Человек рождён для счастья, как птица для полёта (с) Короленко В.Г. "Парадокс"
Все люди приходят в этот мир одинаково, через утробу матери. Их взгляды на жизнь, цели и пути расходятся потом, но все они появляются на свет маленькими несмышлеными человечками, в которых заложено одно неосознанное стремление - быть счастливыми. Они не знают пока, любят их или нет. Не знают, какая судьба их ожидает. Они кричат и тянут свои сморщенные ручки к свету, в надежде стать частью этого мира. Вот только кто-то действительно станет ей, а кто-то рождается на потеху этим счастливым людям. Тот, на ком застегнут ошейник и в документах напишут приговор "эспер". И никто не спросит, хотел ли ты этого. Просто родился на свет ребёнок, но не такой, как все вокруг. У него две руки, две ноги, одна голова, два глаза, нос и рот, у него бьётся сердце и есть скрытый изъян, лишающий его права считаться человеком. Рюноске часто думал о том, каково это - быть человеком. Иметь возможность свободно передвигаться не только в пределах нескольких комнат, а по всему городу. Вот так просто взять, выйти за стены арены и пойти, куда глаза глядят. Вспомнить, чем отличается лето от зимы не только по одежде надзирателей. Ощутить на своём лице, что такое свежий ветер и дыхание весны. Иметь возможность каждый день видеть новые лица и пейзажи. У него было всё то, о чём многие эсперы не могут даже мечтать: трёхкомнатная обставленная по его вкусу квартира в "Йокогаме", звание лучшего бойца на своей арене, практически любая еда, что он может пожелать, и которую с настойчивой постоянностью приносила ему Гин. Рюноске ненавидел свою сестру за это, ведь каждый раз её появление провоцировало мысли о том, что судьба жестоко посмеялась над ним. Почему именно он, а не она, родился недочеловеком? Ещё хуже было видеть невысказанную жалость в глазах Гин, что отравляла кровь Рюноске изысканным ядом презрения. Тем, что заставляет трепетать в предвкушении боя. Да, это была единственная вещь, за которую Акутагава был благодарен сестре - холодная ненависть, поднимающаяся в нём при мыслях о Гин. Гин, которая свободно могла приходить в "Йокогаму" и уходить из неё. Гин, которая самим фактом своего существования доказывала, что жизнь Рюноске - ошибка. Гин, с которой он с удовольствием поменялся бы местами, чтобы не иметь ничего, кроме права называться человеком! Парень глубоко вдохнул, сцепив пальцы рук, свисающих между острых коленей, в замок, и слегка встряхнул головой, прогоняя ненужные сейчас мысли. Они выполнили свою задачу - настроили его на предстоящий бой. Теперь Рюноске был собран, но в глубине души тлел уголёк ярости, питающий его способность. Идеальное состояние, чтобы в очередной раз доказать всем, что он - лучший, и получит право однажды стать человеком. Ведь каждый год того, кто завоевал звание "Чемпион мира", награждали этим правом. Это была его цель - заслужить заветный шприц с лекарством, которое навсегда заблокирует его дар и позволит выйти из маленькой комнатки, размером три на три метра, без окон, с одной металлической лавкой напротив двери, не на арену, а на свободу. Рюноске на своём примере докажет всему миру, что судьбу можно изменить. Щёлкнул замок, открылась дверь, нарушая звукоизоляцию помещения и впуская в него отдалённый шум и крики. Те звонко отражались от облицованных железом стен и прокатывались волнами по коридорам "Йокогамы", вызывая раздражение и дрожь предвкушения. Рюноске встал с лавки, двинувшись навстречу светловолосой девушке в деловом костюме, что встала в дверном проёме. Её лицо было сосредоточенным, лишь в карих глазах был заметен заинтересованный блеск. Больше чем смирившихся со своей судьбой эсперов, Акутагава презирал только таких людей, как она, завидующих одарённым. В то время, как он боролся за право быть человеком, эта дура - подумать только! - мечтала родиться и жить на потеху толпе! И откуда только такие берутся? - Акутагава Рюноске, - официальным тоном произнесла девушка. В её руке парень видел зажатый маленький чёрный пульт, который незаметно, как она думала, был направлен на Рюноске. Завидует эсперам, но всё равно боится их, - прошу проследовать за мной. Небрежным жестом Акутагава оправил свой чёрный плащ - отнюдь не стильный аксессуар, но продолжение его дара, - и, с презрением глядя на девушку, прошествовал мимо неё в коридор. Здесь шум, доносящийся с арены, усилился. Широким шагом парень двинулся по знакомому до скрежета зубов коридору, сопровождаемый блондинкой, являющейся одной из младших надзирателей. Такой же жалкий исполнитель "сходи-принеси", как и Гин. Стук каблуков его до блеска начищенных туфель с каждым шагом всё больше тонул в нарастающем гуле толпы, что бесновалась на трибунах за закрытыми сейчас воротами кармана, ведущего к самому сердцу "Йокогамы" - большой арене. Ристалище и тронный зал Рюноске, где он является королём. Врата во владения Акутагавы были огромны, не меньше четырёх метров в высоту, и обиты листами железа с массивными круглыми клёпками по всему периметру. Перед ними стояли четверо. Двое мужчин в форменных деловых чёрных костюмах: ещё один младший надзиратель, скорее всего новенький, так как его имени Рюноске не знал, и высокий статный мужчина с идеально зачесанными назад седыми волосами, аккуратно постриженными бородкой и усиками над верхней губой того же благородного оттенка седины. На правом глазу распорядителя, ловя искусственный свет, блестел монокль. Если кто и умел в "Йокогаме" держать безукоризненный стиль, то точно Рюро Хироцу, годами не изменяющий ему. Мужчина приветствовал подошедшего эспера вежливым кивком головы. Не все люди относились к одарённым со страхом, жалостью или презрением, были такие, как Хироцу, в присутствии которых можно попробовать представить, что ты нормальный. Третий человек являлся старшим надзирателем "Йокогамы". Осаму Дазай смотрел на Рюноске с натянутой на лицо фальшивой улыбкой змеи, готовой в любой момент вцепиться в глотку. Что не удивительно, ведь ему предстояло сейчас выйти с ним на арену: редко когда кому-либо другому доверяли следить за Акутагавой в бою. Можно даже воспринимать это как некую честь - его почти всегда контролирует сам господин старший надзиратель, готовый в любой момент вонзить в его шею две коротких иглы, если решит, что Рюноске вышел за грани дозволенного в бою. Вообще, по мнению Рюноске, которое никого не интересует, Дазай внешне совершенно не соответствует занимаемой им должности. Высокий и худощавый парень был всего на несколько лет старше самого эспера и выглядел слегка... растрепанным. Да, это было самое правильное определение, которое мог подобрать для надзирателя Акутагава. Но кому, как не эсперу, знать, насколько обманчива бывает внешность. Сам Рюноске не выделялся телосложением, однако мало кто мог тягаться с ним на арене. Дазай одарённым не был, но достаточно взглянуть в его глаза, чтобы понять - с этим человеком шутки плохи. А вот четвёртый ожидающий человеком не являлся. Высокий блондин с собранными в "хвост" волосами и безразличными глазами за стёклами очков носил на шее такой же, как у Рюноске, грузный металлический ошейник серебряного цвета с несколькими индикаторами на видном месте чуть левее гортани. Доппо Куникида был одарённым и сегодняшним спарринг-партнером Акутагавы в предстоящем цирковом действии. Ведь именно так Рюноске воспринимал этот фарс с подставными боями, когда они должны были работать именно на зрелищность и ни в коем случае не драться серьезно. Красивые и эффектные приёмы, но никакого сильного травмирования друг друга и, тем более, смерти. Так что - цирк, как он есть. Куникида сдержанно кивнул, поправляя указательным пальцем очки на носу, на что Акутагава только окинул его равнодушным взглядом. Блондин как раз относился к той презираемой парнем категории эсперов, смирившихся со своим положением в обществе и просто существующим изо дня в день. Почему бы им просто не умереть? Из-за ворот раздался дружный восторженный рёв тысяч глоток, сливаясь в одно многоголосье и оповещая о завершении предыдущего поединка. Щелчок раций, и с поясов Хироцу и Дазая послышался двоящийся женский голос, искажённый техникой: - Золотой и Снежный закончили. Без происшествий. Запрашиваю открытие восточных ворот. Старший надзиратель снял с пояса рацию, поднёс к губам, зажав кнопку: - Осаму Дазай. Открытие восточных ворот подтверждаю. Несмотря на внешний вид и манеру держаться как раздолбай, к обязанностям надзиратель относился весьма серьёзно. Рюноске не знал, насколько правдив был слух о том, что Дазай приходится родственником владельцу "Йокогамы", но не раз убеждался, что должность парень получил не по блату. С Акутагавой, а точнее, его способностью Расёмон, в скорости и реакции могли тягаться лишь единицы одарённых и Дазай. Тяжёлые и внушительные со стороны восточные ворота арены открывались удивительно тихо, а за ворвавшимися в коридоры воплями зрителей их механического скрежета и вовсе не было слышно. Вместе в криками толпы в карман хлынул и живой солнечный свет, льющийся со стеклянного купола, накрывающего сверху арену. Рюноске сглотнул. Только здесь, во время представления, он мог видеть небо над головой и настоящий свет. Удивительно, как люди не ценят таких простых радостей, доступных им ежедневно и в неограниченном количестве. То, что одни воспринимают как данность, другим является наивысшей ценностью. - Акутагава. Парень обернулся к окликнувшему его Дазаю, закончившему осмотр ошейника Куникиды, и сделал пару шагов, приближаясь к надзирателю. Тот подцепил длинными тонкими пальцами металлическое "украшение", несильно подёргал, словно проверяя крепления, и придирчиво всмотрелся в датчики и индикаторы слева на маленькой панельке. Рюноске немного приподнял голову, откинув её назад, чтобы не мешать. - Всё в порядке, - проверив все показатели на ошейнике, заключил Дазай и отпустил парня. Хироцу кивнул, выходя в ворота, где разминулся с красивой женщиной и маленькой девочкой в традиционных одеждах, входящих во внутренние помещения. Толпа шумно провожала их и встречала распорядителя. Два младших надзирателя, приведшие из подготовительных комнат Рюноске и Доппо, встали по обе стороны от закончивших поединок эсперов, сопровождая их дальше по коридору. Акутагава и Куникида остались наедине со склонившим голову на бок Дазаем, что смотрел на них и улыбался. И вроде бы не злая улыбка, а всё равно промораживает до костей. - Еще раз поблагодарим наших прекрасных леди! - вещал с арены Хироцу, вызывая новую волну аплодисментов, свиста и рёва. Рюноске мог наблюдать за ним, глядя за спину Дазая. Распорядитель уверенным шагом ходил по центру круга, обращаясь то к одним трибунам, то к другим. Дав зрителям еще несколько минут подрать глотки, он поднял руку, призывая к вниманию. - Я знаю, как вы любите наших демонов. Но также знаю, что следующих и последних на сегодня бойцов вы любите не меньше! - да сколько вообще можно орать? - Я не буду тянуть с их представлением, ибо они в нём не нуждаются! Наши звёзды - Акутагава Рюноске и Куникида Доппо! Толпа не замолкала ни на миг, пока Хироцу покидал арену, а два эспера в сопровождении старшего надзирателя выходили на неё. В отличии от Хигучи - раздражающей Рюноске блондинки-надзирателя, - Дазай спокойно шёл между двух одарённых, ничуть их не опасаясь. Его руки покоились в карманах длинного бежевого плаща с закатанными по локоть рукавами, совершенно отличающегося от чёрных форменных костюмов других работников, а на губах играла улыбка. Трое мужчин прошли ворота, которые стали медленно закрываться за их спинами, и Дазай остановился, позволяя эсперам продолжить путь без него. На другой стороне арены у западных ворот стоял второй надзиратель - Гин. Рюноске шёл по бетонному полу арены с непроницаемым выражением на лице и изредка бросая взгляд на Куникиду. Тот внешне был так же безразличен, лишь пальцы правой руки нервно постукивали по корешку зажатого в ней блокнота. Акутагава знал всё о его способности - материализовать то, что написано в этой книжечке - так что любая неожиданность в поединке могла быть только, если Доппо проявил фантазию и заготовил чего-то оригинального. Но оригинальностью он обычно не блистал. Блондин так же прекрасно знал возможности Акутагавы, как и любых других эсперов "Йокогамы". Большая арена была по-своему красива: бетонная круглая площадка, которую расчерчивали металлические плавные линии двух вогнутых квадратов, образующие восьмиконечную звезду; высокие железные конструкции по всему периметру, что поддерживают прозрачный купол, венчающий конструкцию стального монстра; круговые трибуны на манер древнеримских театров, всегда до отказа заполненные людьми, пришедшими посмотреть бои нелюдей. Эсперы были вне закона, люди их боятся и презирают, но с невероятным рвением приходят насладиться тем, как они сражаются друг с другом. Наверное, им приятно наблюдать за чем-то выходящим за грани их понимания, находясь в безопасности за толстым барьером из непробиваемого стекла, отделяющим поле боя от зрительских мест, и не рискуя попасть под действие способности недочеловека. В центре "звезды" оба одарённых остановились и, развернувшись к трибуне, где, как они знали, находился владелец "Йокогамы" со своими привилегированными гостями, опустились на одно колено, прижав к груди правый кулак. - Йокогама, - громко крикнули эсперы фразу, заученную до оскомины на зубах и взлетевшую ввысь, отражаясь от всех металлических элементов арены, - идущие на смерть приветствуют тебя! Сегодня эти слова были пустой формальностью, но произносить их надлежало перед каждой схваткой. Они приводили зрителей в какой-то дикий, животный и первобытный экстаз, словно те и впрямь были в театре Древнего Рима, и сейчас польётся кровь. Удивительно, до чего же люди любят чужие кровь и страдания. Рюноске тоже любит их, а потому, став человеком, будет чувствовать себя вполне комфортно. Он даже иногда представлял себе, как придет в "Йокогаму" в качестве зрителя и будет так же смотреть на поединок эсперов, уже сидя на трибуне. Только кричать не будет. Во-первых, он ненавидел эти вопли, а во-вторых, с его становлением человеком эта арена потеряет единственного настоящего борца за победу. Акутагава и Куникида поднялись, расходясь в разные стороны. Рюноске пришлось весь этот путь смотреть на кривую улыбку Дазая, не сводящего с него глаз. - Расёмон, - подол чёрного плаща эспера затрепетал, откликаясь на его зов. В кровь словно впрыснули адреналин, и она быстрее побежала по венам, высвобождая скрытый в себе дар. Сладостное проклятье, нефритовый изъян его сущности. Людям никогда не понять, каково это - иметь в себе нечто невероятное, не поддающееся пониманию и объяснению, завораживающее в своём величии. Рюноске любил и ненавидел свою способность до глубины души. Он знал, что, когда достигнет своей цели, на месте Расёмона образуется бесконечная дыра, которую ничто не сможет заполнить. Приближающиеся со спины пули Акутагава скорее почувствовал, чем услышал за воплями зрителей, взорвавшимися с новой силой, когда Куникида, вырвав страницу из блокнота, материализовал в своей руке пистолет и начал бой. Чёрный плащ взметнулся, ловя несуществующие порывы ветра, и темная тень отслоилась от него, разряжая воздух и пожирая пространство. Полностью исчерпавшие инерцию своего полёта пули упали на пол арены как раз в тот момент, когда Рюноске неторопливо развернулся лицом к противнику. Доппо стоял напротив шагах в сорока от него, широко расставив согнутые в коленях ноги и прицеливаясь с двух рук. Как же скучно не иметь возможности сражаться в полную силу. Блондин снова выстрелил, Акутагава скользнул в сторону от траектории пули и вскинул руку. Тьма Расёмона на мгновение приятно обняла её и тут же рванула вперёд, уподобляясь копью, летящему во врага. Удар пришелся ровно в то место, где секундой назад находился Куникида. Мужчина увернулся, отбрасывая в сторону пистолет и вырывая из брокнота новую страницу. "Удиви меня, - думал Рюноске, - пусть это будет не световая граната." Вспышка белого света ослепила парня, вынуждая разочарованно вздохнуть. Лёгкий разворот корпуса, и новый чёрный шип вслепую стремится с руки эспера куда-то между очкастым блондином и валяющимся на полу пистолетом. Всё ещё наблюдая перед глазами яркие цветные пятна, Рюноске чувствует, как справа что-то приближается. Расёмон начинает активно вибрировать, готовый защищать своего хозяина. Чертовски удобно было, что защитные функции дара Акутагава часто задействовал неосознанно. Не всегда, но довольно часто, просто одним желанием жить дальше. Это позволяло большую часть внимания эспера направлять на продумывание атаки. Вот и сейчас Расёмон практически на автомате поглотил пространство перед летящими в правый бок метательными ножами. Одарённый увидел их уже на полу, после того, как пятна от вспышки перед глазами погасли. Куникида за это время уже нашёл брошенный пистолет, подхватил его и несся во весь опор вдоль высоких трибун по окружности арены, целясь в Рюноске. Даже идиот уже должен был понять, что пули не страшны Акутагаве, но люди восторженно ревут, в который раз наблюдая их с Доппо "бой". Шаркая туфлями по бетону, словно в танце, Рюноске уворачивается от пуль, отправляя по следам противника вырывающиеся из-под пола арены шипы Расёмона. Ему надо показать красивую игру, если он хочет продолжать быть любимцем публики и заслужить из рук Мори - владельца этого цирка - заветную награду. Бетон ломается там, где чёрные шипы вырываются из него, и парень на секунду замирает, опасаясь почувствовать два укола в шею, которые за все прошедшие годы стали уже едва ощущаться. Зато их последствие было весьма серьёзно, и именно благодаря им Акутагава знал, как будет чувствовать себя после того, как лишится дара. Но впрыскивания сыворотки из ошейника не происходит. Рюноске, продолжая следить за противником, бросает быстрый взгляд на Дазая: надзиратель расслаблено стоит на том же месте недалеко от восточных ворот, где эспер наблюдал его в последний раз. Руки в карманах, на губах улыбка, правда уже без примеси ехидства, словно он и впрямь доволен происходящим. В любом случае, отсутствие каких-либо действий со стороны надзирателя говорит Рюноске, что тот не против, если эспер немного подпортит покрытие арены. Главное, не перейти черту этого "немного". А Куникида вновь вырывает из блокнота заготовленную заранее страницу, и всё пространство вокруг заволакивает грязно-серый дым. Расёмон вгрызается в бетон, поёт в крови, крепнет и рывком отрывает Акутагаву от пола, поднимая над клубящимся дымом. Он возносит эспера всё выше, прямо к прозрачному куполу, за которым виднеется синее небо в первых мазках алого заката. "Ещё чуть выше," - приказывает Рюноске и прижимает ладонь к стеклу над своей головой. Секунды невероятного спокойствия здесь, на самой вершине его замкнутого мира, где только он и небо. Вокруг него люди восторженно смотрят, как жалкое бесправное существо взмыло ввысь. Для них это часть шоу, а для одарённого - мгновения счастья, пропитанного грустью. Дым от шашки развеивается, и эспер стремительно опускается вниз. Едва он приземляется на ноги, как Расёмон, словно дикий цветок, вырывается из бетона кругом шипов в нескольких метрах от хозяина, не позволяя Куникиде приблизиться. Всё происходящее больше напоминает испанскую корриду - один без конца атакует другого, что в основном только обороняется, лишь изредка нанося удары в ответ. В шутовском поединке, где Доппо нельзя использовать никакого серьёзного оружия, кроме пистолетов, у блондина нет и шанса на победу. Снова череда выстрелов, и Рюноске, чтобы порадовать зрителей, облачается в свой дар, как в доспехи. А Куникида всё носится и носится по арене, как натравленный на тореадора бык. Цирк продолжается, и в руках блондина новая страница. В Акутагаву летит маленькая черная граната, и парень на автомате закрывает глаза, готовый к новой яркой вспышке, которой не последовало. Вместо неё ударила чудовищная звуковая волна, лишая какой бы то ни было концентрации, заставляя упасть на колени, прижав ладони к ушам. Рюноске теряет контроль над даром, и Расёмон прячется обратно в глубь его существа, на некоторое время оставляя одарённого без защиты. Этого вполне хватает Доппо, чтобы подбежать к сбитому с толку парню и приставить к его лбу пистолет. Дазай срывается с места, бегом направляясь к противникам и прекращая бой. - Какого хрена? - шипит Рюноске, поднимаясь на ноги, но продолжая зажимать уши, словно боясь, что из них сейчас хлынет кровь. - Что? - Куникида поднимает свободную руку и вытаскивает из уха маленькую силиконовую затычку. - Ты что-то сказал? - Говорю, второй раз у тебя этот номер не выйдет. Доппо лишь пожимает равнодушно плечами в то время, как старший надзиратель хватает его руку с пистолетом и поднимает вверх. - Победитель схватки - Куникида Доппо! - громко объявляет Дазай, вызывая вопли одобрения и недовольства зрителей. Снимает с пояса рацию и уже тише говорит в неё. - Осаму Дазай. Прошу открыть восточные ворота. Уже у самых ворот эсперов и надзирателя догнала Гин, обегавшая арену по кругу, и с ними вошла во внутренние помещения. Хироцу отправился закрывать сегодняшние выступление и рекламировать ближайшие игры. О да, это будут уже настоящие поединки, где Рюноске разрешат показать себя во всей красе! Не то что этот театр абсурда, не имеющий никакого значения. - Я провожу Куникиду, - тихим безэмоциональным голосом попросила Гин, стараясь сейчас избегать брата, который, хоть и делал вид, что ему всё равно, но был разочарован проигрышем, что не укрылось от взгляда сестры. Дазай пожал плечами. - Хорошо. Пойдём, Рюноске. И слегка подтолкнул парня локтем, показывая, что можно идти. - Блииин... - протянул надзиратель, картинно закинув обе руки за голову и глядя в потолок, когда парни попали в пустой коридор. - Как ты мог проиграть очкастому? Мне теперь придётся вести Элис на колесо обозрения... - Вы спорили на поездку на колесе? - глухо спросил Рюноске, пытаясь ничем не выдать своей досады и раздражения. Он заперт в этой клетке, а Дазай жалеет, что придётся идти кататься на колесе! - Ага, - иногда Осаму вёл себя как последний болван. А через секунду становился более, чем серьёзен. - Сколько раз я говорил тебе: не сосредотачивайся только на атаке и не смей недооценивать противника! - О, да! Если бы ты позволил, мне хватило бы и пары минут, чтобы нашинковать его! - Это не я решаю, ты же знаешь, - Дазай был странным: порой внушал ужас, а порой вёл себя так, словно был давним приятелем. Что только творилось в его голове? - К тому же, тебе надо учиться и учиться сдерживать себя. Поэтому Мори и ставит тебя в подобные бои. - Дай мне на следующих играх достойного соперника, и я покажу, на что способен! Дазай резко повернулся, ухватив парня за грудки и, надавив, рывком впечатал в стену, нависнув над ним. Карие глаза потемнели и стали жестоки. - Глупый мальчишка! Уповая только на силу, ты не сможешь победить! Если у твоего противника будет хоть немного мозга, он моментально просчитает все твои слабые места в обороне и убьёт тебя! Учись управлять этим! - тонкий палец Дазая больно упёрся в лоб Рюноске, после чего надзиратель отпустил парня. - Пригодится не только как эсперу, но и как человеку, если ты всё ещё намерен им стать. Акутагава раздражённо оттолкнулся спиной от стены и одёрнул плащ. Конечно, Дазай был прав, и одарённый понимал, что сам виноват в своём сегодняшнем поражении. - Я буду лучшим, - процедил он сквозь зубы. - Вот станешь им, тогда и будешь права качать, - помахал рукой в воздухе надзиратель, разом теряя всю серьёзность и направляясь дальше по коридору, словно его не заботило, пойдёт ли Рюноске за ним или нет. Сжав кулаки, тот пошёл, выбора у него всё равно не было.***
Они ехали в кузове большой машины, где было очень холодно. Помимо шума шин сначала по гравию, а затем по асфальту, слышалось размеренное дыхание еще человек пяти или шести и приглушённые щелчки время от времени. Перевозимый субъект знал, что это подрагивают в руках сопровождающих его людей автоматы, направленные на него. Но не видел - на глаза надета маска, не позволяющая рассмотреть даже толики света у её кромки. Запястья натирают сковывающие их тяжёлые наручники. Босые ноги на ледяном полу давно замёрзли, но субъект молчит, продолжая сидеть на нём, согнув колени и не издавая ни звука. Он обещал вести себя хорошо и держит слово, ведь Нома тоже слово сдержал, а значит можно и потерпеть. Они едут уже больше двух часов, за всё это время субъект ни разу не шевельнулся. Как бы ни затекли и ни замёрзли ноги, как бы ни болела от напряжения спина и шея, ему было строжайше запрещено двигаться. Вдыхая, он чувствует в воздухе замкнутого помещения запахи промасленной кожи и пороха, ведь дула автоматов всего в трёх десятках сантиметров от его головы. А ещё он чувствует витающий в воздухе страх людей, сжимающих оружие. Но они могут не волноваться, он готов вытерпеть всё, лишь бы никогда не возвращаться туда, откуда они его увозили.