Невеста для Бастарда

— Роман, пожалуйста! — взмолился на ломаном русском Феликс, уворачиваясь от полетевшей в него стопки бумаг. — Всё же обошлось!  — Чувствую, скоро я обойдусь без всех вас! — взревел Бас и ударил кулаком по столу. — На пару дней вас одних оставил, на одни выходные отвлекся. И всё проебали! — он едва не хватался за голову и не выл. И в выражениях тоже не сдерживался. Собравшиеся члены совета директоров со страхом смотрели на своего начальника, не понимая ни слова из сказанного. Когда начальник злился, в нём просыпался русский дьявол и понять русскую, а не английскую речь, хлещущую из Романа потоком, было под силу только его заму — Феликсу. У дверей жалась девушка, не желая попасть под горячую руку — личная секретарша Романа. Имя бедной девушки как только не коверкали, поэтому ей приходилось привыкать к различным вариациям. По паспорту секретарша была Катриной. Будь она Екатериной или хотя бы Катериной, её бы живенько причислили в ряды девушек с именем Кэтрин или Кейтлин, но она упорно настаивала на своём родном. За что и поплатилась: кто-то называл её Кэт, кто-то Триной, а кто-то не заморачивался и называл полным именем. И только начальник использовал чужеродное в этих краях «Катя», что показывало его особое отношение к секретарше. Многие шептались о том, что Роман спит с ней: каждый вечер начальник дожидался девушку, даже если заканчивал свои дела раньше и только потом они шли домой. Вместе.  — Ром, ну статистика всего на три процента упала! — Катя подала голос и тут же пожалела об этом. Пришлось присесть, что вышеупомянутая статистика не попала ей по голове.  — На три! За два дня на три! А если б я на неделю отлучился?! — орал Бас. Ещё чуть-чуть и он начнёт тыкать своих сотрудников носом в документы с вопросом: «Кто это нагадил?» Рома принялся ходить из угла в угол и никто не смел поднять на него глаза. Новый управляющий был строгим и злым, не щадил никого. Это вам не первый владелец фирмы, которому было уже под 70 и на многое мужчина закрывал глаза. Может, горячая русская натура не равнялась с американской?  — Ладно, — вдруг спокойно произнес Рома и в этот раз на английском, что его поняли все, — собираемся и уходим. Рабочий день окончен.  — Truth? — неуверенно спросил кто-то. До конца оставалось ещё минимум 4-5 часов и с роду не бывало такого, чтобы начальник отпускал их раньше. Задержать — всегда пожалуйста, едва ли не регулярно, но раньше? Нет, это не про него.  — Да, — голос Баса сочился ядом, — для вас рабочий день закончен навсегда. Вы уволены. Уволены. У-во-ле-ны! Все знали, что он не шутит и поэтому уныло потащились к выходу. Промашка стоила слишком многого.  — Hm, beautiful, — пробубнил кто-то, но Рома не смог вычислить кто.  — Куда собрался, дезертир?! — рявкнул он на двинувшегося к двери вместе с остальными Феликса и втащил его обратно в кабинет.  — Сам же сказал…  — Тебя это не касалось. Ты будешь находиться под моим прессом и страдать до конца своих дней, — прошипел парень. — Ты мне скажи, я на кой-черт тебя тут оставил, а? Чтобы я приезжал и наблюдал подобное?!  — Но всё же обошлось.  — Что обошлось, что?! Почему доходы упали, объясни мне? Никогда не падали, но стоило мне чуть ослабить внимание и на!  — Могли упасть на десять процентов. И вообще, к этому всё шло давно, недели две.  — Да, но со мной почему-то так и не пришло!  — Успокойся, — Катя не ушла, — это нормальное явление, цифры не могут всегда расти вверх, как бы тебе ни хотелось. Сегодня вниз, завтра вверх. Это естественно.  — А тебя никто не спрашивал. Иди к себе. Иначе пойдёшь вслед за остальными.  — И всегда ты так, — девушка грустно выдохнула, — только угрожать и умеешь. А, между прочим, зря ты это сделал. Ты не наберешь новый штаб за короткий промежуток времени, а вариантов нет. Надо было сначала остыть, а потом принимать такие решения. Ты злишься.  — Я не злюсь! — на самом деле Рома взбесился снова. — Я, оказывается, прозреваю, что все в моём штабе — ебнутые! Бас выгнал всех из своего кабинета и остался один. Он пытался сосредоточиться на отчётах, но мысли были далеки от работы. Рома со вздохом отложил бумаги в сторону: сейчас только накосячит и цифры станут ещё меньше, чем были. Конечно, парень понимал, что очень вспылил, но ничего не мог поделать со своим темпераментом. Он сумел взобраться на такую небывалую высоту, как управление и, более того, даже владение крупной компанией и совсем не хотел упасть. Он хотел иного: чтобы всё было идеально, показать, что он что-то стоит, пока у него есть время. А оно неумолимо подходило к концу. Бас усмехнулся. Ещё восемь-девять лет назад у него не было такого стремления к чему-то возвышенному. Контролировать район, были бы деньги на сигареты — да и ладно, да и черт с ним. Но сейчас… Сейчас очень многое было сосредоточено у него в руках и это пьянило голову. Рома занимал эту должность уже год, но каждое утро всё равно просыпался с диким восторгом и мысленным вопросом к самому себе: «Вау, веришь в это?». С трудом. Парень, которого раньше не брали даже грузчиком, теперь сколотил себе состояние больше, чем любой арабский шейх. Америка развязала ему руки. Здесь он был иным человеком, никто не знал о его прошлом и совершенном преступлении, поэтому никто не смотрел косо. Хотя нет, косые взгляды всё же были, но по другому поводу — на первых порах Бас соображал хуже всех из группы в колледже. Он потерял навык говорения на английском со школы, поэтому с трудом понимал быструю речь (если вообще понимал) и изъяснялся самыми примитивными предложениями. Хорошо, что на подхвате всегда была Катя. У неё с языками было куда проще и она частенько помогала своему бестолковому другу. Чужая страна очень сблизила двух таких, казалось бы, разных людей. Несмотря на то, что Катя очень раздражала Баса ребёнком, он отметил то, что девушка переросла свой противный характер. Впрочем, эту противность можно было бы понять и простить: Катя росла без матери. Но когда Рома заинтересовался Аленой, её старшей сестрой, ему самому было всего шестнадцать лет и до него не доходила вся трагичность отсутствия мамы у девочек. Мало того, что Рома и Катя поступили в один и тот же колледж, так им ещё и посчастливилось попасть в одно общежитие. Он жил в левом крыле — мужском, а она в правом — женском. И всё шло хорошо. Они адаптировались к другой стране, учились и всё было настолько прекрасно, насколько вообще возможно в той ситуации. Так было до тех пор, пока в Америку не рванул Влад. Друг настиг их в колледже и чудом не заметил Рому, слишком увлеченный Катей. Но не хватило всего секунды, чтобы Влад посмотрел на Баса и последнему пришлось пластом рухнуть на лестнице, чтобы этого не произошло. Умудрился, кстати, сломать руку и Кате пришлось практически поселиться в мужском крыле, чтобы немного облегчить жизнь Роме — удар пришёлся на правую руку. Тогда он не понимал, зачем сделал это и почему скрылся от Влада. Осознание пришло чуть позже: он хотел обрубить все нити, связывающие его с прошлой жизнью по максимуму. Катя не рассказывала о том, что происходит в России, когда прилетала оттуда назад. Так было легче не думать о той, ради кого всё это и затеялось. О той, чьё имя он не произносил уже много лет, чтобы не трогать так и незажившие душевные раны. Впрочем, он нанёс их себе сам и винить в этом некого. Бас полностью отделился от неё: не видел, не слышал, не принимал никакую информацию о ней и даже на созвучные имена было табу. Но выкинуть её из мыслей… Это не удавалось. Первый год Рома всячески боролся с этим и с головой окунулся в учёбу, хотя раньше никогда не был примерным учеником. К тому же, деньги Олега не должны были кануть в пропасть, их надо отработать. Спустя время Бас понял, что бороться бесполезно. Она будет с ним всегда, даже в мысленном образе. Рома вспомнил мать, сокрушающуюся по поводу того, что он теряет свой талант художника и решил, что это повод начать опять. Он рисовал её в любую свободную минуту. Рисовал, как помнил, а помнил он её прекрасно. И в конце недели, когда накапливалась кипа рисунков просто рвал их и выкидывал. А в понедельник всё начиналось опять. Бас вздохнул, потянув галстук у горла и ослабляя его. Он включил ноутбук и открыл электронную таблицу. Хоть какое-то занятия, а чтобы вбивать с листа цифры в пустые клеточки огромной мозговой деятельности не требовалось. Впрочем, на первом курсе обучения парень вообще сомневался, что она у него присутствует. Тяжело было привыкнуть к другому часовому поясу, к другим мерам измерения, к дурацким американским именам, об которые весь язык сломать можно и речевой барьер тоже был помехой. Всё это сбивало с толку и не давало сосредоточиться на главном. Иногда Роме хотелось всё бросить, потому что ничего не получалось. Но вовремя вспоминал, что ему некуда идти, ведь в Россию ход был теперь закрыт. И он снова и снова усиленно вгрызался в то, что давалось ему с трудом. Правда, после выпуска Бас всё равно боялся не получить работу, несмотря на то, что результаты были вполне себе неплохими. Вспоминая всё это, Рома усмехался. Усмехался, вспоминая, что начинал здесь простым секретарем, а теперь его имя было вписано в документы на собственность. И всё потому, что парень не мог умерить свои амбиции. Он не любил подчиняться, он любил управлять и потому быстро поднялся на другую должность в бухгалтерском отделе. У Кати же таких амбиций не было, потому она и осталась тихо и мирно работать с другими секретарями. А дальше было банальное везение — из всех бухгалтеров хозяин компании, мужчина в возрасте, заметил почему-то именно Баса. Может потому, что из всех он был самым наглым и частенько изъяснялся на русском, который интересовал начальника. И Рома, минуя все остальные ступени, взлетел на должность зама и правой руки. Он один делал для компании столько, сколько не делал весь штаб и немудрено, что дела стали гораздо лучше. Начальник долгое время наблюдал, затем стал говорить о том, что ему нужен преемник. А в один из дней Баса просто поставили перед фактом. Нельзя было сказать, что он не был рад, но был изрядно ошарашен. Рома потянулся в кресле, погасил настольную лампу и, сняв со спинки стула пиджак, вышел из кабинета. Черт с ним, всё равно сегодня ничего путного не выйдет.  — Собирай свои манатки и поехали, — он вломился в юридический отдел, где Катя сканировала документы. Её принтер сломался. Молодые девочки-юристки, начавшие работать недавно, ещё не знали о любви своего начальника к родному для него русскому языку и смотрели на него как черт на ладан, думая, что сошли с ума и перестали понимать человеческую речь.  — Куда? — Катя вынула лист и другой рукой заправила за ухо выбившуюся из хвостика прядь. Обычно она распускала волосы, максимум — собирала верхние пряди на затылке и сегодня её лицо казалось непривычно открытым. Всмотревшись, Бас только сейчас заметил на нём печать усталости. Так было всегда или?.. Взгляд заблуждал по всей фигуре девушки, ставшей изрядно тоньше за последние года и вдруг Рома почувствовал укол жалости к ней от осознания того, что у неё на деле не было и свободной минутки, она, трудясь как пчелка, порой не могла даже присесть за день. Днем она с головой уходила в работу, всеми силами стараясь не подвести Рому, а дома занималась бытом. Для удобства парень и девушка съехались сразу после того, как выехали из общежития. Платить за съем вдвоем было проще, да и вести домашние дела тоже. Молодые люди давно доработались до того, чтобы купить по собственной квартире, но… Купил только Рома. Катя осталась было на съёмной, понимая, что из-за семьи вернуться домой насовсем рано или поздно придётся, но через месяц друг опять позвал её к себе. Раньше Рома дико ревновал её (не Катю) к Владу. Он не понимал, как Влад может не испытывать к ней ничего, кроме дружеских чувств и всегда бесился, когда друг обнимал или целовал её, а она заливисто смеялась и целовала его в щеку.  — Меня это бесит, — цедил Бас много лет назад, — я всё время жду подвоха и мне кажется, что ты хочешь её поиметь. Влад натуральным образом заржал. Да так, что любой конь бы ему позавидовал.  — Если бы я… нет, мы хотели, то это случилось бы ещё в 9-10 классе.  — А что, в 11 слишком стары для такого?  — Бас, это не то, о чём тебе стоит беспокоиться, поверь, — Влад утирал выступившие от смеха слезы, — я не стану отрицать, что люблю её. Но! — поспешно вскрикнул он, видя недобро блеснувшие в темноте кулаки Ромы. — Но я люблю её не так, как ты. Я люблю её по-другому и не могу объяснить это чувство. Но я совершенно точно не испытываю к ней того влечения, какое испытывают влюбленные. И у меня никогда не было даже мысли о сексе с ней. Это… Дико как-то. Хотя она, конечно, хороша. Да не в этом смысле! — закричал парень, почувствовав ощутимый удар в спину. Ну вот, теперь будет синяк размером с кулак Баса. А он у него не пятикопеечный, между прочим! Рома потёр глаза и снова уставился на Катю, избавляясь от воспоминания. Ни к чему душу травить. Но зато теперь он понял, что значит просто любить девушку. Не девушку, подругу. Не хотеть с ней переспать, жениться или что-то в этом роде. Потому что это действительно дико, всё равно, что думать подобное по отношению к сестре. За прошедшие семь лет Бас и Катя стали очень близки друг для друга. Может, поэтому Катя всё ещё металась между двумя странами, хотя вполне могла остаться в России?  — Куда? — повторила вопрос девушка, видя, что парень завис.  — Домой, — наконец откликнулся он.  — Так рано же ещё.  — Я тут решаю, когда рано, а когда нет. Давай быстрее, я устал.  — Да не поеду я никуда! — воспротивилась секретарша. — Время только шесть вечера, я не успела выполнить план на сегодня. И не успею, если ты будешь мне мешать.  — Тем более, раз всё равно не успеешь. Завтра доделаешь. Катя, не беси меня. Это плохо кончится, я оставлю тебя без премии в этом месяце.  — Ром, — Катя выдохнула так, что стало ясно: она устала больше всех здесь присутствующих вместе взятых, — мне всё равно нужно на обратном пути зайти в магазин, в холодильнике мышь повесилась. Езжай один.  — Вот и заедем в магазин вместе. Или ты предлагаешь сидеть мне на стуле, пока ты будешь тащить тяжелые пакеты? Серьёзно? Это ни в какие рамки. Всё, я жду тебя внизу. Всю дорогу они ехали молча, думая каждый о своём. И когда остановились напротив магазина, не спешили покидать автомобиль, пока Бас не задал мучающий его вопрос:  — Почему ты не вернулась назад?  — Назад? — она прикинулась дурой.  — Домой.  — А что для тебя дом? Россия, где ты не побывал ни разу за семь лет? Сомневаюсь.  — Лучшая защита — нападение? Не уходи от вопроса. У тебя там всё. Неужели тебе не надоело жить порознь с Владом?  — А тебе?  — А я никогда и не жил с Владом. И не собираюсь.  — Я про…  — Чшшш, — он поднял указательный палец и зашипел, — не смей говорить этого. Ты знаешь, что это невозможно.  — Нет, не знаю! — взорвалась и закричала Катя. — Я не понимаю причин такого твоего поведения! Ты взрослый мужик, Бас, тебе скоро тридцать! А ведёшь себя как подросток, нам что-то в голову ударило и мы сделали это, а что, зачем, почему — черт его знает!  — Мне будет только двадцать девять в этом году.  — А в следующем — как раз тридцать. Как ты там сказал? Не уходи от ответа? Ты разрушил и свою жизнь, и её! Что такого сделала Варя? — все запреты вдруг полетели в урну и имя, находившееся под замком, разрезало воздух так же, как нож разрезает шёлк. — Вытащила из тюрьмы? Выходила тебя, когда ты умирал на больничной койке? Дала билет в ту жизнь, которой ты живёшь сейчас? Так ты ей отплатил за это?  — Да! — он ударил по рулю и машина жалобно засигналила. — Я сделал большее, что мог — избавил её от себя. Потому что у меня психические отклонения, ясно?! И это не лечится! У меня могут случиться такие припадки, что в приступе я не замечу, как убью её! Рома замолчал. Ну вот, теперь Катя не захочет возвращаться домой. Жить с психом — сомнительное удовольствие. Тогда лучше несколько дней не возвращаться ему, шляться по улицам девушке — не дело.  — Ром… — она коснулась его руки и в голосе не слышалось отвращения или опасения. — Ты никогда не рассказывал мне.  — Потому что ни к чему это. Я не хочу, чтобы ты смотрела на меня как на животное.  — Ты не животное.  — Повторишь это, когда мне снесёт башню? Поверь, тогда я действительно стану животным. Я наблюдал это, я знаю, о чем говорю.  — И… Как давно это у тебя? Я не замечала за тобой чего-то ненормального.  — Я немного утрировал, — Бас заложил руки за голову, немного успокоившись. — Как ты думаешь, куда я летал на эти выходные? В Лондон, там лучшие психиатры. Каждый месяц они проверяют меня, чтобы при малейшем отклонении в психике начать принимать меры. Это страшнее и опаснее, чем кажется на словах. И… Это мой главный страх.  — Выходит, пока что у тебя всё в порядке?  — Пока что, — повторил Рома и пожал плечами, — но никто не знает, когда накроет. Мой брат был совсем молодым, когда болезнь подкосила его, — в голосе сквозила неприкрытая печаль. Несмотря на всё зло, что сделал Денис, парень до сих пор винил себя в смерти брата. А как иначе, если он и вскрыл ему горло?  — А отцу было тридцать. И когда я думаю о цифрах в паспорте на сегодняшний день… Я подхожу к черте. У меня практически не осталось времени.  — Но может и не накрыть, как ты выражаешься, — возразила Катя. Если болел твой отец, не значит, что будешь болеть и ты.  — Возможно, но я не хочу рисковать.  — Не будет риска. Я более чем уверена, что лекарство за столько лет найдено. Они немного помолчали, а затем Катя тяжело вздохнула.  — А ты говоришь, почему я не уеду насовсем, — девушка положила голову ему на плечо, — теперь я ещё больше уверена в том, что тебе нужен рядом кто-то, кто переживет всё это вместе с тобой.  — Правда из-за этого? — он улыбнулся.  — Почти, — Катя улыбнулась в ответ и закусила губу, хитро прищурившись при этом, — в России секретаршам не платят столько, сколько платишь мне ты. Я уже накопила на хорошую трешку в Москве, представляешь? ***  — Убери руки от тележки, я качу! — Бас налег на тележку и подвинул Катю.  — Да ради Бога! — она подняла руки вверх. — Только ты не в тот отдел катишь, нам в рыбный надо.  — Я не ем рыбу.  — А ты один живёшь? — возмутилась девушка. — Я ем. Так… В таком случае иди к фруктам, чтобы время не терять. Я сейчас подойду. Едва Катя ушла, Бас задумался. Она вела себя так, словно ничего не произошло, словно не услышала несколько минут назад что её друг может стать психом. Наверное потому, что верила в то, что всё будет хорошо. Девушки в общем любят верить в невозможное.  — Чудо моё, — раздался её голос сбоку, — ты что взял? Я что просила? Яблоки. А это что? Огурцы!  — Да какая разница, зелёное же. И вообще, на кой-черт нам яблоки, если они никогда не съедаются?  — Надо.  — Нет, ты мне объясни, зачем?  — Ну надо! Хочется мне.  — Вот только попробуй оставить после себя хоть одно яблоко, — бубнил Рома, катя тележку к кассе, — а ты оставишь и доедать придётся мне. А я ненавижу яблоки, чтоб ты знала! Разгружая машину у подъезда, он вдруг понял, что Катя, похоже, готовится к войне. Иначе объяснить пять полных пакетов, стоящих на заднем сиденье, не получалось. Бас весь увешался этими пакетами и последний тащил чуть ли не на левой ноге. Катя в то время забила руки почтой, которую не разбирала две недели и едва виднелась из-под кипы бумаг, когда на дне почтового ящика заметила ещё один конверт.  — Черт, и как мне это нести?  — В зубах, — Рома поддел конверт, зажал его между мизинцем и безымянным пальцем. Девушка приняла шутку как призыв к действию и прикусила конверт, стараясь не выронить ничего из того, что держала в руках.  — Твою мать, — застыл перед дверью Бас, — ключи. Я не уверен, что не оставил их в машине. Пакеты полетели на пол, а он стал судорожно шарить по карманам.  — Там были яйца! — взвизгнула Катя.  — Ну что ты так переживаешь, — спокойно произнёс парень, открывая дверь. Ключи были в кармане брюк. — Как минимум два есть. М? — он ухмыльнулся и вскинул брови, как бы делая предложение. Когда до Кати дошёл смысл сказанного, она воскликнула:  — Астахов, ну ты и придурок! Вот их и будешь лизать утром на завтрак!  — Я не дотянусь, а вот тыыы…  — Иди уже, дебильнутый! — она едва удержалась, чтобы не пнуть друга. — Сюда прессу надо, пусть послушают бредни управляющего «Глобала»! Или Влада. А то нос у тебя больно прямой.  — Ой, всё.  — Это моя фраза!  — Всё, я сказал. Почта полетела на журнальный стол в гостиной, Бас отправился на кухню разбирать продукты. Катя за это время успела переодеться в домашнее и уже открыла что-то, резко воняющее химией. Наверняка опять хочет отравить его какой-нибудь своей жидкостью для снятия лака. Рома хмыкнул и прошёл в ванную: оттуда девушка ретировалась в гостиную. Отлично, на два дня туда ход закрыт. Он растерянно застыл перед раковиной. Недавно Катя произвела ревизию косметики и, естественно, всё переставила, поэтому к мылу для рук доступ Роме был закрыт. Чтобы его получить, надо пройти квест и найти его в этом косметическом, мать его, магазине. Ради интереса парень стал читать этикетки: на что уходит половина Катиной зарплаты? Крем увлажняющий, крем матирующий, крем до макияжа, крем под макияж, крем для макияжа, крем после макияжа. Так-так-так… Где-то ещё должен быть крем с надписью «для нанесения во время макияжа» или подобная бредятина. Ладно, это бесполезно.  — Кать, где мыло? — заорал из ванной Бас. — Сейчас возьму что-нибудь не то, а ты потом орать будешь, как в тот раз, когда я руки помыл твоей этой штукой для тела за 3 косаря! Редкая дрянь, между прочим, потом будто пленка на руках была.  — Где хайлайтер, чуть левее! Отлично. Осталось только понять, что из этого хайлайтер. Рома посмотрел на свои ладони. А настолько ли они грязные? Черт с ним, можно помыть и средством для мытья посуда. Тоже ведь мыло. Или и оно у них эксклюзивное и тоже за 3 косаря? У Ромы в голове не укладывалось, как можно потратить три тысячи (мысленно он всегда переводил в русскую валюту и речь идёт о рублях) на какую-то жидкость? Более того, когда у тебя уже есть что-то подобное, но с другим названием.  — Ну что, нашёл? — Катя вошла в ванную.  — Почти, — он озадаченно потер подбородок.  — Бестолковый, — она открыла небольшой навесной шкафчик, достала сначала небольшую квадратную коробочку, затем такой же небольшой тюбик и только потом мыло.  — Правда, и как это я не нашёл. И зачем тебе всё это?  — Ну это пудра, чтоб лицо не блестело. А это хайлайтер, чтобы блестело.  — Ты сама-то поняла, что сказала?! — Бас включил воду. — Сначала покупаешь штуку, чтобы не блестело, а затем мажешься, чтобы блестело? А не проще ли не покупать первое, чтобы не пришлось разоряться на второе? Экономия, между прочим. Я тебе отвечаю, я на экономиста учился.  — А я на бухгалтерском учёте и тоже соображаю, что по деньгам. Я просто не так выразилась. Чтобы лицо красиво сияло, а не блестело жиром.  — И всё равно бред. Они прошли в гостиную и Катя попросила Баса захватить по пути почту.  — А ты че делаешь? — недоверчиво спросил он, когда подруга опустилась на колени перед ковром и принялась тереть его щеткой.  — Слепых вчера увезли, но ты ещё можешь успеть, — огрызнулась девушка, — ковёр чищу, не видишь что ли? Ты вчера вино пролил.  — Да брось ты его! Я пролил, я и должен чистить. Но мне лень.  — А мне нет. Это мой любимый ковёр.  — Я куплю тебе такой же.  — Не хочу я такой же, я этот хочу!  — Тебе хочется дышать химией?  — Да! Слушай, отстань, а? Я, может, так успокаиваюсь. Лучше сядь в кресло и почитай мне вслух почту или вали отсюда и не мешай. Почты было много и читал Рома долго, около сорока минут. Но в основном была какая-то ерунда, единственное весомое — счета за свет, которые он тут же оплатил через онлайн-сервис. Последним остался конверт, который Катя несла в зубах. Вскрывая его, парня мучило нехорошее предчувствие и когда он отрывал ленту, было чувство, что он отрывает верхний слой сердца. Внутри лежал другой конверт, но уже более плотный и он являлся приглашением. И оно выскользнуло из рук, а взгляд мгновенно застекленел. Сердце оборвалось и отстукивало где-то по низам.  — Что там такое? — Катя забеспокоилась, видя, что друг застыл в кресле, глаза казались невидящими и он, кажется, не дышал. — Никто же не умер.  — Умер, — голос был сухим, как бумага.  — Кто? — ей заранее стало нехорошо.  — Я, — он встал с места и ушёл на кухню, где через минуту раздался жуткий грохот. Девушка вытерла руки и подняла злосчастное приглашение и, пробежавшись глазами, застонала:  — Боже, Варька, что же ты творишь? Встречались и встречались, жениться-то зачем? Разве так вам плохо было? Но она не осуждала подругу, понимая, что Варя не могла ждать Баса сто лет, который, вообще-то, повел себя как свинья. Да и ждать было некого — он просто исчез, будто его и не было. Будь он чуть снисходительнее к их отношениям и дав хоть малейший огонёк надежды, то она бы дождалась. Обязательно дождалась. Грохот на кухне только нарастал и Катя осторожно заглянула туда. Рома, находившийся в расстроенных чувствах, вымещал свою боль на мебели и вот теперь перевернул стол. Весь пол был усеян осколками — в доме не осталось ни одной посудины, Рома перебил всё. Он прошёлся по остаткам тарелок, от чего они захрустели и схватился за голову, чтобы не завыть от охватившего всё тело ужаса. Следующей его жертвой стал шкаф, где хранился алкоголь. Бас достал одну из бутылок, но пить не стал, а разбил её с садистким удовольствием и не успокоился до тех пор, пока весь алкоголь не разлился по полу. А затем он заорал так громко, как никогда, надеясь, что станет легче. Он вымещал в крик все свои чувства, хранившиеся в нём под замком столько лет: тоску, печаль, грусть, скуку и, мать её, незатухающую любовь. Почему, почему, почему так несправедливо, что он до сих пор мучается этой любовью, а она счастливая выходит замуж?! «А она не имеет право на счастье? — это проснулось благоразумие. — Ты не дал ей его, значит, даст другой мужчина. Не все ей страдать из-за тебя, она хлебнула этого сполна»  — Успокоился? — тихо спросила Катя, когда Рома застыл на месте дольше, чем на минуту. Конкретно — три.  — Я и так абсолютно спокоен. Мне плевать, — прорычал Бас и мертвым грузом рухнул на пол по стене вниз, закрыв лицо руками.  — Я вижу, — она присела рядом.  — Что мне делать? — прошептал Рома.  — Перестать тупить? — невинное предположение. — Ты ведь сам виноват в том, что происходит с тобой. Ты сам оставил Варю. Да, я буду произносить это имя!  — Ты понимаешь, почему я так сделал.  — Нет, не понимаю! Это глупо, Бас, сидеть и ждать, пока болезнь собьёт тебя с ног. Причём болезнь, которой вообще может не быть! Он с трудом сглотнул и посмотрел на струйку крови, стекающую из пораненной руки.  — Расскажи мне, — попросил парень.  — О чём? — при этой фразе Катю слегка передернуло. Будучи маленькой она часто говорила такое отца, прося рассказать о маме. Но делала она это из чистого любопытства, а не потому, что скучала, как бы это ни звучало. Маму она совсем не помнила.  — Обо всём. О России. Я ведь безумно скучаю по ней и хочу обратно, но не решаюсь, потому что знаю, что если вернусь — назад в Америку не приеду. Я хочу домой. Катя не была дурой и понимала, что он хочет слышать не только о родной стране, но и о Варе. И поэтому рассказывала обо всём, вплетая туда и подругу. Рассказывала долго, целый час и сравнивала Варю с зимой — повзрослев, она стала такой же прекрасной и холодной. Рассказывала про её упорство и про то, как она не спала ночами, но открыла-таки свою арт-галерею. В этом они схожи с Ромой. Он тоже едва ли не гранит зубами грыз, но добился высот. Рассказывала про Воронов, завладевших районом и справлявшихся с ним лучше, чем кто бы то ни был и там было как никогда спокойно.  — Ты можешь всё изменить, Бас, — в конце своего рассказа тихо произнесла Катя, — ты только скажи мне, и я закажу два билета.  — В этом нет смысла. Она выходит за… Черт, за Марка?!  — Да. Но, если это послужит тебе пинком, не так уж она его и любит. Делает это скорее от безысходности.  — Какая у неё может быть безысходность?  — Такая же, что и у тебя, чертов эгоист. Не забывай, что свою любовь потерял не только ты. Она тоже страдает и… Ей такая дурь лезла в голову в первые месяцы после вашего расставания. Она жалела, что не смогла забеременеть от тебя. Рома вздрогнул.  — В твоих силах вернуть её, если ты не будешь играть в осла. Ты — владелец одной из крупнейших компаний мира, ты метишь на первое место. Ты прекрасный претендент на её руку и сердце. Ты можешь сделать её и себя счастливыми. Он помолчал. А к черту всё! Сжег мосты раз, сожжет и второй!  — Заказывай билеты. А я займусь тем, чтобы была возможность переместить головной офис в Россию. Следующим утром они вылетали. Бас смотрел на огромных железных птиц, парящих в небе и сердце сладко замирало от того, что совсем скоро он будет дома. Дома, где не был семь лет, но страстно желал этого. И, возможно, даже увидит её… Варю. Усаживаясь в кресло в самом самолёте Рома обратил внимание на дрожащие кисти рук. Он часто чувствовал себя некомфортно в небесах, но откровенно боялся — впервые.