перебивая гномки, сглотнула. В сердце полыхало пламя, сжирающее Ниар изнутри. Всякий раз, представляя боль своих жертв, тем или иным образом попавших под жернова давно бушующей войны между Валар и Мелькором, старшая Миас испытывала ни с чем несравнимую тоску. — Да, тебе действия Торина кажутся наивными и глупыми, лишенными смысла и неоправданными с точки зрения результата. У сына моего сильное, горячее сердце. И ты, без всяких сомнений, его не уважаешь. Но восхищаешься им. Не так ли? Ниар, прикрыв веки, вспомнила открытую, молодую улыбку Торина. Не было в ней печали и злобы, которые порой скользили в улыбке самой чародейки. И в глазах эреборца, бездонных и темных, не полыхало неутихающее пламя сражений. Каким-то образом юный Король не терял способности радоваться жизни и маленьким чудесам, которые порой происходили. Ниар, поморщив нос, обеими руками обхватила шею Арго, не желая смотреть Осаа в глаза. На вопрос гномки Красной Колдунье отвечать не хотелось, но, скрипя душой, девушка все же коротко и ясно произнесла: — Да.♦♦♦♦♦
— Да. Твои орки не вернутся, Азог. Для них это поход в один конец. Помни, однако, что цель наша – не Эребор. Наша цель – ключ. Именно его мы должны достать. Орк молчал. Окидывая взглядом свое войско, он лишь иногда посматривал на эльфийку. Бессмертная стояла рядом, приосанившись, расправив широкие плечи. Похожая на капельку дождя, освещенную солнцем, Анаэль блистала чистотой добра и нежности. Так не похожая на своих подчиненных, она, тем не менее, вгоняла большую часть уруков в страх. Азог, переступив с ноги на ногу, нахмурился. — Как ты собираешься провести нас к эльфийскому Королю, бессмертная? — гундабадский завоеватель не отрывал взгляда от подчиненных. Целых пять сотен доблестных воинов собирался послать к Эребору Азог. Прощаться с верноподданными смысла никакого не было. Большая часть морийских орков смерти не боялась, а в жизни кровожадные отродья Моргота видели лишь одну цель – убийства. И так как ближайший поход обещал стать кровавым побоищем, уговаривать пойти к Одинокой Горе никого не пришлось. — Твои сородичи ясноглазы, они видят днем лучше нас. Будет обидно, если армию нашу разнесут в пух и прах еще до того, как мы нападем на след Торина. — Ох, Азог, на счет этого тебе беспокоиться не стоит, — Анаэль развернулась к бледному орку и доверительно положила свою ладошку тому на плечо. Владыка Мории от прикосновения вздрогнул: рука эльфийки источала нестерпимый жар, словно бы одетая в плотную перчатку, сотканную из огня. — Мои чары сокроют нас от недобрых взглядов, да и Лихолесье нам поможет. Старая магия Черного Леса палантином накроет и тебя, и людей твоих. Мы пойдем старой, заброшенной тропой, которую некогда использовали ненавистные тебе гномы. Дорога, которую многие из нас помнят под названием «Мен-и-Наугрим». Тракт этот опасен для обычных людей, но хорош для тех, кто в сердце своем таит злокозненные помыслы. Выйдем мы из Лихолесья намного южнее угодий Трандуила, так что придется поспешить. Азог кивнул, но задавать лишних вопросов не стал. Новая союзница знала, что делала. Она четко и ясно отдавала приказы своим приземленным подчиненным, быстро решала конфликты, вспыхивающие то тут, то там, и к удивлению гундабадского завоевателя с легкостью выстроила армию в колонны. В бессмертной угадывался опытный стратег, прошедший через десятки сражений. Этот факт успокаивал встревоженного Азога. Опустив голову, орк представил себе лицо своего заклятого врага. Как же удивлен будет Торин Дубощит, найдя в рядах приспешников своих предателя. И хоть молодому Королю-под-Горой привыкать к сложностям не приходилось, удар под дых такой силы мог сломить даже железную волю этого эреборского принца. Вкус мести казался Азогу сладко-горьким: вино расплаты, томившееся в темных и холодных погребах орчьей души, становилось гуще и насыщеннее. Аромат предстоящих деяний опьянял… А небо над головой начинало хмуриться, предвещая дождь.♦♦♦♦♦
А небо над головой начинало хмуриться, предвещая дождь. Арвен, накинув на голову капюшон, нагнала Илийю. Совсем еще молоденькая эльфийка беспечно напевала веселую песенку о драконе и принце, любимую всеми девушками Ривенделла. Тоненький голос раздольной и легкой мелодией флейты лился по северным опушкам Лихолесья. Птички подхватывали незамысловатый мотив баллады и вторили темноволосой красавице Нанивиэль. Юная подопечная Арвен совершенно не замечала мрачности окружающего пейзажа, открыто и наивно улыбаясь всему сущему. Старшая эльфийка устало опустила плечи. Как оказалось, воспитание подрастающего поколения было делом довольно-таки утомительным. — Илийя, давай до угодий Трандуила будем ехать в тишине, — Дева Ривенделла обратилась к спутнице на синдарине. Мягкий звон эльфийской речи окрасил серость леса в яркие цветущие краски Лотлориэна. — Кажется мне, так будет лучше… — Да ну ладно Вам, госпожа, — Нанивиэль, которую эльфы Ривенделла с легкой руки окрестили Илийей – «занозой» – широко улыбнулась Арвен. Еще детское лицо юной Синдар светилось любопытством и задором. — Что может случиться с нами здесь? Разве что с небес неожиданно свалятся волки, но так кони наши родом из Рохана. Ветром умчимся от злобных чудищ… Нанивиэль переливчато рассмеялась и пустила своего гнедого жеребца галопом. Арвен, открыв рот, удивленно наблюдала за пятнадцатилетней эльфийкой, которую отец очень вежливо и нарочито ласково попросил забрать в Лориэн. Дева Ривенделла, прибыв в гости к Элронду пол года назад, отказать последнему не смогла. Покорно согласившись исполнить отцовскую волю, внучка всем известной Галадриэль решилась сопроводить молодую Синдар до прекрасных садов Лотлориэна. Кто же знал, что короткое путешествие с недавно рожденным Квенди обернется полноценным приключением. У Илийи был врожденный талант попадать в мелкие неприятности. От кого девчушка унаследовала это качество, было неясно: отец Нанивиэль являлся многоуважаемым библиотекарем в Ривенделле, а мать – искусным врачевателем. Дочурка же их, появлению на свет которой радовалась вся долина Имладриса, оказалась ребенком шкодливым и непоседливым. Каждый новый день неопытная эльфийка умудрялась учинять в Ривенделле погром, тем самым обеспечивая головную боль своим старшим собратьям. Арвен, живя с бабушкой в Лориэне, лишь слышала разные байки о непоседливой девице. Приехав же к отцу, Дева Ривенделла лично убедилась в правдивости сплетен о пятнадцатилетней Квенди. Несколько дней понаблюдав за Илийей, Арвен нашла в кознях девчушки лишь ребячество и любопытство. Элронд, однако, мнения дочери не разделял, видя в действиях Нанивиэль источник неприятных рутинных проблем. «Послушай, Арвен. Я не отрицаю того, что юная талантливая Синдар полна энергии и жизнелюбия. В конце концов, все ее выходки объясняются малым возрастом и недостатком знаний, — Владыка Ривенделла говорил спокойно, хотя в глазах его сверкала тревога. — Но Илийя за три года успела двадцать раз поджечь библиотеку, трижды своровать осколки Нарсила и пять раз отрезать волосы несчастному Линдиру. Последний, кстати, весьма горевал, находя вновь и вновь собственную шевелюру укороченной до ушей. И я, между тем, молчу о побегах Нанивиэль: в позапрошлом году она на осле – ума не приложу, откуда он мог взяться в долине – направилась в Гондор, откуда поехала в Рохан. Это еще хорошо, что девочке по дороге никто злобный не попался. А представь, чем все могло закончиться? Храбрость юной эльфийки меня радует, но огорчает строптивость ее характера, неуемного, как лесной пожар. Ведь она не слушается никого в Ривенделле. И родителей в том числе». В общем, после недолгой беседы с отцом Арвен согласилась отвезти эльфийскую разбойницу в Лориэн. Элронд надеялся, что под началом Леди Галадриэль Нанивиэль исправится, образумится и начнет жизнь смиренную, направленную на созидание. Однако, оказавшись в Лотлориэне, девчушка к удивлению старших собратьев начала в два раза больше проказничать: строгий надзор учителей воспринимался Илийей скорее как личный вызов, нежели как искреннее желание поделиться многовековой мудростью. За полтора месяца юная Квенди, отживающая свой второй десяток лет на землях Средиземья, сумела поставить на уши всех лучников Карас Галадона. Илийя даже каким-то образом сумела довести до бешенства обычно крайне спокойного Алиолада, знаменитого кузнеца Галадрим. Как ни парадоксально, но ключом бьющая из Нанивиэль жизнерадостность вынудила даже Галадриэль единожды повысить голос. Слегка покрикивая на пятнадцатилетнюю Синдар, владычица Лотлориэна решила отправить Арвен вместе с подопечной подальше от знаменитых садов: посчитав, что юной квенди будет интересно поучаствовать в эльфийской охоте, Нэрвен чуть ли не пинками выпроводила свою внучку и Нанивиэль из Карас Галадона, благословляя путь двух эльфиек до Трандуила. Таким вот образом Арвен и оказалась на северных окраинах Лихолесья. Добрым словом поминая отца, Дева Ривенделла лишь грустно представляла себе предстоящую встречу со старыми лесными друзьями. По разумению старшей эльфийки, Трандуил должен был с радостью принять гостей, вкусной едой и холодной водой угощая двух странниц из Лориэна. Однако, зная Нанивиэль, Арвен с легкостью могла представить последствия визита к сыну Орофера. Качнув головой, дева Ривенделла приказала себе не загадывать ничего наперед. В конце концов, рано или поздно юная Квенди должна была образумиться и перестать совать свой длинный нос в чужие дела. Тяжело вздохнув, Арвен прищелкнула языком, давая понять своему скакуну, что следует прибавить шагу. Жеребец, некогда подаренный Галадриэль людьми Рохана, послушно пустился в галоп, унося Деву Ривенделла в темные дали Лихолесья. Впереди виднелись изумрудные холмы, по которым полупрозрачной дымкой разливался сизый туман. За этими холмами, много восточнее, крылись угодья Трандуила, где Арвен надеялась найти приют и помощь в воспитании Илийи. Хотелось бы верить, что добраться до земель союзников удастся засветло. Бродить по Лихолесью ночью не хотелось совсем.♦♦♦♦♦
Бродить по Лихолесью ночью не хотелось совсем. И хоть до западной окраины дремучего бора оставалась всего миля пути, гномы решили устроиться на ночлег вне границ страшной чащобы. Гэндальф, одобряя осмотрительность своих подопечных, молча уселся у костра и теперь, взирая из-под широких пол своей шляпы, читал книгу Ниар. Бильбо, то и дело вздыхая, лишь сновал туда-сюда, изредка поглядывая на Серого Странника. Собираясь приготовить ужин, подгорные жители обменивались мыслями о Смоге, порой с грустью вспоминая приют Беорна. Бомбур, колдуя над кипящей в котле похлебкой, живенько напевал себе под нос какую-то хоббиту незнакомую песню. В целом, обстановка казалась хорошей. Однако ветерок становился холоднее, а лазурное еще с утра небо теперь приобрело цвет старой серой пакли. Вечерело. Остановившись, Бильбо поджал губы и грустно оглядел своих друзей. Суетящиеся гномы то и дело пробегали мимо хоббита, вежливо прося полурослика не мельтешить под ногами. Не зная, чем себя занять, мистер Бэггинс решил отойти в сторонку и полюбоваться природой. Пейзаж, правда, не пестрил яркими красками, но своего мистического обаяния при этом не терял: сумрак, опускающийся на восточные земли, крал у мира свет и едва заметной дымкой расползался по изумрудным раздольям. В воздухе пахло дождем и казалось, что через часок-другой низкие хмурые облака обрушат на странников ливень. А на востоке чернел силуэт леса, который эльфы некогда с трепетом в голосе называли Эрин Ласгаленом… Под ногами что-то заблестело. Мистер Бэггинс, отвлекаясь от своих мрачных дум, опустил взгляд к траве, прищуриваясь. Решив было, что кто-то из компаньонов лишился блестящей пуговицы с плаща, хоббит склонился над влажным дерном, выискивая сверкающий предмет в полумраке. Долго мучиться не пришлось: железная вещица яркой искоркой маячила среди толстых сочных травинок. Хмыкнув, Бильбо ловко подобрал находку, тут же признавая в ней наконечник стрелы, умело заточенный и легкий. Металл обжигал кожу нестерпимым холодом. Снаряд, словно бы вырезанный изо льда, сверкал отшлифованными гранями и переливался всеми цветами, будто овеянный чьей-то магией. Определенно точно, найденный наконечник не был кован гномами, как впрочем, и эльфами. Руки, создавшие столь аккуратное и тонкое навершие стрелы, были ловчее и умелее рук бессмертных. Бильбо, сглотнув, пальцами прошелся по тонкой гравировке, иссекающей наконечник. Блестящий рисунок замысловатыми лентами складывался в изображение трех многогранных камней, оплетенных стебельками вьюнов… Мистеру Бэггинсу вдруг стало жутковато. Штормом накативший на сознание страх холодом проник в сердце, сбивая дыхание. Не понимая, что происходит, Бильбо выронил наконечник и отступил назад, неловко спотыкаясь о собственные ноги. Глотая ртом воздух, смелый полурослик всеми силами пытался справиться с дрожью, которая охватила тело. Выступивший на лбу пот крупными градинами скатывался в глаза. Что-то было в наконечнике стрелы ужасное. Может быть, неестественная гладкость металла. А может быть пугающая острота лезвий, тонких, как бумага. Бильбо, успокаивая разбушевавшееся в груди сердце, точно не мог понять, что именно в красивом блестящем снаряде вызвало столь сильный страх. Перед глазами мелькнула вязь гравировки, рук вновь коснулся жгущий холод. Закрыв глаза, мистер Бэггинс приказал себе замереть на месте и попытаться успокоиться. Вышло не сразу, но уже через пять минут выходец из Шира смог заставить себя улыбнуться. Признавая собственную трусость, хоббит опустил руки вдоль тела и задумчиво посмотрел на костер. Гномы будто бы и не заметили странного поведения своего «взломщика». Бомбур продолжал размеренно помешивать суп, Бофур наигрывал на флейте легкий мотивчик, а Торин по обыкновению своему сидел поодаль от всей компании, тяжелым взглядом меряя теряющееся в темноте очертание Лихолесья. Все было хорошо, но вот только холодок… Бильбо передернуло, а в ушах неожиданно резко зазвенел чужой голос, рокочущий утробным, гудящим шепотом. Подпрыгнув на месте, мистер Бэггинс обернулся лицом к погружавшейся в ночь долине. Все естество маленького хоббита вновь пропитал тяжелый, ядовитый ужас. … Алдир Аар…♦♦♦♦♦
… Алдир Аар… Три камня, воедино сплетенных светом Двух Древ, вечных, как само сияние Валинора. Заключенные в грешную ткань мироздания, они сохраняли в себе древнее пламя, что служило Первому Певцу яростью и Врагам погибелью. Камни эти вбирали в себя темноту и возвращали ее белым светом. И не было существ, которые бы смогли прямо смотреть на них, и лишь входя во владения Намо дети Илуватара имели возможность созерцать всю красоту Сильмарилл. Так Палландо говорил о созданных Феанором камнях. Осаа, обойдя стороной Бильбо, сложила руки на груди. Полурослик же, услышав ее голос, теперь метался из стороны в сторону, пуча глаза и задавая своим компаньонам глупые вопросы. Гномы, искоса поглядывая на хоббита, лишь пожимали плечами и предлагали горе-взломщику немного отдохнуть. Королева Эребора, наблюдая за мистером Бэггинсом, лишь хмурилась. Алдир Аар – орчьи слова. Именно так дети Мелькора называли свой знак, которым украшали личное оружие и порой стены в крепостях. Почему в качестве символа своей власти чародеи Миас выбрали Сильмариллы, Осаа не знала, как не знал и Палландо. Однако Майа, с которым гномке повезло встретиться в чертогах Мандоса, был уверен, что между камнями света и тремя воинами Дор-Даэделота существовала прямая связь. Мать Торина, однако, колдовские загадки не интересовали. Важной казалась лишь одна цель: защитить сына. Что Осаа и собиралась сделать. Видя в Бильбо любопытного малого, гномка решила показать хоббиту вещь, некогда принадлежавшую Ниар. Сама Королева получила ее из рук своего волшебника-покровителя, который, собственно, и организовал побег Осаа в Средиземье. Не зная, как правильно распорядиться маленьким артефактом, Королева Эребора подкинула наконечник стрелы полурослику, втайне надеясь, что пытливый разум Мистера Бэггинса воспримет неожиданную находку как некое послание свыше. Как оказалось, ожиданиям гномки суждено было сбыться. Бильбо мало того, что ощутил в металле скрытую силу, еще и голос призрака смог услышать. Удивительный хоббит. Вздохнув, гномка подобрала наконечник стрелы и спрятала его в складках собственного платья. Металл, из которого Ниар ковала снаряды, был насквозь пропитан магией Амана, поэтому существовал не только в мире живых, но и в мире мертвых. Стрелы свои Красная Колдунья создавала для убийства назгулов в случае вражды с Сауроном. Дальнозоркая наследница Моргота назло всем своим врагам каким-то чудесным образом предвидела все, что происходило сейчас. Осаа моргнула. Враждовать с пелорийской тройкой было глупо, а переманить их в свои союзники не представлялось возможным. Пока не зная, что делать дальше, мудрая гномка ступила в сгущающуюся темноту ночи. Бросив на бледного Бильбо косой взгляд, Королева Эребора лишь слабо улыбнулась. Упрямый хоббит должен был запомнить увиденное и почувствованное, чтобы потом вовремя понять, кто друг, а кто – враг. В конце концов, полурослик казался Осаа достаточно сообразительным и достаточно смелым, чтобы увидеть в лице соратника предателя. Хмыкнув, гномка нырнула в темноту, за собой оставив лишь прохладу наступающей ночи. Впереди – война.♦♦♦♦♦
Впереди – война. Талрис чувствовал ее приближение, как птицы чувствуют приближение урагана. Сладкий запах крови, забытый существами Эннората, вновь разливался по воздуху томным, любимым ароматом. Одетая в сверкающие доспехи, Война величественной поступью приближалась к раздольям Средиземья, в руках свой неся меч, а в сердце – праведный гнев некогда забытых Королей исчезнувшего на тысячелетия государства. И пусть сейчас лишь тени клубились пунцовыми облаками над прославленными героями Эндора, вскоре они должны были превратиться в кровавый туман, в себе скрывающий огненное дыхание Ангбанда. Миас ухмыльнулся. Саурон боялся. Странным сыну Мелькора казалось решение Властелина Колец свой страх тройке Пелори показать: коснувшись меча Талриса у Дол Гулдура, Майа позволил трем воинам Дор-Даэделота заглянуть в собственную душу. И увиденное детей Моргота удивило. Во всяком случае, Талрис ощутил именно удивление. Как оказалось, Саурон зла бывшим союзникам не желал, но трепетал перед ними, как мог бы трепетать перед лихой силой Валар. Но напускная открытость в мире, где цена ошибке равнялась смерти, считалась обманом. Ведь Саурон прекрасно знал, что делал, берясь своей призрачной рукой за рукоять меча. Возникал вопрос: зачем Темный Властелин показывал врагам свои чувства? Чего хотел этим добиться? Явно ведь не жалости. Чего-то, однако, иного… Талрис, обернувшись, косо посмотрел на едущего в стороне назгула. Шавка Майрона следовала за Миас по пятам, как преданный оруженосец. Чародей от навязанной компании избавляться не хотел. Лишать Саурона ощущения контроля было жестоко, так что сын Моргота позволил назгулу следить за собой и дальше. Поджав губы, Миас напомнил себе о Гэндальфе. Олорин, пребывающий в скромном облике ничем непримечательного старца, твердой дланью Илуватара вмешивался во все проблемы, возникающие в Средиземье. И пусть трем наследникам Железной Короны уже удавалось обводить этого Майа вокруг пальца, в этот раз хотелось воспользоваться неиссякаемой прытью посланника Валар как можно более ловко. Поэтому, пришпоривая коня, Талрис свернул с дороги и помчался к Лихолесью галопом. Однако все быстрее крутилась мельница интриг. Впервые за много десятков лет чувствуя себя молодым и полным сил, сын Мелькора с улыбкой на устах ехал к Дол Гулдуру. Зная, что Анаэль поведет войско Азога по Мен-и-Наугрим, чародей собирался подготовить для одного из Истар маленький сюрприз, способный отвлечь внимание опытного воина Майа от орчьей армии. Теперь преимущество было у тех, кто выигрывал в скорости.♦♦♦♦♦
Теперь преимущество было у тех, кто выигрывал в скорости. Траин, раздумывая о плане детей Мелькора, поглядывал на маленького варга, исступленно кричавшего подле своих более сильных сородичей. Голова от постоянного визга несчастного создания раскалывалась пополам, однако прекратить страдания худого и искалеченного волка гном не мог. Поэтому, сложив руки на груди, старый Король-под-Горой лишь опустил взгляд к земле. Без всяких сомнений, Анаэль надеялась выкрасть у Торина ключ от двери Эребора, посылая орков к владениям Трандуила. Судя по шепоткам уруков, эльфийка вознамерилась вести свою новую армию через Лихолесье, по старой гномьей тропе, проходящий вблизи от Дол Гулдура. Как понимал сам Траин, решение бессмертной о переходе через Черный Лес не нашло одобрения у Азога. Бледный гундабадский завоеватель не хотел приближаться к старым владениям Саурона, опасаясь излишнего внимания со стороны Властелина Колец. О том, что Темный Владыка жив, бывший Король Одинокой Горы знал давно: дети Моргота частенько обсуждали между собой возможные действия приспешника отца. Не скрывая чего-либо от Траина, Анаэль и Талрис открыто спрашивали у гнома советов, когда дело касалось Саурона. Подгорный же житель, боясь потерять доверие Миас, охотно делился своим опытом с чародеями. За много лет пленения у магов некогда гордый и надменный сын Трора научился смирению и скромности: пребывая в покорном молчании, Траин многое слышал и многому учился. А потому сейчас легко ориентировался в стремительно изменяющейся обстановке. Вздохнув, гном решил, что Анаэль Дол Гулдур не волновал. Если бы эльфийка страшилась встречи с Сауроном, то повела бы Азога и его людей напрямую к Трандуилу, минуя темные тропы Лихолесья. И, однако, в качестве маршрута бессмертная предпочла открытой местности старый мрачный бор. Траин полагал, что младшая дочь Мелькора не хотела встречаться с Гэндальфом, который сопровождал Торина. Не мудрено. С другой же стороны, Миас хотели привлечь к Саурону внимание тех великих владык Средиземья, что считали себя защитниками Эндора. А значит, Серого Странника чародеи надеялись заманить к старой крепости. Талрис, который отсутствовал на сборах орчьего воинства, вероятно занимался как раз подготовкой ловушки для Таркуна. И весь исход компании, по сути, теперь зиждился лишь на скорости и сообразительности: кто кого перехитрит, кто кого успеет облапошить. А так как наследники Ангбанда действовали до настоящего момента без сомнений, умело и мудро, следовало предположить, что разыгрывающийся раунд они выиграют. Но Траину не хотелось сидеть, сложа руки. Не для того он столько лет слушался чужих приказов, изучая врага и запоминая его планы. Зная, чем грозит сыну поход в Казад-Дум, старый Король обдумывал план побега. Конечно, подгорный житель благородного рода Дурина не собирался с мечом в руках убегать от стада разгневанных орков, чтобы найти смерть свою в течении Андуина. Нет, Траин собирался поступить несколько иначе. Памятуя о том, что трое Миас являлись обладателями разумов поистине диковиной силы, гном для начала хотел убедиться, что задуманный им побег не являлся частью плана детей Мелькора. Чем балроги не шутили, но такая возможность существовала. Анаэль, рассказывавшая о сестре много разных вещей, не раз и не два повторяла, что наследница трона Дор-Даэделота была искусным манипулятором, талантливым лжецом и бессердечным полководцем. С такой станется учесть строптивые нравы подгорного народца. Вздохнув, Траин поднялся на ноги и устало посмотрел на мечущегося из стороны в сторону худого варга. Молодой волк, хромающий на переднюю правую лапу, пытался дотянуться до пищи, к которой его не подпускали матерые черные сородичи, ростом, наверное, с доброго жеребца. Иногда жалобно поскуливая, несчастный щенок ластился перед старшими волками, с их стороны получая в ответ лишь рык и укусы. Ослабший и явно голодный, хромой полугодка выглядел как скелет – ребра под облезшей кожей можно было легко пересчитать, а торчавшую дугу хребта, казалось бы, без усилий переломить. «Сила рождается в слабости», — подумал про себя Траин, подходя к своре зубастых псов Азога. Заприметившие гнома варги обернулись к Королю-под-Горой, тут же утробно зарычав и оскалив клыки. Капающая из широких пастей слюна вызывала у наследника Трора тошноту, но, превозмогая себя, гном вытащил из ножен меч Анаэль. Заприметив белую сталь, варги, испуганно поджав хвосты, разбежались кто куда. Траин, быстро схватив самый большой кусок протухшего мяса, поспешил отойти подальше от рычащих злобных волков. Пятясь назад, гном отгораживал себя от кровожадных животных клинком, острое лезвие направляя на свирепых созданий. Убедившись же в том, что варги нападать не собираются, подгорный житель осторожно подозвал к себе ослабшего щенка. Последний, недоверчиво взирая на Траина, испуганно выхватил отвоеванный гномом кусок мяса из рук и убежал куда-то восвояси. Проводив хромого варга взглядом, старый Король устало опустил плечи. Наверное, со стороны он тоже выглядел как маленький избитый щенок. Ни чести, ни достоинства, ни даже храбрости – лишь сильное, ничем неколебимое желание выжить и вернуться домой. Траин, сглотнув, посмотрел на белый меч в руке. От стали веяло жаром, таким же сильным и удушающим, как жар кузнечного горна.♦♦♦♦♦
От стали веяло жаром, таким же сильным и удушающим, как жар кузнечного горна. Феанор, опустив свой новый клинок, обернулся к Саруману. Волшебник, насупившись, ждал дальнейших распоряжений. Эльф же, вертя в руке меч, несколько минут просто играл оружием, привыкая к его весу. Тонкий клинок, выкованный самим Феанором и заколдованный Майа, прелестно пел, разрезая воздух. Еще не остывшие руны, нанесенные на поверхность лезвия итильдином, источали мягкий голубоватый свет. Король Нолдор, подхватив меч обеими руками, поднес изящный клинок к лицу. — Ты сильный волшебник, Курумо, — протянул Феанор спустя пару минут молчания. Даже не пытаясь быть обходительным с главой ордена Истари, бессмертный улыбнулся краешками губ. — Не всякая магия может так глубоко проникнуть в железо, прошедшее через мои руки. Саруман молчал, судя по всему просто боясь ответить. Эльф же приосанился и обернулся к владыке Изенгарда. Покорившийся воле Саурона, теперь Истар был предателем, с которым не стоило церемониться и которого уж точно не стоило жалеть. Феанор, хмыкнув, решил, что в разворачивающейся битве каждый играл только за себя. Курунир, как и Майрон, охотился за властью. Тройка Гор Пелори упрямо пыталась освободить отца. Сам же Феанор лишь хотел вернуть в Аман утерянные некогда Сильмариллы. Выходило, что Средиземье и жители его страдали от амбиций и тайных вожделений сильных мира сего. Как-то несправедливо получалось, но такова была жизнь. — Чего еще тебе надобно, Кузнец? — голос Сарумана больше не дрожал. Уверенный тон мага звенел раздражением и свободолюбием. Белому Чародею не нравилось играть роль марионетки, но загнанный в угол, Курунир теперь мог только склонять голову перед посланником своего нового хозяина да подчиняться воле Короля Нолдор. Феанора все устраивало. Улыбнувшись своим мыслям, темноволосый создатель Сильмарилл опустил взгляд. — Мне нужно новое тело, Курумо, — слова на удивление легко срывались с губ, обретая доселе невиданную жесткость. Удивляясь самому себе, бессмертный крепче сжал в руке меч. — Ты споешь для меня песнь, Саруман. Да постарайся спеть ее хорошо, потому что ныне от магии твоей зависит не только моя жизнь. Считай, Майа, что в руках твоих находится судьба Валинора. Знаю, чары эти будут темными. Но ведь цель оправдывает средство, не так ли?