Гарри Поттер и Узник Нурменгарда

На этот раз крестраж уничтожила Гермиона. — Будет справедливо, если это сделаешь ты, — сказал ей Рон. Чаша сдалась быстрее медальона. С глухим звуком, похожим на стон, она раскололась от удара и сразу же утратила свой зловещий, хищный блеск. Гермиона стояла возле останков крестража, обеими руками сжимая рукоятку меча. На ее лице в отсветах костра читалось спокойное торжество победы. Рон смотрел на нее с таким плохо скрываемым восхищением, что Гарри не смог сдержать улыбку. Сегодня они уничтожили еще один крестраж, сегодня они победили. — Какая же чушь, считать подобное бессмертием, — презрительно сказал наблюдавший за ними Гриндельвальд. Он небрежно пнул мыском сапога половинки чаши, лежавшие на земле. — Альбус всегда считал крестражи чем-то невообразимо ужасным, на мой же взгляд единственное действительно невообразимое в желании запереть кусок своей души в какую-то рухлядь — это глубина идиотизма решившегося на это волшебника. — Ну, Тот-Кого-Нельзя-Называть все же вернулся, — развел руками Рон, — вы не подумайте, я его не защищаю, ничего такого. Просто справедливости ради приходится признать, что прикончить его не так уж просто. — Я бы не стал называть его нынешнее существование жизнью, — возразил Гриндельвальд, — и уж поверь: жить он перестал где-то на втором крестраже. По-настоящему темная магия делает это с людьми. В гостиницу они не вернулись: разбили лагерь недалеко от места, где отпустили дракона. — Решено! После войны — отправляюсь к Чарли в Румынию. Буду тоже работать с драконами, — заявил Рон, наблюдая за тем, как Гриндельвальд возится с несколькими рыбинами, пойманными в озере неподалеку. Под его заклинаниями тощие рыбешки обросли мясом и теперь поджаривались на костре. — Почему вы спасли дракона? — вдруг раздраженно спросил молчавший до этого Гарри. Радость победы постепенно рассеивалась, а на ее место приходило смутное ощущение тревоги. Он понимал, что животное мучили в Гринготтсе, но если бы Гриндельвальд оставил дракона в банке, Волдеморт бы еще долго не узнал о пропаже Чаши. — А что же, надо было им пожертвовать? — неприятно улыбнулся старик. — Ради, так сказать, общего блага? — Теперь Тот-Кого-Нельзя-Называть узнает, что мы охотимся за крестражами! — Он бы и так узнал, — возразил Гриндельвальд, не поднимая взгляда от костра. — Ты лучше меня знаешь, что Альбус всегда старался спасти абсолютно всех. Считал, что нельзя пожертвовать одним, чтобы спасти многих. “Не нам решать, кто умрет, а кто будет жить”, и прочая чушь. Я всегда с этим спорил, считал, что это своего рода эгоизм, его желание сохранить руки чистыми, но теперь… — он посмотрел на Гарри, осознавая, что зря так разоткровенничался. Старик отвернулся и объявил, что рыба готова. Все с удовольствием уняли разыгравшийся после ограбления банка и полета на драконе аппетит. Управившись со своей порцией, Гриндельвальд взял флягу с водой, коснулся ее палочкой и, после того как из горлышка вырвался багровый сноп искр, с удовольствием отпил. — Что вы сделали? — спросила с любопытством Гермиона. — Превратил воду в вино, — Гриндельвальд не пил уже половину столетия, и раз уж он застрял с тремя детьми посреди леса, стоило хотя бы попытаться сделать эту ночь приятнее. — Хотите присоединиться? К явному неудовольствию Гермионы, Рон согласился, и Гриндельвальд поколдовал над его фляжкой. Поколебавшись, к ним присоединился и Гарри. Вино на вкус оказалось кисловатым и терпким, зато приятно согревало. — А если что-то случится? — возмутилась Гермиона. — То я спасу вас всех, каким бы пьяным я ни был, — отрезал старик. Какое-то время они сидели молча, наслаждаясь теплом костра и короткой передышкой в своих бесконечных поисках. Лес медленно окутывали сумерки. Гриндельвальд смотрел куда-то в стремительно темнеющее небо. Первый раз за пятьдесят лет он наслаждался закатом. Гарри, осмелев от вина, нарушил молчание: — Дамблдор рассказывал вам обо мне, говорил о крестражах, о Томе. Несмотря на ваше прошлое, он доверял вам больше, чем мне. Почему? — Альбус знал меня с семнадцати лет. Конечно, он доверял мне, — старик сделал основательный глоток. — Он посадил вас в тюрьму, — резонно заметил Гарри. — Люди меняются. Я изменился, он тоже. И когда мы оба стали теми, кем стали, оказалось, что мы снова начали друг другу доверять. И не забывай — я был могилой, — он невесело, совсем невесело усмехнулся. — Он часто писал вам? — не успокаивался Гарри. Да и Гриндельвальд, казалось, не возражал сегодня против расспросов. Правда отвечал он как будто не Гарри, а самому себе. — Не слишком, он постоянно был занят. Мы и в письмах иногда умудрялись поссориться, а потом молчали годами. — Но несмотря ни на что продолжали общаться? — удивился Гарри. — Может, однажды тебе не повезет узнать, почему. Снова ненадолго воцарилось молчание. Гарри угрюмо продолжил пить, чувствуя, как вино постепенно начинало давать в голову. — Я был диктатором, всегда верил, что управлять можно только силой, страхом. А Альбус всегда оставался учителем. Он ничего тебе не рассказал, потому что не хотел лишать тебя свободы. Расскажи он тебе раньше, объясни все в мельчайших подробностях — и ты бы просто следовал по написанному им сценарию. Он же просто подталкивал тебя в нужном направлении. И, надо заметить, довольно удачно. Я рад за Альбуса. С четвертой попытки он смог вырастить того, кого хотел. — С четвертой? — Его брат, я и Риддл, — объяснил Гриндельвальд. Даже в неясном свете костра был виден непривычный блеск в его глазах. — Аберфорт. Мы читали о нем в книге Риты Скитер. Каким он был? — спросила Гермиона. — Почему был? Он и сейчас, должно быть, жив-здоров. В молодости чем-то был похож на вашего рыжего друга. Только вот завистливее и глупее. Впрочем, может, пока что мы просто плохо с тобой знакомы, — Рон обиженно нахмурился. — Да и Вотан с ним, — старик раздраженно махнул рукой, — злобный был мальчишка. И сейчас, надо думать, не лучше. — Только из-за того, что хотел, чтобы профессор Дамблдор уделял внимание младшей сестре? — огрызнулся Гарри. — Скажи, мальчик, а ты бы хотел жить в могиле своих родителей? В доме, где все говорит об их смерти? Хотел бы оставить свои попытки победить Риддла и засесть дома охранять полубезумную сестру? Не думаю. Вот и Альбус не хотел, — Гриндельвальд залпом допил остатки вина и поднялся. — Он, кажется, любил тебя. Ответь ему тем же. Старик направился к палатке, но, проходя мимо Гермионы неожиданно остановился и добавил: — Мисс Грейнджер, Вы кажетесь мне весьма умной волшебницей. Так будьте умной до конца. Может, Вы не заметили, но вокруг вас идет война. Не упустите свою возможность признаться во всем, в чем Вы бы хотели, пока не стало слишком поздно. И если я хоть что-то понимаю в рыжих англичанах, так это то, что они никогда не сделают первый шаг. Гермиона вспыхнула, но Гриндельвальд уже скрылся в палатке. Вскоре, разморенный вином и едва справляясь с накопившейся за последние месяцы усталостью, Гарри и сам отправился спать. Едва его голова коснулась подушки, он провалился в темноту сновидений. Он стоял в слабо освещенной комнате, напротив застыли полукругом волшебники, а на полу у ног скорчилась жалкая, дрожащая фигурка. — Что ты сказал? — Голос был высокий и холодный, а внутри бушевали ярость и страх. То единственное, чего он боялся… Да может ли это быть? Он не понимал, как такое могло случиться. Гоблин трясся, не в силах посмотреть в его багровые глаза. — Повтори! — прошептал Волдеморт. — Повтори! — М-мой господин, — залепетал гоблин, запинаясь и тараща черные глаза, полные ужаса. — М-мой господин… мы сттарались осттановить обобманщиков… они… огграбили… сейф… Лестрейнджей… — Обманщики? Какие обманщики? Я полагал, что в Гринготтсе умеют разоблачить любой обман! Кто это был? — М-мы не з-знаем… — И что они взяли? — Голос сделался пронзительным. Его охватил ледяной страх. — Что они взяли?! Говори! — М-маленькую… золотую ч-чашу… м-мой господин… — Он словно со стороны услышал свой бешеный крик — крик неверия и ярости. Дневник уничтожен, Чаша украдена. Уж не кроется ли за этим Дамблдор? Дамблдор, который всегда его подозревал, который умер по его приказу, чья палочка была теперь его, все-таки дотянулся из забвения — через мальчишку… Но если бы мальчишка уничтожил один из крестражей, он, лорд Волдеморт, несомненно, узнал бы об этом! Нет, остальные крестражи в безопасности… И все же он должен проверить, должен убедиться… В его воспаленном мозгу роились образы: озеро, лачуга, Хогвартс… Ярость его немного поутихла… К тому же есть еще Нагини. Теперь она всегда должна быть при нем. Хогвартс… Гарри резко проснулся и сел на кровати, он судорожно шарил рукой в поисках очков и пытался отдышаться. В палатке было темно и тихо, было слышно как тихо похрапывает Рон. — Просыпайтесь, — прохрипел Гарри, откашлялся и повторил еще раз, громче, — просыпайтесь! Он знает. Первым проснулся Гриндельвальд, он сел, мгновенно сбрасывая с себя остатки сна. — Что ты сказал? Повтори. — Он знает и решил проверить остальные крестражи, а последний из них, — Гарри был уже на ногах, — находится в Хогвартсе. Я знал, я так и знал! — Что? — послышался сонный голос Рона. — Что ты видел? Откуда ты знаешь? — Гермиона тоже проснулась. — Я видел, как он узнал про Чашу. Я… я был в его голове, а он здорово разозлился и струсил к тому же, он не может понять, откуда мы узнали, даже не уверен, связано ли это со мной. Теперь он собрался проверить, целы ли другие крестражи. Он думает, что хогвартский тайник — самый надежный… Я думаю, его он проверит последним, но все равно он может туда явиться уже через несколько часов… — А ты видел, где этот хогвартский тайник? — спросил Рон, тоже вскакивая на ноги. — Нет, он сосредоточился на том, чтобы предупредить Снейпа, и не думал, в каком точно месте… — Стойте, стойте! — вскрикнула Гермиона, увидев, что Гарри вытащил Мантию-невидимку. — Нельзя же вот так сразу, нужно составить план… — Нужно туда попасть как можно скорее, — твердо сказал Гарри. — Вдруг он захочет перепрятать хогвартский крестраж? Решит, что там все-таки недостаточно безопасно! — Мальчишка прав, — согласился Гриндельвальд, — нам нужно спешить. — И как мы туда попадем? — Сначала переместимся в Хогсмид, — ответил Гарри, — а там что-нибудь придумаем. Гриндельвальд смог провести нас к могиле профессора Дамблдора, — он повернулся к старику, — сможете провести нас в замок? — Смогу, конечно, — в голове Гриндельвальда послышалось злое торжество. Гарри понял, что тот уже предвкушает встречу со Снейпом. — Поттер, бери Мантию. Вы двое, идите сюда, я наложу на вас чары невидимости. Еще несколько минут приготовлений, и они трансгрессировали, проваливаясь в давящую тьму. Ноги Гарри коснулись дороги. Он увидел до боли знакомую Главную улицу в Хогсмиде: темные витрины магазинов, черные силуэты гор за деревней, а впереди — поворот дороги, ведущей в Хогвартс. Из окон «Трех метел» пробивался свет. И… Воздух разорвал вопль, похожий на тот, что издал Волдеморт, когда понял, что Чаша похищена. И в ту же минуту дверь «Трех метел» распахнулась, выплеснув на улицу с десяток Пожирателей Смерти в плащах с капюшонами и с волшебными палочками наготове. — Опусти палочку, парень, — услышал Гарри тихий голос Гриндельвальда за спиной. Один из Пожирателей Смерти взмахнул своей палочкой, и вопль прекратился. Лишь эхо продолжало отзываться в дальних горах. Вспышка света, ярко-алого, отразилась от свежевыпавшего снега. Она прошла сквозь Гарри, сорвав с него капюшон Мантии-невидимки. Он почувствовал дрожь во всем теле от ее концентрированной силы, и… Пожиратели разом упали на землю, не издав больше ни единого звука. “Они мертвы”, — с каким-то трепетом и ужасом понял Гарри. В наступившей тишине было слышно, как тяжело дышит Гриндельвальд. Вдруг позади громыхнул засов, и грубый голос сказал: — Поттер, сюда, скорее! В дверях стоял незнакомый ему высокий мужчина, на мгновение он выглянул на улицу и неясное мерцание фонаря осветило его лицо. Гарри помедлил, обернувшись к своим невидимым спутникам. Гриндельвальд почему-то ругнулся, а потом прошептал ему на ухо: — Идем. Скоро Пожирателей хватятся, а на второй такой фокус у меня сил уже нет. По крайней мере, пока. — Я не один, — ответил тогда незнакомцу Гарри. Тот открыл дверь пошире, и они прошли внутрь. — Идите наверх, тихо! — проговорил человек, проходя мимо них на улицу и захлопывая за собой дверь. Гарри не сразу сообразил, куда они попали, но сейчас, в тусклом свете единственной свечи, разглядел неопрятный, засыпанный опилками зал в «Кабаньей голове».