Exhale

Звонок. Мгновение, и перед ним стоит обескураженная девушка. Наблюдение с детства являлось его излюбленным занятием. По началу оно было довольно поверхностным: что на глаза попадется — будь обклеенные новыми обоями стены, звездочки на которых отливали теплым ярким светом и радовали перед сном или посаженный неделю назад отцом молодой саженец на заднем дворе, будь перелетающие на юг зимой стаи птиц или бабочки, приземлившиеся на искусно выращенные фиалки — любимые мамины цветы — то и подвергалось изучению юного любопытного малыша. Выяснив, что ночные звезды вовсе не звезды, и горят и днем благодаря спрятанному за шкафчиком выключателю, обнаружив, что слабая ветка выстояла и оказалась тополем, и определив, что большекрылые красавицы отдают предпочтение насыщенно розовым, желтым и синим лепесткам, мальчик мог спокойно и уверенно сообщить любому о каждом уголке дома — как снаружи, так и внутри. Спустя какое-то время под его объектив попали люди. И нет, в этот раз отнюдь не внешний вид привлек внимание. Эмоции, мимика и слова — три взаимосвязанных свойства человеческой сущности, словно механизм с четко вычерченным графиком действий. Малейшее изменение, скачок внутреннего настроя — это обязательно отразится на лице улыбкой или поджатыми губами, резко взметнется или ласково прикоснется рукой, выговорится ругательствами или похвалой. Чувства бывают разные. Чем дольше и тщательнее проводились анализы, тем яснее мальчику становилось, что все не так просто, как казалось по началу. За робкой и дружеской улыбкой порой прячется печаль, безысходность, презрение, за нежными объятьями — лютая ненависть и возможность предательства, за щедрыми и громкими комплиментами иногда таится не желание поддержать и приободрить, а гнусно осмеять и унизить. И наоборот: сомкнутые уста не дают признаться в чем-то сокровенном и светлом, ругательства — всего лишь способ защититься от чувства вины или горькие сожаления, своевременный знатный хлопок по плечу или щелканье по носу поднимают настроение, выводят из оцепенения темных мыслей. И каждый проявляет их по-разному. Одни читались подобно азбуке или сборнику сказок с иллюстрациями шестиклассником — совершенно легко, быстро, останавливаясь, разве что, на более красочных и заполненных элементами картинках, при этом, не опуская не единой детали — другие же были способны скрыть истину под другой маской практически в мгновение ока, оставляя после шлейф загадочности, сладостно-соленое, терпкое послевкусие, лишний, но занимательный материал для рассуждений. Именно такой показалась Джошу Майя при первой встрече. Интересной. В то время, в середине февраля, пятнадцатилетний Мэттьюз-младший вместе с родителями навещал старшего брата, прибыв в многолюдный, кипящий энергией, искрящийся Нью-Йорк. Пожалуй, в тот вечер в голове парня зародилась смутная мысль оказаться здесь уже не как гость на пару-тройку дней, а подать документы в Университет*. Поймав подходящий момент, Джош ускользнул из-под взора любимых родственников и покинул уютную гостиную, позволяя взрослым вдоволь наговориться о своем бытовом и насущном. Поднявшись на второй этаж, брюнет притормозил перед двумя дверьми, ведущими в отдельные комнаты племянников. Сбивчивые бормотания, затем заливистый смех определили направление, и вот его кулак уже аккуратно постукивал по дубовой поверхности над вывешенной на прибитый гвоздь самодельной табличкой «Комната Райли Мэттьюз». — Кто там? — раздался звонкий голосок брюнетки. — А ты угадай, скрытница и собирательница печенья со стола, — добродушно откликнулся парень, улыбнувшись. Никакого ответа не было, и Джош невольно стушевался, опасаясь обиды племянницы на него, но сомнения развеялись радостным «Входи скорее!». Облегченно выдохнув, он прошел внутрь. — Присаживайся сюда, они очень удобные, — кивнула Райли в сторону подушек-мешков, расположившись на махровом белом ковре напротив. — Как поживаешь, Джош? Со здоровьем бабушки и дедушки все хорошо? — В здоровом теле — здоровый дух — это определенно про этих двоих, — посмеялся кареглазый, откинувшись на мягкое сиденье. — Они еще тебя с Огги на марафоне обгонят, если не перепрыгнут. Всегда удивляюсь их активности. — Хей! —  воскликнула девочка, нахмурив тонкие бровки и вздернув носиком. — Я очень-очень быстрая! Вот, например, совсем недавно участвовала в забеге среди средних классов! Джош почти спросил о подробностях соревнований, как отвлекся на просунувшуюся через открытую — и почему он не заметил? — форточку русую макушку, что, повернувшись к брюнетке, деловито напомнила: — Ага, к тому же снесла два барьера из пяти. Хорошо хоть, что серьезно не поранилась, — во время этих слов, хрупкая ручка заботливо погладила подругу по макушке. — Ну, Персик! — сердито всплеснула руками девочка. — Зачем? — Что такого? — наконец зайдя в помещение, голубоглазка уселась рядом и, снисходительно наклонившись к Райли, продолжила: — Я говорю чистую правду, не так ли? — Это немного не вовремя… — уже пробурчала брюнетка, утихнув. Что занимательно, по крайней мере, для парня. Он совсем не по наслышке был осведомлен, что если племянница загорится чем-нибудь, то остудить ее энтузиазм бывает проблематично. Мэттьюз глухо прокашлялся в кулак, чтобы узнать кто эта особа, способная усмирить пылкую Райли, и поздороваться, в конце концов. Казалось, русоволосая только сейчас заметила в помещении постороннего. Окинув взором брюнета бегло и оценивающе, задержалась на глазах. То самое мгновение, когда он оцепенел. Взгляд. Далеко не по годам взрослый. Вдумчивый, с искрящимся в зрачках сомнением и с ноткой оправданного любопытства. Проникновенный до самых кончиков нервов, несколько колючий, зоркий; с Райли же — мягкий, словно тягучая патока, расслабленно радостный, демонстрирующий благостный покой. То самое мгновение, когда он начал новое наблюдение. С годами Майя раскрывалась и общалась все более открыто уже и в его присутствии, поражая невиданной многогранностью такой молодой, неопытной, но успевшей испытать боль души. Историю семьи Харт Джошу поведал Кори, предупредив, что тема отца должна быть как можно реже упомянута при девочке. — Еще не время, — с присущей ему таинственностью пояснил старший брат. Но Джошу не обязательно объяснять, он и так прекрасно давно понял. Понял, что Майя очень сильная. Боец, не страшащийся любых испытаний и препятствий, замкнутости и скромности предпочитающей решимость и свободу слова, верная подруга, которая ценит и любит друзей всем сердцем, всегда готова встать на их защиту. Человек, несмотря на обстоятельства, сумевший сделать выбор в пользу честности, доброты и великодушия вместо завлекающего такого ранимого ребенка, как она, в пучины зависти, разрушения, жестокости. Хотя в защите сильнее остальных нуждается именно она. Ей необходим ориентир, маяк, за чьим светом можно наблюдать, направление, которого стоит придерживаться. Парень несказанно обрадовался, услышав от Топанги, что у Райли и Майи преподает его брат, доволен, увидев, какие у девочек есть верные друзья. Харт обязательно приносила ему ничем незаменимый заряд бодрости и позитива, благодаря чему дела шли в основном на ура. Стоит подумать о неугомонной блондинке, и лицо сияло обворожительной улыбкой не переставая. Тепло, кротко покалывающее пальцы, разливалось по венам, сердце гулко билось о грудную клетку, волшебный трепет временно схватывал мышцы. И вроде, есть повод задуматься — нет, подобные мысли забрасывались в долгий ящик, а сам парень списывал странное явление на этапы взросления и торжественно обещал себе посетить доктора, тут же махая на идею рукой. Однако есть одна маленькая, весомая деталь, внесшая свои коррективы. Если Кори в качестве учителя был направлением, Райли — маяком, то Джош осознал, что стал ориентиром. Включив максимальную беспристрастность и сосредоточенность, на которую был способен, Мэттьюз стремился трезво оценить их взаимоотношения. Голубые глаза, смотрящие на его фигуру на порядок дольше, чем на других, стискивающие почти до хруста костей совместные объятия, бессознательные нежные улыбки — все чуть ли не кричало о характере девичьих чувств. Он испугался. Абсолютно не по-взрослому. Вопрос симпатий всегда оставался для Джоша закрытым после знакомства с женой, тогда еще невестой, Кориандра: идеальный прототип находился в его окружении пусть и недолго — произвел неизгладимое впечатление. Привыкший доверять всемогущему течению жизни, Мэттьюз предпочел пренебречь сложными, предсказуемо долгими, а оттого не менее философскими рассуждениями о своем, родном человеке. Способен ли он был рассчитать уровень страха и потерянности при осознании, кто придется ему по душе? Вряд ли. А то, что этой самой личностью окажется русоволосая девушка с задорным нравом и прекрасно лазурными глазами? Да и к тому же, будет младше на три года и тесно дружить с твоей племянницей? Определенно нет. Поэтому, регулярно упоминать о разнице в возрасте Джош счел наиболее приемлемым и разумным решением — достойным ответственного, зрелого парня — старательно выстраивая стену бесстрастного, более допустимого дружелюбия, кирпичик за кирпичиком, ограждающую от внезапно ставшими неправильными, жутко несуразными, обоснованно рискованными, чувств. Однако он напрочь позабыл о присущем девушке и завидном многими упорстве, которая, очевидно, не сочла всплывшую между ними отстраненность за преграду вовсе. Упрямая до чертиков, бойкая, импульсивная девушка шла напролом с ее одновременно по-детски голословными и искусно наглядными доводами, от чего Джош вполне успешно отбивался основным аргументом, повторяя тактику общения, схожую на ту, что между ним и его братом. Ощутить на собственном опыте боль от категоричного отказа, в котором, — боже, неужели — почти что ткнули этими жутко приевшимися, допекшими, неопровержимыми тремя годами в лицо, довелось и ему. Покинутый приглянувшейся девушкой в метро, Джош в разочарованных чувствах следил за приближающейся станцией, как Майя появилась тут как тут, перевернув, раскрутив злополучный нюанс в добрую тонкую шутку, ни разу не уколов или съязвив по поводу ироничности обстоятельств, чему парень был премного благодарен. А потом случился университет, волнительный период сбора документов и сдачи вступительных экзаменов, удачное поступление, приветственная вечеринка и ее признание. И видеть девушку лишь милой буйной бунтаркой, беспечной влюбленной школьницей не представлялось в дальнейшем возможным. По крепкой, скрупулезно выстроенной стене нанесли сокрушительный удар, и ветви образовавшейся трещины рассеялись по всему периметру — а сил и терпения возвести новую у него в дефиците. Да и былое горящее стремление потухло под оглушительной волной искренности и беззащитной откровенности девичьих слов. Единственный шанс на противодействие, за который можно было уцепиться, словно за спасательный круг, что держал брюнета на плаву, был унесен бушующим, сверкающим, необозримым морем голубых очей. В какой-то момент это ему осточертело, окончательно надоело, и он перестал. Перестал отрицать столь ясное, столь смешно очевидное и удивительное, прекратил бояться, убегать, скрываться в тенях иллюзий и предубеждений. Он решил открыться. Открылся, осчастливив ее и себя, подарив трепетную, светлую надежду на будущее им обоим, взяв обещание. То самое обещание.

*****

Майя моложе. И пусть немного погодя данный промежуток перестанет быть весомым, Джош никогда об этом не забывал. Моложе — значит многое, что ему удалось узнать, девушка еще только встретит на очередном повороте жизни. Жизнь — это выбор. Выбор, который совершает человек каждый день, каждый час, каждую минуту. Жизнь — это момент. Скопление моментов, что учат, меняют нас, превращающиеся в драгоценные воспоминания или ценный опыт. Жизнь — это чувства: иногда ласковые, робкие, туманные, мимолетные, а порой поглощающие, захватывающие с головой, переворачивающие душу вверх дном, приводящие к правде, но в конце неизменно составляющие нашу личность, сокровенное «я». И Джош не желал, чтобы Майя упускала свой шанс. Шанс познать этот мир как можно больше, как можно яснее, пройти собственную дорогу. Ни в коем разе не мог допустить подобной низости. Потому и прислушался к словам несколько задиристого, но честного друга Райли и Майи, не встав у парня на пути. Позволив Зэю действовать, приблизиться к Харт, игнорируя колющее, едкое ощущение в груди и предостерегающий шепот внутреннего голоса, изрядно противившемуся. Мэттьюза вновь поглотила студенческая жизнь, учеба, друзья, что на душевные переживания буквально не оставалось времени. Блондинка регулярно осветляла его дурные, тягучие, полные мрачных предположений и сомнений мысли хотя бы раз в сутки, а воспоминание об их «увидимся» вовсе поднимали дух и веру в себя. Вскоре наступила пора зачетов и обязательной для аттестации практики. Во всем бесконечном круговороте неотложных дел, в котором ни продохнуть, ни выдохнуть, ему повстречалась Аманда. Милая, трудолюбивая девушка, ловко справляющаяся с, казалось, заоблачной горой поручений и неунывающей, с какими бы сложностями она не сталкивалась. Шатенка была отзывчивой и веселой личностью, и Джош никак не удивился тому, как быстро они сдружились. Когда кареглазая предложила начать романтические отношения, Мэттьюз встал в ступоре. Но не от приглашения, и даже не оттого, от кого оно поступило, а замер в нерешительности. Перед глазами вдруг возникла картинка окрыленной радостью, счастливой Майи, которая окружена вниманием бойкого мулата, и видение, непонятно досадливое и в глубине расстроившее, подтолкнуло к положительному ответу. Таким образом, брюнет считал, что поступил разумно: не обременил Майю тяжким ожиданием и позволил себе узнать новых людей получше. Разумно, ведь так? Как выяснилось позже, это стало ошибкой. После осенней вечеринки Джошу, жаждущему поговорить с Хантер и наконец объясниться, пришлось начать ее безотлагательные поиски: блондинка точно сквозь землю провалилась, бесследно растворилась в воздухе. К тому же, ее скоропостижный уход с шумного мероприятия, что Мэттьюз выяснил благодаря Чаку, лишь добавлял гнетущих подозрений на этот счет. Цель выполнить брюнету удалось, и молодые люди все-таки встретились в аудитории истории номер 117 на втором этаже. Тогда Джош вздрогнул от мрачной реальности, подозрения о которой всплывали в мыслях и приводили в ползучий по коже ужас. Взор, которым девушка его одарила, заставил нервно поежиться, и табун неуютных мурашек проступил по напряженной спине. И есть то, что причиняет куда большую, изнурительную боль, чем ненависть и презрение любимого человека. Безразличие. Майя не хотела его слышать, говорить с ним, просто находиться рядом. Она избегала его. Ни яростных криков, ни громких, отравляющих жгучим ядом обвинений, ни горьких слез. Ничего. Только один отрешенный, пустой взгляд, отрицание и наигранно-участливая, холодная вежливость. В намерении вновь скрыться подальше, Хантер почти что бежала к заветному выходу, ни разу не обернувшись. Мэттьюзу хотелось схватить студентку за плечи, хорошенько встряхнуть, отрезвить, чтобы выплеснула, показала эмоции наружу, только бы не молчала — удалось поймать за запястье в отчаянной попытке. Конечно, девушка притворялась, что в порядке — это совсем не входит в категорию «в порядке» — Майе Харт непозволительно показывать слабость чужим. До громкого хлопка дверью, разнесшегося по свободной аудитории, Джош уловил глухой короткий всхлип, отчего сердце противно екнуло. Усмиряя злость и нахлынувшую печаль, парень проходил между рядами, осматриваясь. На одной из дальних парт лежал помятый, не до конца скомканный листок бумаги, исписанный больно знакомым почерком.

***

— Привет, — помахал он ей рукой. На ее пороге стоит Джош. Знакомый и привычный. Как видно, собирался в жуткой спешке: шапка небрежно натянута на голову и еле как удерживается на затылке, в коротком сером пуховике нараспашку, из-под которого виден красно-синий свитер в толстую полоску. Покрасневшая от колючего мороза рука держала ручку красочного, украшенного переливающимся на свету звездочками, пакета, а сам Мэттьюз стеснительно переминался с ноги на ногу и очаровательно, обезоруживающе улыбался. Умиленная представшей картиной, Хантер приподняла уголок пухлых губ, совсем чуть-чуть. — Привет, — блондинка отошла в сторону, пропуская неожиданного гостя, и, закрыв входную дверь, скрылась внутри со словами: — Располагайся в зале. Я скоро подойду. Джош послушно проследовал в гостиную и присел на диван, поставив свою ношу возле журнального столика. Из кухни доносился тихий звон тарелок, журчание, а после — пронзительный свист чайника, оповещающий о вскипевшей воде. Спустя пару минут в комнате появилась Хантер-младшая с подносом в руках, на котором были две кружки с зеленым чаем и чашка с шоколадными кексами и крекерами. — Надеюсь, тебе понравится. Мама испекла их сегодня утром. — О, — откусил брюнет и, тщательно прожевав, произнес: — обязательно передай благодарность миссис Хантер. Девушка лишь кивнула и продолжила чаепитие, предоставляя Джошу возможность начать беседу первым. Сделав еще один глоток согревающего напитка и отряхнув ладони от сладких крошек, Мэттьюз протянул принесенный пакет блондинке и нежно улыбнулся: — Поздравляю с девятнадцатилетием, Майя. — Ох, спасибо… я не ожидала… боже, —хлопая ресницами, пролепетала Харт, переводя взгляд то на парня, то на преподнесенный презент. Им оказались качественные темперные краски** — те, что приглянулись ей еще с Дня благодарения во время семейной прогулки по вечернему городу — и профессиональный набор кистей. — Это еще не все, — удовлетворенный полученной реакцией, добавил он. — Что? — просунув руку ниже, блондинка нащупала нечто тонкое и вскинула брови. Из коробки были вытащены два тонких золотистых прямоугольника с изображением новогодней елки. Билеты. — В честь первого юбилея администрация парка открыла несколько новых аттракционов, — пояснил брюнет, заметив вопрос в голубых глазах, — Было бы неплохо сходить туда, не правда ли? От радости Майя было кинулась ему в объятья, почти потянувшись навстречу, как застыла. Это неправильно. Это будет выглядеть неправильно. У него уже есть девушка. Старательно подавив колючий укол ревности и печали, постаравшись придать наиболее безразличный вид, Хантер тихо поинтересовалась: — Джош, зачем? — Что зачем? — спокойно откликнулся брюнет, что шло в контраст с дернувшимися от накатившего волнения плечами и длинными пальцами, цепко стиснутых в кулак. — Для чего… все это? — обведя вытянутой рукой пространство вокруг, как бы указывая на нечто определенное. Его приход, а теперь и разговор выбивает ее из колеи, в которую девушка старательно входила, внимая к голосу разума и закапывая, захлопывая, укрывая чувства в пещере одиночества на замок, открываемый кольцом дюжины ключей. В голосе предательски прослеживались тоскливые нотки, потому, проглотив тугой комок, Майя выпалила четко, будто на автомате, внутренне сопротивляясь озвучивать детально построенный текст у себя в голове: — Некоторое время назад я поняла: последнее условие нашего обещания может воплотиться в жизнь, а может и нет. Полагала, что первый вариант также желаем, как и у меня, но вышло… по-другому. Я приняла решение отпустить, — приподняв подбородок, Майя на мгновение отвернулась к завешанному красной мишурой окну, которая потеряла свою актуальность уже как пять дней. Встретившись с карими глазами, с наиболее непринужденной улыбкой блондинка продолжила: — Поэтому тебе вовсе не обязательно заставлять себя проводить долгожданный выходной со мной, когда тебя ждут другие люди. — А знаешь, Майя, я тоже недавно кое-что понял, совсем на днях, — раздраженно, едва заметно стиснув зубы, порывисто выдал Джош. — Мое умение наблюдать и исследовать вполне можно отнести к негативному качеству. Бывает, они оказываются поверхностными, хотя вещи я оцениваю здраво и объективно. Видно, все-таки не все, — уголок тонких губ дернулся вместе со смешком, — Что это вообще за ирония: во взаимоотношениях других разбираюсь словно гуру, а у себя происходит полная несуразица с кучей ошибок. Хантер не смела пошевелиться, опасаясь сбить парня с мысли, однако Мэттьюз молчал, устремив прищуренный напряженный взгляд в одну известную ему точку. Стремясь разрядить обстановку, блондинка прокашлялась в кулак и тихо, но так чтобы слова были услышаны, высказалась: — Ну, думаю, не стоит накручивать себя по этому поводу постоянно. Оптимальные решения порой приходят к нам совершенно внезапно, — пожала она плечами, вдумчиво прикусив нижнюю губу, как и раньше, когда речь шла о чем-то философском, — Лучше скажи, с чего вдруг тебе… — Я ранил тебя, — констатация факта, ни ноты сомнения. Высказанные было возражения блондинки прервали взмахом юношеской руки, — и даже не пытайся убедить в обратном. Я сожалею… — Джош… — …но прошлого не изменишь. И больше нет смысла отсрочивать то, что очевидно и правильно. Быть с тобой — правильно, Майя, — посмотрел он прямо на ошарашенное лицо напротив, —Дело в том, что я хочу проводить с тобой свое время, разделять общие чувства не скрываясь, иметь как можно больше ценных разговоров. Ведь это одна из самых важных вещей в отношениях. Я хочу этого целиком и полностью. Начать с этого самого момента. Официально. — Но… — Увидимся уже сейчас? Часто моргая, Майя вдохнула до краев заполненных воздухом легких, ощущая влажное пощипывание в глазах, стоило лишь столь невинной, родной, сокровенной фразе слететь с уст брюнета. Крепко сжав кулаки, образуя большую складку на блузке, студентка спешно, отрицательно закачала головой, глухим голосом спросила: — Подожди, а как же Аманда? — Остались хорошими друзьями, — озвучил парень и с последовавшей доброй ухмылкой сообщил: — если что, она бросила меня. Да, именно так она просила рассказывать остальным. Блондинка тихонько прыснула, прикрывая губы маленькой светлой ладошкой. — Как поживает Зэй? — Что? — изумленно выдохнула она, прекратив хихикать, — Причем здесь он? — Ну, вы же как бы… то есть, — сжато, буквально выдавливая слова из себя, бубнил Мэттьюз, хмуро насупившись. — Серьезно, Джош? Я и Зэй? — весело фыркнула блондинка, небрежно смахнув волнистый локон с полностью расслабившихся плеч, — Он, конечно, крутой парень, но нас связывает только хорошая дружба. Ну и классные совместные шутки, да. Майя боковым зрением уловила слышный выдох брюнета, пропитанный явным облегчением и умиротворением. Покопавшись в брючных карманах, Джош, найдя желанное, протянул ей руку навстречу, через короткий миг ее раскрыв. Это был лист. Лист из ее блокнота, который, она считала, безвозвратно потеряла. По окончанию занятий Майя не обнаружила его ни в любимом альбоме, ни в страницах учебников, ни в сумке, после долго коря себя за беспечность и растерянность, ведь полученный рисунок ей очень понравился. Там были они. Заштрихованные простым серым грифелем карандаша, их фигуры представлены в профиль смотрящему, радостные лица подняты к закатному, переливающимся глубокими оранжевыми и нежно розовыми красками небу, а мизинцы кротко сцеплены вместе. Она поняла, что он не отступит. И она точно не будет. — Увиделись уже сейчас. Пальцы крепкой и горячей ладони переплелись с другими, хрупкими и нежными, наконец согревая душевным, таким необходимым теплом, а две ласковые улыбки осветили комнату долгожданным счастьем, отражаясь от некогда блеклых окон, переливаясь в старой красной мишуре.