Драбблы с Джином

Стоя за кулисами, нервно мнешь в руках сценарий роли, данный каким-то неизвестным пареньком в гримёрной. На сцену выходить как-то не хочется, точнее, страшновато, судить ведь будут немного жёстче, чем всех остальных ребят, а делать будет это никто иной, как Ким Сокджин — известный режиссер и, по совместительству, твой парень. Вообще, это была исключительно его идея, и на эту авантюру до последнего не хотелось соглашаться. Но кто устоит перед милой улыбкой и блестящими просящими глазками? Собравшись с силами, ты выдыхаешь и надеешься, что всё выйдет. Скрещиваешь пальцы и ещё раз быстро пересматриваешь свои строчки. Вроде бы, ничего не забыла. — Т/Ф, пожалуйста, Ваша очередь! — слышишь незнакомый голос из зала и открываешь занавес. Выходишь на сцену и смотришь в практически пустой зал. Такой широкий и большой, где даже самый тихий звук расходиться эхом огромной силы. На креслах в первом ряду сидят меньше десятка неизвестных тебе людей, каждый из которых держит в руках свою копию сценария. Но на всех них совсем не хочется смотреть, ведь взгляд прикован только к Сокджину. Он сидит с краю и даже не смотрит вверх, внимательно бегая глазами по строчкам на белых листах и прикусывая дужку очков. Такой серьёзный и взрослый, но по-прежнему домашний. С ним хочется сидеть в уютной кроватке и кушать горячий суп, дурачится и бегать по квартире, громко смеясь от того, что счастлива. — Представьтесь, пожалуйста, — произносит парень, упорно продолжая смотреть в сценарий. — Но ведь мы… — выдаешь тихо, но микрофон, стоящий напротив, делает твой голос в сотни раз громче. Разве эха не достаточно? — Назовите фамилию и имя, мы ведь в формальной обстановке, не правда ли? — он наконец-то смотрит на тебя, но не так, как обычно. Точнее, это делает не Сокджин, а режиссер господин Ким. Что же, нужно соблюдать протокол. — Т/И Т/Ф, двадцать четыре года, Сеул. Пришла сюда для того, чтобы… — Всё, этого достаточно, спасибо. Можете приступать. Услышав одобрение, тяжело выдыхаешь и ощущаешь, как сильно вспотели ладони от волнения. Руки немного трясутся, а груз ответственности не даёт покоя. Нужно сыграть хорошо, диплом ведь ни за что не выдавали. Вспоминаешь всё, чему пять лет тебя и других студентов усердно учили в университете и стараешься вжиться в роль. Забываешь о том, что в зале есть люди, мысленно заглушая в нём свет. Не слышишь даже самого тихого вздоха присутствующих и переносишься в свой мир. Точнее, мир главной героини, страдающий от смерти любимого человека. Так же тяжело вздыхаешь, падая на колени и поднимая вверх руки. Отыгрываешь её скорбь и мольбу о прощении Богом. Слёзы сами появляются в уголках глаз, ведь роль действительно очень глубокая и душевная. — Стоп, — произносит Сокджин, отставляя очки и сценарий на соседнее кресло, — достаточно. С драмой всё понятно, а как насчёт чего-то юмористического? Веселого и с перчинкой? Он что, издевается? Тут уже едва ли не рыдаешь из-за того, что прониклась грустной атмосферой, как вдруг всё вот так вот резко обрывается. Да уж, теперь понятно, почему его актёры говорят, что их режиссер самый строгий из всех, кого они знают. Услышав это, поднимаешься на ноги, отряхивая колени, и стараешься выйти из прежней роли. Вспоминаешь реплики, принадлежащие уже другой героине и пробегаешься глазами по лежащему рядом сценарию. Вроде, всё просто и даже легче прежней роли. Отрывок небольшой, но немного трудный. Нужно хорошо обыграть ситуацию и сделать присутствующую сатиру видимой. Но и не такое делали. Встряхиваешь руками и делаешь выдох. Вновь заглушаешь все звуки вокруг и приступаешь к роли. Безукоризненно и точно произносишь монолог, активно жестикулируя и перевоплощаясь за секунды. Настолько в игре, что не слышишь протяжных выдохов всего актёрского и режиссерского состава в зале, не видишь торчащие из-за ширмы головы удивлённых стажёров и даже не замечаешь широкой улыбки на лице Сокджина. Он продолжает смотреть и ощущает, как начинает волноваться, ведь ему нужно тебя прервать, а так не хочется. Дожидается окончания монолога, после чего вновь входит в роль строго режиссера. — Да, неплохо, — говорит он, стуча пальцами по подлокотникам кресла, — но, мне кажется, это совсем не Ваша роль. Ни эта, ни предыдущая. Безусловно, это талант, но кое-чего не хватает. Зайдите, пожалуйста за ширму, оставьте там копию сценария и вернитесь обратно через минуту. Я объявлю решение нашего коллектива. Теперь всё совсем непонятно. Ты послушно сходишь со сцены и делаешь всё, о чём только что попросил Сокджин. Но зачем вообще возвращаться, если ни одной роли тебе не видать? И зачем тогда вообще было упрашивать прийти сегодня на кастинг? Может, у него были надежды, но они оказались неоправданными? В голове всё смешалось, и разумных мыслей в ней совсем нет. Открываешь ширму и удивляешься ещё больше. Твой парень стоит уже на сцене, сложа руки за спиной. Прячет там сценарий, который уготовил для бездарной актрисы? — Т/И, надеюсь, мои слова не расстроили и не обидели тебя. На самом деле я считаю, что ты замечательная актриса и сыграешь ещё не одну прекрасную роль. Но хочу, чтобы всё это было без моей участи, ведь если вмешаться, все, то и дело, будут судачить, что это какое-то кумовство и всё такое. В моей жизни для такой замечательной девушки уготовлена только одна единственная роль, за которую никто и никогда не сможет тебя раскритиковать. Это роль моей жены…