Equal and Opposite

Скотт видит, как муха сползает с изгиба губ его лучшего друга и попадает в маленькую деревянную ловушку. Сначала он испытывает облегчение, но затем его глаза судорожно выискивают Стайлза, чтобы убедиться, что ногицунэ не планирует забрать его с собой. Стайлз полулежит на Лидии после падения, он не выглядит так, будто ему лучше, но хуже тоже не выглядит. — Скотт, — говорит Лидия, её голос дрожит, когда она указывает ему под ноги. — Он всё ещё дышит. Скотт прослеживает направление её взгляда, чтобы увидеть, как вместилище ногицунэ упало на пол. До этого момента он не замечал, что тот ещё жив, потому что его собственное сердце билось в такой идеальной гармонии с сердцем его лучшего друга, что он не заметил даже слабого отголоска. Он подходит ближе, и у Лидии перехватывает дыхание. — Нет, не надо, не трогай его, мы должны избавиться, мы должны избавиться от этого, — говорит она. — Не от этого, — с неверием в голосе произносит Скотт, переворачивая тело на спину. — Стайлз. Они оба… Они оба Стайлз. — Уверен, что нет, — слабо говорит Стайлз. — Вот это — Стайлз, — Лидия соглашается с ним, указывая на него. — Он прошёл проверку Они, верно? Это — Стайлз! — Скотт, это ногицунэ, помнишь? — спрашивает Стайлз. — Нет, это не он, — тихо вставляет Кира. — Ногицунэ пойман. Мы выманили его и снова заключили в ловушку, так что это тело должно было исчезнуть. Так почему оно всё ещё дышит? — Это важно? — резко спрашивает Лидия. — Да, потому что это Стайлз, — снова говорит Скотт. — Я не знаю, как, я не знаю, сколько его, но это Стайлз, — он смотрит на своего лучшего друга. — Вы оба. Стайлз просто с ужасом рассматривает своего двойника. Он выглядит на порядок хуже, чем раньше, и, очевидно, Лидия единственная, кто его поддерживает. — Нам нужно отвести вас обоих к Дитону, — твёрдо говорит Скотт. ***** Нужно отдать должное Дитону, который даже не колеблется, когда компания приезжает с двумя отдельными Стайлзами. Скотт несёт на руках Стайлза-ногицунэ, пока Лидия помогает Стайлзу усесться, и Дитон просто подталкивает Скотта в спину, поторапливая. — Положи его на стол, — говорит он. — Что случилось? — Мы поймали ногицунэ. Кира передала его родителям, — отвечает Скотт. — Я укусил его, но… укус сошёл, и он пахнет человеком. Он пахнет как Стайлз. Как это возможно? Дитон хмурится, осматривая неповреждённую кожу под порванной толстовкой. — Я провожу кое-какие исследования, и то, что мы видели, как Стайлз вышел из ногицунэ, тоже невозможно. Было бы возможно, если бы тот, кто выполз из пола, являлся ногицунэ, но не наоборот. — О чём вы говорите? — спрашивает Стайлз. Он с трудом держится на ногах, и Лидия с тревогой замирает за его спиной, но его глаза выдают в нём решимость. — Вы думаете, что я — демон? Он — это я? — Нет, я говорю, что не считаю, что кто-либо из вас является демоном. Больше нет, — Дитон смотрит на Стайлза с беспокойством. — Думаю, он расщепил тебя надвое, вот из-за чего твоё тело слабеет. Дитон приподнимает со стола руку вместилища, замечая, насколько она холодна — так же, как и у Стайлза. Под его глазами всё ещё виднеются тени, и он твёрдо убеждён, что прав. В каждом из них — половина того, кем они должны были быть, и никто не способен выжить после подобного разделения. — Среди друидов ходит легенда, — объясняет Дитон, — о заклятии, которое уничтожает всё светлое в душе. Согласно легенде, тот, кто пожертвует всем своим светом, вытеснит всё хорошее, что есть в нём — перевоплотится в совершенно нового человека, в котором останется одна тьма. — Короче говоря, вы хотите сказать, что я превратился в злое подобие себя, — говорит Стайлз, и его ноги начинают подкашиваться. Лидия подхватывает его и тянет обратно к стулу. — Сиди и не двигайся, — приказывает она. Скотт отходит от вместилища и с беспокойством направляется к Стайлзу. Он хватает своего друга за руку и удерживает её, забирая всю боль, которую только может, даже когда Стайлз начинает вырываться. — Всё не так просто, — осторожно говорит Дитон. — Ногицунэ забрал у тебя все те качества, которые хотел, и поместил в это тело, избавившись от всего остального. Ты — лучшая половина, Стайлз, но ты всё ещё не целен. — Но это я! Я — это я! — возражает Стайлз. — Я понятия не имею, кем является это существо, но я полностью я! — Ты помнишь, когда был готов помочь убить Джексона, чтобы спасти невинные жизни других? — спрашивает Дитон. Стайлз с ужасом смотрит на него. — О чём вы говорите? Я бы никогда… Я знаю, о чём говорю, то есть, я помню это, но я никогда… Я бы никогда так не поступил. Конечно же нет. Я никогда и никому не причиню зла. — Эм, — произносит Скотт, выглядя немного смущённым. — Чувак, ты был довольно убедителен в том, что Джексон должен умереть. — Нет, — не соглашается Стайлз, бледнея. — Я скорее умру, нежели причиню боль Джексону! — Да уж, с ним определённо что-то не так, — заключает Лидия. — Или кому-либо ещё! — Стайлз теряет терпение и оборачивается, чтобы бросить в неё пронзительный взгляд. — Я не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал из-за меня. Ясно? Никогда больше. — Всё в порядке, — успокаивающе говорит Дитон, присаживаясь перед ним на корточки. — Дело в том, Стайлз, что ты пользовался тьмой, заключённой в тебе. Это не плохо, потому что она есть в каждом из нас. Ты использовал её во благо, но она была. Ногицунэ забрал её у тебя и полностью полагался на неё. Не думаю, что сейчас ты способен на жестокость. — И что, теперь я типа диснеевская версия Стайлза, вы это имеете в виду? — уточняет Стайлз. — Я похож на… не может быть! Это полный бред, потому что я всё ещё крут. Я могу быть крутым! Я провёл нас через его игры разума, разве нет? Я ещё могу быть полезен. — Разумеется, ты всё ещё являешься собой. Если легенда не лжёт, то у вас обоих одинаковый уровень интеллекта, одинаковые воспоминания, но разные эмоциональные проявления, — говорит Дитон. — И если мы не найдём способа соединить тебя в одно целое, вы оба умрёте. Две разрозненные половины не смогут просуществовать дольше трёх дней. — Трёх дней? — с нажимом произносит Стайлз. — Выглядит, как выпавшая цифра в лотерее. Совершенно непрактично. — Не я устанавливаю правила, Стайлз, — с лёгкостью сообщает Дитон. — Лично я предпочитаю их нарушать, — говорит Стайлз. Скотт мрачнеет, потому что, на самом деле, губы Стайлза не двигались. Он видит, как расширяются глаза Лидии, когда та смотрит ему за спину, и быстро разворачивается. Тёмный Стайлз стоит и небрежно прислоняется к столу, на который они положили его, наблюдая за ними ясным, настороженным взглядом. Скотт понятия не имеет, как долго тот был в сознании, и нервно сглатывает. — Стайлз? — нерешительно окликает он. Тот выпрямляется и делает неуверенный шаг навстречу. — Скотт, чувак, ты укусил меня, это непривычно, знаешь ли. И хреново, — говорит Тёмный Стайлз. — Но всё равно спасибо. У меня в голове всегда вертелось какое-то смутное желание, что-то типа — быть укушенным? Или не быть укушенным? Но оказалось, это адски больно, так что я опущу все свои пожелания на будущее, раз уж тебе всё равно. — Извини, мы подумали… — смущённо начинает Скотт. — Да, вы подумали, что я — обманщик, не Стайлз, — говорит Тёмный Стайлз. — Если не брать в расчёт, что, ну, ногицунэ — обманщик, так что ты должен был догадаться, что он в одном из нас, — он смотрит на Стайлза. — Ты-то точно должен был понять. Лицо Стайлза напрягается, и Тёмный Стайлз смеётся. — О, но ты и в самом деле понял! — заключает он. — Или, по крайней мере, знал, что убивать меня — то же самое, что убивать самого себя. Тебя просто это не волновало. — И до сих пор не волнует, — без тени сомнения говорит Стайлз, прежде чем взглянуть на Дитона. — Я не хочу, чтобы подобное вернулось ко мне. Мне плевать, что это убьёт меня, я не допущу этого. — Стайлз, — уговаривает Скотт, — это больше не ногицунэ, он не злой. Раньше он был одержим. И то, что говорит Дитон, я думаю, он имеет в виду, что это ты, просто… немного темнее. — Да, — подтверждает Дитон. — Я знаю, кто он на самом деле, — говорит Стайлз, осторожно отстраняясь от придерживающих его объятий Лидии. Он, покачиваясь, приближается к Тёмному Стайлзу и встречается с его удовлетворённым взглядом. — Тебя это всё не удивляет, не так ли? Что наталкивает меня на мысль, что ты уже знал. — Конечно, знал, — самодовольно соглашается тот, его глаза слегка сияют, когда он откровенно ухмыляется своей другой половине. — Ногицунэ доверился мне, потому что я не был бесполезной мямлящей развалиной. — Эй! — возмущается Стайлз. Темный Стайлз теряет к нему интерес, переводя взгляд на остальных. — Ему нужно было запутать вас. Он знал, что больше всего вы хотите вернуть своего друга, но он не мог покинуть вместилище, поэтому разделил нас. Он дал вам половину со всеми вашими любимыми качествами: любовью, самопожертвованием, верностью и бла, бла, бла. Приберегая лучшее для себя. — Лучшее? — с удивлением переспрашивает Дитон. — Что такого хорошего в тебе осталось? Глаза Стайлза оценивающе скользят по Дитону, и они слишком похожи на глаза ногицунэ, и ухмылка, которая не сходит с его лица, тоже. — Гениальность, безжалостность, живучесть, — тихо отвечает он. Скотт всё ещё слышит голос своего лучшего друга: «Тебе пора научиться не доверять лисам». Скотт вспоминает то время, когда Стайлз перешёл в режим выживания, чтобы защитить тех, кого любит. Он всегда старался не думать о том, на кого бы тот стал похож без всего этого, не сдерживаемый сопереживанием и мягкосердечностью — потому что Стайлз, когда хочет, может быть почти пугающе великолепным. Питер однажды сказал, что от того, чтобы стать таким же, как он, Стайлза отделяет всего один-единственный сокрушительный удар, и Скотт ему за это врезал, но в то же время — в то же время он представил себе это. И ненавидел себя за подобные мысли, но нехотя понимал, что так оно и есть. А теперь такое чувство, будто все его мысли воплотились в жизнь — в лице ухмыляющегося ему Стайлза, словно Скотт упускает что-то. Лидия постоянно скрывала свой интеллект, но Скотт всегда знал, насколько умён Стайлз. Тот этого не скрывал, но уж точно не позволял себе выставлять свой ум напоказ. Он не возвышался над ними. Его интеллект всегда был где-то там, под поверхностью. Этот Стайлз смотрит на него так, будто перебирает всё, что знает о Скотте, и заносит в мысленный реестр. Как будто он планирует обойти его, или переступить через него, если потребуется. — Ты боишься меня, — говорит Тёмный Стайлз, на его губах играет весёлая улыбка. — Ты помнишь, когда мы были здесь в последний раз, м? Когда я проткнул тебя ножом? Но так это был не я, ты ведь это знаешь, не так ли? — Оставь его в покое, — требует Стайлз, но Тёмный Стайлз пропускает его слова мимо ушей и не сводит взгляда со Скотта. — Возможно, я тот, кого он выбрал и кого держал узде, но если ты думаешь, что он управлял Неженкой Стайлзом, то винить меня ты не вправе. — Ни одного из вас я не виню, — твёрдо произносит Скотт. — Это был ногицунэ, и его больше нет. С остальным мы разберемся. — И, пока мы будем разбираться, что делать с ним? — Стайлз требует ответа, указывая на Тёмного Стайлза. — Я же не могу просто сидеть и спокойно смотреть на то, как мой злой двойник расхаживает по городу, сея хаос. — Он не твой злой двойник, — повторяет Скотт. — Стайлз, серьёзно. Он пахнет в точности, как и ты. Он — это ты. — Ты предпочитаешь, чтобы я называл его Мои-тёмные-качества-и-желания-Отделившиеся-от-тела-и-Обретшие-плоть? — с нажимом спрашивает Стайлз. — Согласен на вариант со злым двойником, — тут же уступает Скотт. — А ещё я не хочу, чтобы он приближался к моему отцу, — непререкаемым тоном добавляет Стайлз. До сих пор Тёмный Стайлз со стороны с удовольствием наблюдал за перепалкой, но последнее предложение заставило его ухмылку исчезнуть. Он выпрямляется и окидывает свирепым взглядом своё отражение. — Думаешь, тебе удастся держать меня подальше от него? — спрашивает Тёмный Стайлз. — Он и мой отец тоже! И позволь заметить, я способен защитить его, чёрт подери, гораздо лучше тебя! Что ты предпримешь, если с ним что-нибудь случится? Окружишь его единорогами, радугами и надеждами на лучшее? — Если ты и в самом деле хочешь защитить его, то защити от самого себя, — говорит Стайлз. — Взгляни на себя. Ты думаешь, он выдержит, увидев своего сына таким? Похожим на монстра? Однажды он уже пережил подобное. — Я не монстр, — рычит Стайлз. — И кто, как ты думаешь, сохранил нам жизнь, когда в нас сидела та тварь? А? Кто, по-твоему, оставлял зацепки? Поскольку ты так глубоко спрятал голову в песок, ты никогда не узнаешь, что происходило на самом деле. — Выглядит дико, — шепчет Скотт, и оба Стайлза поворачиваются к нему. — Виноват! Но ведь так и есть. — Он может пойти со мной, — тихо произносит Дерек. Глаза Стайлза расширяются, он разворачивается и чуть ли не падает, потрясённо уставившись на Дерека, остановившегося в дверном проёме. Его Тёмное отражение поворачивается не сразу, но его губы растягиваются в усмешке. — Я в ужасном предвкушении, — протягивает Тёмный Стайлз, оглядываясь, чтобы пробежаться по Дереку взглядом, выражающим благодарность и пренебрежение одновременно. — Не думаю, что это хорошая идея, — выпаливает Стайлз. — Давайте просто запрём его в каком-нибудь подвале! — Хотелось бы взглянуть на то, как ты попытаешься это сделать, — парирует Тёмный Стайлз. — Всё! Хватит! Просто замолчите! — прикрикивает Скотт, прежде чем повернуться и ткнуть в Тёмного Стайлза. — Вот ты! С этого момента ты Билински. Потому что я не могу всё время думать о тебе как о «Тёмном Стайлзе». — Почему именно я должен быть Билински?! — возмущается тот. — Потому что из вас двоих Стайлз больший Стайлз, чем ты, — поясняет Скотт. — Ты не… ты просто… — Я просто что? — настойчиво ожидает ответа Билински. Скотт беспомощно смотрит на Стайлза, и Стайлз вздыхает. — Мой друг пытается сказать, что ты самую малость социопат, — говорит Стайлз. — Отлично, — говорит Билински. — Во всяком случае, имечко что надо, вам так не кажется? Билински — как тот парень, которого Тренер постоянно ставил в игру. Но если ты назовёшь меня Байлз, я тебя прикончу. Скотт с трудом сглатывает. «Только попробуй назвать меня Байлз, и я убью тебя», — однажды сказал Стайлз, и тогда это прозвучало как шутка, но Билински выглядел так, словно имел в виду именно это. — Итак, если всё решено, Дерек, ты не будешь против забрать Билински к себе в лофт? — спрашивает Дитон. — У меня здесь остались кое-какие исследования. Билински смотрит на Дерека с очередной лукавой ухмылкой. — Ты наденешь на меня наручники? — интересуется он. — Может быть, в этот раз у тебя получится лучше. Сил ногицунэ больше нет. Будет весело. Стайлз тянет Скотта за рукав, притягивая его к себе. — О, Господи. Почему моя Тёмная сторона набрасывается на Дерека? — тихо выдыхает Стайлз. — Эээ, разве ты не делаешь так всё время? — спрашивает Скотт. — Что? — переспрашивает Стайлз. — Я так не делаю! Я никогда так не делал! — Стайлз, всё в порядке, — успокаивает Скотт, помогая тому присесть. — Просто, не беспокойся об этом, хорошо? Мы со всем разберёмся. Стайлз смотрит, как Дерек хватает Билински за руку и тащит его к выходу. — Я не доверяю ему, — подозрительно произносит он. — Он что-то задумал. — Да, возможно, но он это ведь ты, верно? — говорит Скотт. — Поэтому, что бы он ни задумал, ты узнаешь об этом. — Тебе легко говорить, ты-то не знаешь, о чём знаю я, — без надежды в голосе произносит Стайлз, встречаясь с ним взглядом. — Чего именно? — спрашивает Скотт. — Насколько глубоко погрязла моя темная сторона на самом деле, — тихо отвечает Стайлз.