***
Бегая по дому, Рейх собирал разные бумаги и документы, проклиная себя за невнимательность, когда листки вылетали из стопки и их опять приходилось собирать. Отец попросил помочь со всем этим дурдомом и принести бумаги в его кабинет, так как сам что-то подписывал в других договорах. Тяжело вздохнув, немец прошёл по длинному коридору и остановившись около дубовой двери постучался, но не услышав ответа, прошёл во внутрь и уже открыл было рот, но так и застыл в дверном проёме. Все бумаги полетели на пол как и сам нацист, приземляясь на колени, а одинокая слеза скатилась по щеке, звонко ударяясь об паркет. — Па…па. — дрожащим шёпотом просипел парень, на четвереньках подползая к лежащему на полу телу. Германская Империя еле дыша посмотрел на своего сына, в чьих глазах блестели хрустальные слёзы. — Не плач Рейх, ты должен быть сильным. — хрипло заговорил ГИ, из последних сил положив ладонь фашисту на щёку, и пытаясь хоть так успокоить того. — Но папа. — подал голос фюрер, обняв его руку и потеревшись щекой об ладонь. — Просто послушай меня, mein Sohn (сын). Я разваливаюсь, и причём уже давно. Поэтому хочу сказать тебе то, чего не смог при жизни. Весь мир держится на власти и территориях. Каждый хочет себе лакомый кусочек, поэтому и начинаются войны. Тоже самое будет когда меня не станет, любой захочет отхватить себе территорию. Поэтому хочу сказать, чтобы ты был сильным и никогда не давал слабину, даже перед лучшим другом. Умей сдерживать свои эмоции и чувства, будь спокоен и нейтрален со всеми, кроме своих товарищей и друзей. Только по истине доверенному человеку, ты можешь открыться. Таков закон стран, который надо строго соблюдать. Иначе захватят тебя, а не наоборот. Ты вырос умным и сильным, поэтому я не сомневаюсь что ты добьешься многово. Я верю в тебя. И ещё… — в конце запнулся Империя, потухающим взглядом смотря на Дитриха. — Ich liebe… — шептал мужчина, заглядывая в родные глаза, но голос сорвался, не позволяя договорить. — П-Пап? — растерянно промямлил Фриц, чувствуя как тело родителя расслабляется, а взгляд становится стеклянным и застелённым пеленой, из которого уходит жизнь. — Папочка. — истерически прошептал Рейх, и не сдерживаясь, заревел в голос, захлёбываясь собственными слезами, которые ручьём текли по щекам. Обняв постепенно исчезающие тело Германской Империи, немец успел оставить лёгкий поцелуй, еле ощутимо касаясь виска. — Я тоже тебя люблю. Ich hoffe, du wirst dein Glück finden (Надеюсь, ты обретёшь своё счастье). — осевшим от истерики голосом проговорил нацист, обнимая себя за плечи и чувствуя на себе любящую отцовскую улыбку.Зал совещаний
Каждый то и дело о чём-то перешёптывался, поглядывая на остальные страны. СССР сидит здесь уже целый час, а всё ни как не может понять в чём суть этого переполох. Из-за всего этого, у Союза уже голова трещала по швам и чтобы хоть как-то расслабиться, он иногда перекидывался парой слов с Китаем. Но с каждой не очень лучшей мыслю, Совет становилось не по себе. Спасибо огромное очень хорошей фантазии, которая каждый раз подкидывала всё больше и больше вариантов всех событий. Но раздался звук открывающиеся двери, от чего русский повернул голову в том направлении, и впервые за всё это время облегчённо выдохнул. В зал вошёл Рейх и совершенно спокойно прошёл к своему месту рядом с ним. — У меня объявление. — безцветный и тягучий голос неожиданно резанул по слуху, из-за чего коммунист перевёл непонимающи взгляд на немца. По виду нельзя было сказать что с ним что-то случилось, но его выдавали некоторые детали, которые мог увидеть только Советский Союз. Немного подрагивающие пальцы рук и, на первый взгляд, ничем не отличающиеся от обычного глаза, но если хорошенько приглядеться, то можно было увидеть что они были опухшими. Поджаты губы и немного дёргался правый глаз, от чего сложилось впечатление, что нацист и вправду себя плохо чувствует или случилось что-то куда хуже. Непонимающий взгляд Союза сменился на обеспокоенный, и тот уже хотел было подняться со своего места, но ощутив на себе тяжёлый взгляд фашиста остановился, оставаясь сидеть на стуле. — Сегодня, нас покинул Германская Империя… Мой отец. — эта новость повергла всех в шок, заставив даже некоторых опереться на стол. — Значит и его время пришло, это должно было наступить. Мои соболезнования. — поникшим голосом сказал Британская Империя, сочувствующе посмотрев на фюрера. Тот на его слова слабо кивнул, но подобравшись, продолжил свою речь более уверенно и четко. — Поэтому я — Третий Рейх, как правоприемник Германской Империи, на полных правах занимаю его место и с сегодняшнего дня являюсь полноправной страной. — твёрдо и басовито начал говорить Дитрих, отлично сдерживая рвущиеся наружу эмоции и опять подступающие слёзы. На этот раз собрание прошло чуть больше обычного, так как надо было подстроиться под Фрица и решить с ним пару личных вопросов. Поэтому спустя где-то часа четыре, конференция подошла к концу и все направились по своим делам, а если проходили мимо Рейха, то говорили ему слова поддержки и т.д. Вот, например как и сейчас. Австрия и Венгрия стояли рядом с ним и преподносили свои соболезнования. — Спасибо Freunde (друзья) за поддержку. Но я хотел бы поскорее уже оказаться дома, надеюсь вы меня verstehen Sie (понимаете)?— слабо усмехнулся немец, устало смотря на парней и чувствуя на себе взволнованный взгляд Совета. — Ох, конечно. Прости что задерживаем, здоровья тебе. Досвидания товарищ СССР. — попрощался с парнями Австрия, получая от брата кивок, и дождавшись от тех двух того же, братья со спокойной душой направились по своим делам. — Ну, ты как? — наконец-то смог спросить русский, подходя к нацисту и кладя руку ему на плечо. — Да всё…okay? — ответил фашист, посмотрев на коммуниста и получив в ответ щелбан в лоб. — Ай! За что? — недовольно спросил фюрер, потирая место «удара». — За всё хорошее. Рейх, я понимаю что ты чувствуешь, у самого такое было. Так что ска… — не договорил революционер, когда его грубо заткнули. — Nein! Ты не понимаешь! Verdammt nochmal (Ничерта) не понимаешь, так как ты самолично убил своего отца, а мой ist gestorben und ich konnte nichts dagegen tun (погиб, и я не мог ничего с э-этим сделать). Понимаешь? Ничего! — под конец своей тирады голос Дитриха стал конкретно дрожать, а на глазах предательски наворачивались слёзы. От такого заявления Советский слегка оторопел, не зная что и сказать. Он ожидал чего угодно, но точно не этого. — Да, я убил своего отца. Но ты же знаешь что без этого было никак, сам же мне это говорил. И только благодаря тебе, я смог быстро оклематься, так как ты меня поддерживал. Теперь пришла моя очередь. — ласково говорил СССР, осторожно и еле заметной опаской притягивая Фрица к себе и целуя в макушку. — Совок, ты… — прохрипел Рейх, но зная что Союз тот, кто всегда будет с ним и никогда не придаст, он обисиленно улыбнулся и обнял его в ответ, уткнувшись носом в грудь. — Пошли домой? — спросил Совет, потянув немца на выход, тот даже не сопротивлялся, позволяя себя увести. Уже находясь дома у нациста, оба сидели в комнате хозяина дома и попивали горячий чай, разговаривая на разные темы. — «Ну что, как ты? Соскучился»? — неожиданный голос в голове заставил фашиста вздрогнуть и боязливо покоситься на русского, тот спокойно сидел рядом и что-то рассказывал, с головой уходя в повествование. Видимо не заметил, и слава богу. — «Что тебе надо пёс»? — огрызнулся фюрер, переведя взгляд в сторону и хрумя брови. — «Ого. Какие мы дерзкие, настроения нету»? — послышалось в ответ ехидное, от чего Дитрих незаметно поморщился, надеюсь что бы коммунист этого не увидел. — «Просто отвали от меня und alles (и всё). Я не собираюсь тебя слышать, а про разговор и речи быть не может». — в том же тоне ответил Фриц, и нервно тряхнул головой, слыша как Анти мерзко засмеялся. — Рей? Ты чего? Что-то случилось? — послышался голос сбоку, и тот слишком резко повернулся к революционеру, от чего тот невольно отклонился назад. У Рейха были непозволительно сильно сужены зрачки и часто вздымалась грудная клетка, сам же он выглядел мягко говоря не очень. — Рейх, всё нормально? Что случилось? — обеспокоенно спрашивал СССР и подался вперёд, оказавшись почти в плотную с немцем. — Я не… Не знаю, что-то голова заболела. — оправдался нацист, посмотрев во встревоженные фиалковые глаза. — Точно? Может быть таб… — не договорил Союз, когда его заткнули лёгким, но настойчивым поцелуем. — Нет, не точно. Таблетки мне не помогут, а вот ты, возможно да. — сказав это, фашист впился Совету в губы, кусая их до крови и углубляя поцелуй. Неожидавший такого, русский раскрыл рот шире и оперся на руку, чем и воспользовался фюрер. Повалив коммуниста на спину, он оседлал чужие бёдра, начиная покусывать шею, оставляя яркие засосы и иногда следы от зубов. — Рейх, ты что делаешь? — ошарашенный революционер даже не знал что и сказать, сжимая до побеления костяшек голени Дитриха, заставляя того слегка поморщиться. — Прости Союз, но это всегда меня успокаивало. — признался тот, оставляя мягкие поцелуи на шее Советского Союза. — Правда? Ну так давай сделаем немного по другому. — усмехнулся СССР, меняясь с Фрицем местами, подминая этим под себя и сразу целуя в губы. Поцелуй вышел мокрым, заставив Рейха блаженно прикрыть глаза и вцепиться Союзу в плечи, царапая их до крови. Совет же довольно закрыл веки и запустив пальцы немцу в волосы, оттягивая смоляные локоны назад, и наматывая их этим на кулак, от чего тот шире распахнул рот. — Какой послушный. — ухмыляясь проговорил коммунист с лёгкой хрипотцой, кусая нациста за нижнюю губу и посасывая её, от чего тот издал какой-то булькающий и мычащий стон. Перестав терзать чужие губы, революционер спустился ниже к шее, оставляя на ней свои метки, пока вся шея и ключицы не были покрыты различными отметинами и не только ими. Довольный своей работой, СССР напоследок поцеловал фашиста где-то в районе скулы и лёг рядом, притягивая того к себе за талию и зарываясь носом в лохматую макушку. Союз тихо засмеялся фюреру в волосы, когда увидел ещё не до конца понявшего что всё закончилось удивлённое лицо. А когда тот пришел в себя, то недовольно и обиженно фыркнул, отвернувшись от Совета на другой бок и устремив свой взгляд в окно, через которое лился мягкий лунный свет. — Russische Schwein. — вредно проворчал Дитрих, следя за тем, как его разворачивают к себе и прижимают к крепкой и тёплой груди. — Ага, и тебе спокойной ночи псина. — улыбнулся революционер, проведя рукой по взъерошенным мягким волосам Фрица, а потом и вовсе нежно целует его в щёку и зарывается в лохматые кудри, вдыхая аромат кофе. — Gute Nacht, Совок. — ответил Рейх, прижавшись к тёплому, и такому любимому СССРу. Но это была последняя ночь, когда они спали так мирно и спокойно вместе.