Невеста для Бастарда

Рома осторожно приоткрыл дверь и тихо вошёл в детскую. Мира сопела на всю комнату и видела уже десятый сон, а вот Варя, распластавшаяся рядом с дочерью и уткнувшись носом в её темную, как у Баса, шевелюру, даже не моргала. Девушка мгновенно подняла голову на звук, поцеловала дочь и подошла к мужу. Она вывела Рому и уже в коридоре позволила себе прижаться к его груди.  — Ты сегодня поздно, — глухо проговорила Варя. — Мира так и не дождалась тебя, утомилась.  — Это все до ужаса дотошный Марк, до последнего все закорючки выверял. Жаль, что у Фила выходной, а то я бы кинул их там вдвоем.  — Марк просто очень ответственный.  — Марк? — Рома фыркнул. — Может, когда-то и был. Но с тех пор, как он забрал Вадима и Катя забеременела, он также скинул всю работу на замов. Это он сегодня что-то активизировался, но только потому, что Катя и Вадим решили остаться у её родителей. Он знает, что их и покормят, и попить дадут, и спать уложат.  — А мы, по-твоему, тут голодаем?  — Всё возможно, — он улыбнулся и подхватил жену на руки. — Но мне гораздо спокойнее, когда вы рядом. Мирка иногда так разбалуется, что с ней только я справлюсь. А тебе если про еду не напомнить, так целый день голодная проходишь. Варя повисла на нем окончательно и уткнулась в шею, ничего не возразив. Все сказанное Ромой было чистой правдой и он был главой семьи не только на словах, но и на деле. Украдкой утерев слезы, чтобы Рома их не видел, она потянула его в спальню. Вот уже неделю Варя подбирала правильные слова, чтобы сказать ему, но… Как можно правильно сказать о том, что она скоро умрет? Девушка не знала, как отреагирует Бас, что произойдёт в его голове? Он может и прыгнуть в могилу за ней, чего допустить было нельзя. Рома рухнул на кровать и, достав из прикроватной тумбы листы А4, стал водить карандашом.  — Что рисуешь? — Варя легла рядом. Наблюдать за тем, как он плавно выводил линии, делал мелкие штришки и с каким старанием прорабатывал мелкие детали было истинным удовольствием.  — Кого, — поправил её Бас.  — Ладно, кого?  — Ну кого я могу рисовать, Варь? — он засмеялся и повернул лист к ней. Это был очередной её портрет и всякий раз, когда она обнаруживала новый или Бас сам показывал ей, Варе казалось, что муж через чур идеализирует её. Но Рома отрицал её домыслы и не уставал повторять, что именно такой её и видит. Нередко Бас писал и портреты Мирославы, но портретов жены у него было гораздо больше.  — И не надоела я тебе? Уже, поди, на автомате рисуешь.  — Не-е-ет, сладкая, — ласково протянул он. — Каждый раз нахожу в тебе что-то новое и убеждаюсь, что ты потрясающая. Знаешь, — Рома оторвался от рисования и сгреб жену в объятия. Несмотря на то, что они жили вместе уже больше года, но им всегда было мало объятий, поцелуев, прикосновений. — Ведь ты мое утешение. Моя тихая гавань, где я обретаю покой вот уже 11 лет. И даже когда мы были порознь… Ты все равно была рядом, как бы глупо ни звучало. Я рисовал тебя везде, где только мог и успокаивался, находил силы идти дальше. Даже на экзамене, — он снова засмеялся и Варя упивалась его смехом, про себя мечтая умереть также — в его объятиях и под счастливый смех. Это она хотела услышать последним. — Даже на экзамене, когда все вылетало из головы, я рисовал тебя на полях гелевой ручкой. И потом писал то, что помнил. А преподаватели нередко ставили мне зачёт за наличие красивой девушки на листе. Варя задышала чаще, стараясь не дать комку в горле вылиться в слезы. Боль душила её и с каждым нежным словом Ромы только нарастала. Он очень изменился, стал с ней совсем другим и непохожим на того одичавшего волка, каким был 11 лет назад. Он не поменял своего отношения к другим, но Варе было достаточно того, что Бас любил её и именно ей открывался как никому. Иногда эгоизм брал верх и ей очень не хотелось, чтобы Рома также любил кого-то после её смерти, чтобы чужую женщину Мирослава называла мамой. Это она сделала Рому таким, она научила его любить и не хотела никому отдавать своего Баса. Это она боролась за жизнь Мирославы с того момента, как узнала о беременности, она носила её и мучилась при родах, она любила свою дочь так, как никогда не сможет полюбить другая. Это её прекрасная жизнь, которую Варя построила сама… И которой она лишалась. Но ещё сильнее ей не хотелось обрекать мужа и дочь на бесконечные страдания о её прахе. Они заслужили право жить обычной жизнью, право быть счастливыми… Поэтому Варя душила змею эгоизма. Как бы то ни было, но Рому и Мирославу она любила гораздо сильнее себя.  — Что с тобой? — Бас прервал её тяжелые размышления.  — А что? Всё в порядке, — она встала и принялась перекладывать вещи из одной прикроватной тумбы в другую, чтобы было чем занять руки.  — Не знаю, — Рома тоже поднял корпус, но с кровати не встал, а лишь принял сидячее положение. — Ты непривычно тихая.  — А обычно-то я бешеная, да? — Варя засмеялась в надежде хоть на несколько минут развеять мрак, поселившийся у неё в голове.  — Да, — безапелляционно заявил муж. — С порога на меня запрыгиваешь, дикая. Я даже раздеться не успеваю. Но я всем доволен и… Странно видеть тебя такой. Тревожно как-то становится… Варя с трудом сглотнула и ещё более усиленно стала разбираться в тумбе. Он чувствовал. Он все чувствовал. Скоро он сам всё поймёт.  — Да нет, я… Просто немного устала. Сегодня весь день с Миркой таскались, но зато нашли замечательную картину. Хочешь посмотреть? Ещё десяток подобных, и ещё одной выставке быть… — девушка вдруг осеклась. Её руки наткнулись на небольшую книгу в темно-зеленом переплете, которую она раньше не видела. Это определенно принадлежало Роме, но…  — Это твое? — Варя села рядом с ним, с интересом листая сборник. Это было без надобности, ведь большинство стихов, напечатанных здесь, она знала наизусть, но было интересно, что читал Бас.  — Ну да, — даже не посмотрев на книгу, он кивнул. — Так, решил пару недель назад полистать на досуге.  — Ты же не любишь литературу, терпеть её не можешь. Много лет назад ты сказал мне, что она бестолковая.  — Но я очень люблю тебя, — он улыбнулся жене той самой улыбкой, что всегда заставляла биться её сердце в диком ритме. — Знаю, что ты обожаешь именно эти стихи и… Не знаю, захотел сделать для тебя что-то приятное. Правда, не до конца ещё дочитал.  — Ты что, ещё и учил их? — уголки губ против воли поползли в стороны, обнажая белоснежные зубы, а душа наполнилась теплом. Боже, и зачем она так долго бегала от него, зачем прогоняла? Такого любимого, такого родного и такого понимающего…  — Да вот ещё, — фыркнул Бас и вдруг начал с преувеличенным интересом рассматривать полы. — Оно само запомнилось. Варя обняла его со спины и, устроив голову на плече мужа, погладила того по ключицам.  — Почитаешь что-нибудь? Мне так нравится, когда ты стихотворения рассказываешь. Тот единственный раз, когда ты мне уступил, до сих пор не могу забыть. Сам же обещал порадовать. Бас закатил глаза и, откинув книгу куда-то в сторону, набрал в грудь побольше воздуха, начал воспроизводить произведение по памяти.  — Я люблю тебя больше, чем Море, и Небо, и Пение, Я люблю тебя дольше, чем дней мне дано на земле. Ты одна мне горишь, как звезда в тишине отдаления, Ты корабль, что не тонет ни в снах, ни в волнах, ни во мгле. Я тебя полюбил неожиданно, сразу, нечаянно, Я тебя увидал — как слепой вдруг расширит глаза И, прозрев, поразится, что в мире изваянность спаяна, Что избыточно вниз, в изумруд, излилась бирюза. Помню. Книгу раскрыв, ты чуть-чуть шелестела страницами. Я спросил: «Хорошо, что в душе преломляется лед?» Ты блеснула ко мне, вмиг узревшими дали, зеницами. И люблю — и любовь — о любви — для любимой — поет. Рома замолчал, почувствовав, что рубашка намокла на том плече, где устроилась Варя. И очень некстати вспомнил, что так и не переоделся после работы.  — Ты чего там? Плачешь? Варя только шмыгнула носом и сильнее вцепилась в мужа.  — Сладкая, — он мягко разжал её ладони и устроил девушку на коленях. — Что не так?  — Стих понравился. Красивый.  — Мира тоже у нас очень красивая и всем нравится, но ты же не рыдаешь каждый раз, когда видишь её. Что случилось? У тебя что-то не получается? Расскажи мне. Девушка отстранилась от него и стала нервно ходить по комнате из угла в угол под наблюдением ничего не понимающего Баса. Настроение жены менялось ежесекундно, и уловить, а тем более понять его не представлялось возможности. Варя вылетела из спальни, а через минуту вернулась с какими-то бумагами в руках. Она до крови закусывала губу, но тело все равно подрагивало от тщательно сдерживаемых слез. Она не хотела плакать перед Ромой, не хотела делать больнее своими рыданиями и нагнетать обстановку. В конце концов, у неё осталось не так много времени и потратить его на пролитие слез будет глупо. Варя молча подала Басу и, сложив руки на груди, так и стояла в ожидании, пока он дочитает. Его глаза быстро скользили по строчкам, а когда добрались до последней, то с ужасом искали Варины, надеясь найти объяснение.  — Что это? Я ничего не понимаю. Но его голос был полон неподдельной паники… Он все понял. Только не хотел признавать это, хотел услышать от жены опровержение.  — Прости, Ром… Мне нечего сказать в противовес. Все так, как написано. Он вскочил на ноги, как на пружинах, и, подобно ей несколько минут назад, стал измерять комнату шагами.  — Я все равно не понимаю, — Бас шелестел бумагами. — Как, как такое может быть?! — он со злостью швырнул листы под ноги. — Так, ладно… Это ведь лечится, да? Сейчас 21 век, все лечат… Лечат же? Варь, ну что ты молчишь?! Видя, как срывается Рома, как напрягаются вены на его шее и как его глаза приобретают лихорадочный, полубезумный блеск, хотелось прижать его к себе, сказать, что всё будет хорошим это не то, о чем стоит беспокоиться… Но злокачественная опухоль на мозге — не то, что заканчивается хорошим. И давать Роме надежду, а потом снова делать больно слишком жестоко. Девушка не могла вымолвить и слова. Слишком страшными они были.  — Живьем меня убиваешь, Варя. Кислород перекрываешь, — хрипло проговорил Рома и, на ходу схватив ключи от машины, вышел из спальни, а затем и из квартиры, громко хлопнув дверью. Варе так хотелось остановить мужа, вцепиться и никогда не отпускать, но он не сможет находиться сейчас с кем-либо в одном помещении. Ему нужно переварить это, принять. Дрожащие ноги подвели. Варя рухнула на пол и больно ударилась головой об кровать, но её это не волновало. Душа болела гораздо сильнее. Она хотела жить, стремилась к новым свершениям, но судьба распорядилась иначе. Горячие слезы стекали по щекам вниз и капали на пол.  — Мама? — раздался детский голосок и топот голых ножек. — Мама, ты плачешь? Варя на секунду отвернулась от дочери и провела ладонями по лицу, избавляясь от влажных дорожек.  — Мамочка, — Мирослава подошла к матери и ладошками коснулась её спины. Девушка обернулась и взяла дочь на руки, вдыхая запах её макушки и осторожно покачиваясь из стороны в сторону.  — Кто тебя обидел? — Мира не унималась и руками зарылась в мамины волосы. — Папа?  — Нет, моя хорошая. Как же папа может обидеть меня? Он нас очень-очень любит и никогда не даст в обиду. Никому. Папа наш главный защитник.  — Где он? Его нет?  — Пока что нет, Мирик. Задержался на работе, но утром папа будет дома. Я надеюсь, — это Варя добавила уже шепотом. — Ты чего проснулась? Ведь так сладко спала. Я тебя разбудила?  — Нет, мамочка. Сердечко.  — Сердечко? — девушка недоуменно посмотрела на Миру. — А что с ним такое?  — Оно разбудило меня. Сказало, что нужно к маме идти. Мне страшно стало.  — Не бойся, маленькая. Нечего бояться. Папа всегда будет рядом. А мама всегда будет любить тебя. Запомни это, родная. Мама всегда тебя любила, любит и будет любить. Рома не знал, куда едет. Он просто вжимал педаль газа в пол, а перед глазами была не дорога с проносящимися по сторонам огнями, а она… Варя. С красной и розовой помадой на губах, с подведенными черными глазами или бледными блестками, накрашенная и нет. Улыбающаяся и плачущая, целующая его и ругающаяся, зовущая к себе и прогоняющая. Со светлыми и темными волосами… Такая разная, но одинаково сильно любимая им. От ветра, что задувал в открытые окна, и света фонарей болели и слезились глаза. Смазывались очертания деревьев и дорожных знаков, но Бас не сбавлял скорость. Сердце обливалось кровью, а страх потерять её холодной рукой сжимал легкие, не давая вздохнуть. Как же так? Почему именно сейчас жизнь так издевается над ними? Посчитала слишком счастливыми? Рома резко вывернул руль вправо и, чуть не вспахав асфальт, остановился на обочине. Хотелось подолбиться головой о руль, содрать кожу с тела, сделать хоть что-то, что отвлечет от этих убивающих мыслей, но это не поможет. Необходимо было прооораться, но боль не покидала его с криком.  — Мне даже не оставили выбора! — заорал он и ударил кулаком по зеркалу заднего вида, которое тут же упало и разлетелось на мелкие кусочки. — Я не смогу жить без нее! Я не хочу! Мне не нужна такая жизнь! Ещё с полчаса Рома простоял на одном месте, пока не решил, что нужно возвращаться. Но поехал он не домой, а к матери. Уже у входной двери у него зазвонил телефон, но Бас не ответил и постучал в дверь.  — Сынок, а я тебе только что звонила… — открыла ему Елена и осеклась. Время было поздним, но она не спала, что-то тревожило. — Рома, что случилось? Он молча прошёл в квартиру и, лишь когда дверь закрылась на два замка, сбивчиво заговорил, быстро и периодами задыхаясь от нескончаемого потока слов. Бас медленно сполз по стене и так и остался сидеть на полу.  — Что мне делать мама? Я не вынесу её смерти. Я могу вновь остаться один.  — Она не оставляет тебя одного, — мать опустилась на колени рядом с ним и обняла своего взрослого, но порой такого дурного сына. — С тобой всегда будет всё лучшее, что было в ней. Она будет в твоем сердце. А Мирослава останется физической её частью.  — Что мне делать, мама? — словно ничего не слыша, повторил Рома.  — Нам остаётся только верить в лучшее сынок. Только верить и молиться за её здоровье. Домой Рома приехал далеко за полночь. Варя, наревевшись вдоволь, уже спала. Мирослава приткнулась к её боку, нагло забравшись в родительскую кровать. Бас не стал двигать их и будить, а аккуратно пристроился с краю. Он уткнулся носом в Варины волосы и обнял её за талию.  — Я сделаю всё, что понадобится. Я готов убить всю Москву, готов обменять свою жизнь на твою, если это поможет. Я сделаю все, что будет в моих силах и вне их. Я слишком сильно люблю тебя, Варя, и не готов отпускать. *** После того, как Варя все рассказала Роме, болезнь словно получила команду «фас». Она таяла на глазах неделю за неделей, а через несколько месяцев и вовсе перестала быть похожей на саму себя. Жизнь наполнилась болью, постоянными приемами медикаментов и частыми пребываниями в больнице. Влад не уставал собирать консилиумы врачей и искать того, кто рискнет прооперировать его подругу, но такой храбрец не находился. Все разводили руками и говорили, что операция не имеет смысла — рак всё равно сожрет Варю, слишком поздно они опомнились. Он успел пустить корни в виде метастазов по всему телу. И Владу хотелось выть, зная, что самое большее, что осталось Варе — это всего два года. Полгода из которых уже были истрачены.  — Мам, ты ждешь меня? — раздался звонкий голосок Миры по коридору.  — Жду. Быстрее, Мирик, а то сейчас Артемка уснет и ты не успеешь поиграть с ним. Варя надела куртку, которая повисла на ней, как на вешалке. Вся одежда стала велика.  — А мы сегодня пойдём к Вадиму?  — Может быть, — девушка улыбнулась, зная, что сынок крестной очень полюбился этой маленькой кокетке. — Папа вечером отвезет нас. Ты все? Давай ручку. Но не успела Варя вставить ключ в скважину, как кто-то позвонил в дверь. Девушка открыла.  — Никак не привыкну, что теперь сначала заходит твой живот, а затем ты, — засмеялась она, приветствуя Катю.  — Ну да, — кивнула она на живот, — выехал вперёд, наверное думает, что он лоджия. Мне тоже непривычно со своими нынешними габаритами. Мирослава, как истинная девочка, застеснялась и теперь выглядывала из-за матери, игриво стреляя глазками в сторону Вадима. Тот помахал рукой своей маленькой подружке.  — Куда-то собираетесь?  — Егор давно звал в гости, но мы пойдём попозже. Проходи. Мирик, бери Вадима и бегите в детскую. Снять верхнюю одежду и уличную обувь было для Катей целой миссией. Теперь, когда она стала больше едва ли не втрое, это было сложно. За счет того, что детей было двое, её живот на шестом месяце был гораздо больше, чем у других беременных, когда они уже собирались в роддом.  — Итак, — усадив подругу на диване в гостиной, Варя заинтересованно уставилась на неё. — Тебе есть что рассказать мне?  — Один из них, — Катя улыбнулась и ткнула указательным пальцем в живот, — мальчик.  — А второй?  — Не знаю. Прячется, не показывается. Но, наверное, тоже мальчик. Повисла неловкая тишина, которая частенько повисла с тех пор, как все узнали, что Варя унаследовала не только пробивной характер Артема, но и его болезнь. Девушка распустила волосы из хвоста, чтобы спрятаться за их завесой от жалости во взгляде Кати, которую, как она ни старалась, подавить не могла. Да и показывать свою чрезмерную худобу тоже ни к чему. Потеря веса тоже весьма расстраивала Варю. Она потеряла все свои формы и стала похожа на доску. Ей больше нечем было привлечь Баса, нечего ему показать. Но когда она рискнула заикнуться ему об этом, тот назвал её дурой и только молчаливо сгреб в охапку. Теперь он и вовсе не мог не касаться её хоть минуту, когда был рядом. А рядом он был почти всегда, окончательно переложив всю работу на Фила, Марка и его команду. Но никто не смел высказать ему и слова упрека, лишь молчаливо сочувствовали.  — Варя, — Катя накрыла её костлявую, холодную ладонь своей — живой и теплой, — как ты себя чувствуешь.  — Прекрасно, не думай об этом, — скороговоркой проговорила она и попыталась перевести тему: — Что ещё сказал тебе врач? Когда рожать.  — Скоро. Не отмахивайся. Влад сказал, что тебе не становится лучше…  — Брешет твой Влад.  — Тебе не лучше, — упрямо продолжала подруга, — так почему же ты отказалась от химиотерапии? Почему не позволяешь прокапать себя новыми лекарствами? Влад ждал их два месяца из Германии.  — Потому что он прав! — взорвалась Варя, противореча самой себе. — Мне не становится лучше, Катя, и уже никогда не станет! Вот здесь, — она указала на голову, — что-то сломалось, что-то, что не починить. Надо просто смириться и жить дальше!  — Неужели ты хочешь закончить как твой отец?! Быть может, у него был шанс на жизнь, но он не стал лечиться!  — Не было, Катя, у нас с ним нет такого шанса. И я понимаю его. Он не хотел провести последние минуты своей жизни в бездушных стенах больницы, и я не хочу. Я принимаю препараты, которые немного продлят мою жизнь, но нет в нашем мире таблетки от рака.  — Ладно, — тихо проговорила Катя, — не кричи, не нервничай. Я поняла тебя. Больше они не поднимали эту тему и остаток времени провели за болтовней ни о чем. Через пару часов Катя позвала наигравшегося с Мирой Вадима и они ушли домой. Но Варя и Мира не пробыли в одиночестве долго. Буквально через полчаса в квартиру вломился Бас.  — Ну и холод на улице, — проговорил он, улыбаясь встречавшей его дочке.  — Что ты там принес? — удивилась Варя, видя, что муж что-то прячет за спиной и вдруг восторженно выдохнула. — Ром… Пионы…  — Ага. Держи. Девушка обхватила руками букет и прильнула к нему в знак благодарности. Бас обнял её худое тело и горестно вздохнул: кажется, она стала ещё тоньше.  — В такое время… И не жалко тебе денег?  — Никакие деньги не станут дороже твоей радости. Деньги, на деле, ничего не стоят. Жаль, что я понял это так поздно… — он с трудом сглотнул. Бас вспомнил, как вернулся домой, в Россию и как Варя ворвалась к нему в квартиру после их совместной ночи. Она кричала и едва не плакала. «Ты хоть что-нибудь ценишь?», — прокричала она и застыла в ожидании ответа. Только сейчас Рома понял, что она хотела услышать, что не пустое место для него. А он бездушно ответил, что деньги. Подумать только, деньги! Бездушные купюры. «Ты хоть что-нибудь ценишь? «, — эхом звучало в ушах.  — Тебя, — пробормотал он, носом уткнувшись ей в макушку. — Я ценю тебя, родная.  — Что ты там бубнишь?  — Люблю тебя, говорю, очень. Знаешь, у меня есть ещё кое-что для тебя. Ты давно просила меня об этом, но я созрел только недавно. Закрой глаза. Варя послушно опустила веки и, доверившись рукам Ромы, что вели её, переставляла ноги. Она слышала, как он что-то доставал из-за шторы и сгорала от любопытства.  — Открывай. Она распахнула глаза и ахнула, едва не уронив цветы. Рома забрал их и поставил в вазу. Варя, как завороженная, водила пальцами по холсту. Это был портрет Артема, нарисованный Роминой рукой — самая большая её мечта за последнее время. Артем был потрясающим на этом портрете, таким же, каким и на самом деле. Рома не уродовал его, не добавлял несовершенства или озлобленное выражение лица. Напротив, черты отца были мягкими, глаза лучились добротой, а губы растянуты в улыбке.  — Папа… — с любовью прошептала девушка сквозь слезы, выступившие на глазах. Но на лице играла улыбка.  — Тебе нравится? Если я что-то не учёл, я могу добавить.  — Нет, Рома, все… Прекрасно. Ром, — она кинулась ему на грудь и горячо зашептала: — Спасибо, спасибо, спасибо. Это очень много значит для меня. Спасибо.  — Есть ещё это, — он достал холст поменьше, на котором были изображены Варя и Артем. Это было срисовано с фотографии, что стояла на журнальном столике в гостиной. Весь вечер она просидела возле портрета отца, вспоминая все, что было связано с ним.  — Он так сильно любил Мирославу, — едва слышно говорила она, опираясь на Рому. — Надеялся, что с ней сможет наверстать те детские годы, что пропустил со мной. Не успел, — она всхлипнула. — Называл её маленькой графиней за то, что любила поспать до обеда… Все её погремушки наизусть знал и никогда не давал мне поводов для беспокойства, если оставался наедине с Мирой. Рома не сказал ни одного плохого слова об Артеме, хоть и не очень любил отца жены. Варя чувствовала, что что-то изменилось в ней. Что-то стало хуже, но не сказала об этом Басу, за что и поплатилась. Проснувшись посреди ночи от жажды, она вышла на кухню за стаканом воды, но так и не дошла. Перед глазами все потемнело, а из носа фонтаном хлынула кровь. Дрожащей рукой Варя провела под носом, надеясь остановить её и сделала обратный шаг в сторону спальни, но ноги словно окаменели.  — Ром, — ей казалось, что она крикнула, но раздался лишь писк. Собрав весь воздух в легких, она из последних сил крикнула: — Рома!  — Варя? Варь! — его голос донесся как сквозь толщу воды. Он говорил что-то ещё, но этого Варя уже не слышала. Последнее, что она успела почувствовать — боль от удара об пол. *** Егор как угорелый несся по коридору и едва не пропустил нужную ему палату, возле которой, спрятав лицо в ладонях, сидел Рома.  — Что случилось?! — заорал Егор на весь коридор и попытался вломиться в палату, но его не пустили.  — А? — Бас посмотрел на него пустыми глазами и выглядел так, будто его огрели пыльным мешком по голове. Никогда в жизни ему не было так страшно, как в эту ночь. Даже когда Денис кидался на Варю с целью убить её — Бас не боялся так сильно. Он знал, что всегда сможет защитить её любой ценой. Был уверен, что Варе рядом с ним в безопасности и ей нечего бояться. Но теперь, когда смерть не спрашивала разрешения и от него ничего не зависело, Рома мог спать только наполовину. Все ночи он проводил в дремоте, прислушиваясь к её дыханию и согревая холодное тело. Варе всегда было холодно. Когда Бас увидел её, лежащую без сознания недалеко от спальни, сердце остановилось. Ужас сковал по рукам и ногам, а мозг перестал здраво соображать. Лишь когда он уловил слабые, но все же вдохи и выдохи, кинулся за телефоном, чтобы вызвать скорую.  — Она жива? Скажи мне, она жива?! — просил Егор.  — Да, — как в прострации проговорил Рома. Парень немного выдохнул и уткнулся лбом в дверь палаты, моля пустить к сестре. Рома встал рядом с ним и с болью в глазах посмотрел на жену сквозь небольшое стеклянное окошечко. Варя уже не была Варей. Опухоль сожрала её практически целиком, оставив лишь тень. Под глазами пролегли непроходящие круги, щеки впали и не имели румянца, да и само лицо было неестественно бледным.  — Если она умрет, — дрожащим голосом и глухо проговорил Бас, руками оперевшись на дверь, чувствуя, что ноги отказываются ему служить.  — Слушай, не лучше бы тебе сесть? — Егор поймал заваливающегося в сторону Рому и поддержал его. — Сам хуже смерти выглядишь.  — Если она умрет, — упрямо повторил он и продолжил: — пусть умрут все. Никто не будет жить, если не будет её, останется только её семья. Пусть никому не будет счастья, пусть все утонут в своих слезах и захлебнутся кровью. Пусть в этом мире будет только боль, только мука, только страдание. Никогда больше не зазвучит смех, не заиграет музыка, не прольется радость. Все узнают, чего стоила жизнь Варвары Грач. Нет, поймут, насколько бесценна, она была. Клянусь, будет так. ***  — Ух, какая умница, — засмеялась Варя, погладив по голове дочку Киры и Влада, Наташу. Девочка потянулась к ней и рухнула, попав в объятия крестной. Варя была дома, но после того случая, когда едва не умерла, почти не вставала с кровати. Она больше не могла гулять с Мирославой, не могла играть с ней и изредка выходила на балкон только в сопровождении мужа. Тело предавало её, став лишь мешком с костями. Влад и Кира старались улыбаться и не смотреть на Рому, который, казалось, умирал вместе с женой. Он стоял возле стены, облокотившись на неё и пряча покрасневшие от бессонных ночей глаза в сгибе локтя, но… Его состояние, ставшее не лучшим, чем у Вари, нельзя было скрыть.  — Как у тебя дела? — слабо улыбнувшись, обратилась она к Ване. Мальчик упорно старался сдержать слезы, не желая, чтобы она умирала. Варя полюбилась ему ещё в детстве. Но то, что она умрет, понимали все в этой комнате, кроме маленькой Мирославы.  — Всё хорошо, — не своим голосом ответил Ваня, но хорошо не было. С тех пор, как Варя заболела, все погрузилось во мрак. Девушке отчаянно не хотелось, чтобы было так. Но опухоль не оставила выбора.  — Мамочка, какая она хорошая! — воскликнула Мира, обнимая сестренку. — Я тоже хочу такую! На этих словах Рома судорожно вздохнул, что не укрылось ни от кого. Как бы Варя не брыкалась, но она хотела второго ребёнка. Сыночка. Но не успела родить. Слишком многое она не успела сделать. Не успела пожить.  — Пойдем, Мира, — покосившись на дядю, произнес Ваня. — Пойдём поиграем, пусть твоя мама немного отдохнет. Кира крепко обняла Варю, но и не думала скрывать свою горечь. На щеке Вари остался мокрый след. Девушка забрала Наташу и, держа ничего не видящего Рому, вышла. Остался Влад. Он сел на край кровати рядом с подругой и его глаза заблестели. Влад словно чувствовал, что видит её, свою родную, любимую, ту, что была ему ближе отца, матери и брата, в последний раз.  — Не смотри на меня как кот из Шрека, иди сюда. Влад почти лег подле неё, попав в объятия её тощих рук.  — Я не представляю, что тебя не будет, — зашептал он. — Как же так, Варя? Как же так? Ты была всегда. Всегда рядом со мной.  — И буду, — Варя упрямо твердила это из раза в раз. — Я все равно буду. Влад согласно покивал головой и вцепился в простыни, стараясь не заорать. Ему было больно. Очень больно. От счастья, окутывавшего его, казалось, так недавно, мало что осталось. Посидев ещё немного, Влад ушёл. Но вслед за ним и Кирой в гости пришли Катя и Марк с близнецами. Вторым близнецом, так упорно прятавшимся, оказалась миниатюрная девочка. Назвали детей Паша и Алина. Но и Катя и Марк, измучившись, больше не могли прятать свои страдания и обнимали подругу как в последний раз. Последними в гости пришли Яна и Олег, Егор и Настя приходили с утра. Но сестру так ни разу и не навестила Полина, очевидно забыв, что они вообще сестры. И Варю это, как ни странно, очень огорчало. Яна постарела на несколько лет разом. Волосы тронула ранняя седина, от переживаний появились первые морщины и вся она посерела. Держа дочь за руку, Яна видела перед собой Артема, также умирающего много лет назад. Его женщина смогла спасти, а дочь — нет. Артем сумел дожить до внучки, а Варя даже не увидит, как её дочка пойдет в школу.  — До завтра, солнышко, — тихо проговорил Олег, удерживая плачущую Яну. — Ещё увидимся. Варя с трудом вздохнула. Она улыбнулась, но понимала: для неё завтра вряд ли наступит. Рома едва слышно вошёл в комнату, когда все ушли. Он боялся потревожить сон жены, если она уснула. Но Варя не спала и только медленно моргала.  — Не спишь, моя звездочка? — он лег рядом. — Отдохнула бы. Набралась сил.  — Не хочется. Хочу подольше видеть тебя. Рома смотрел ей в глаза и слегка дернулся, когда Варя коснулась его лица ладонью.  — До чего же ты довел себя… — прошептала девушка. — Худой, бледный, невыспавшийся. Мне так больно это видеть. Бас закрыл глаза и вдруг… Что-то мимолетное скользнуло из его глаза вниз, по щеке, и осталось мокрой каплей на подушке. Он больше не мог сдерживать себя.  — Прости меня, Варь, — дрожащим голосом просил он. — Прости за то, что делал больно, что обижал, что уходил. Что меня не было рядом, когда я был так нужен тебе.  — Чшш. Все хорошо. Ты рядом сейчас, это самое главное.  — Я не могу отпустить тебя, Варь, — Бас часто повторял её имя, — не сейчас. Не когда ты так сильно любишь меня. Мне слишком мало этого времени, я хочу ещё. Я… Я ведь не смогу так жить. Мне не нужна эта жизнь без тебя! — Рома крепко прижал её к своей груди, словно боялся, что жена растворится в эту же секунду.  — Сможешь, Ром, сможешь, — сквозь слезы проговорила Варя. — Не говори так. У тебя есть наша дочь и… В мире столько женщин, я обещаю, ты ещё будешь счастлив.  — Это ты не говори так! Мне не нужны эти… женщины! — Рома выплюнул это слово, как оскорбление. — Только ты моя… Моя сладкая, моя родная, моя звездочка, мой свет, моя душа… Боже, Варя, я не смогу пронести эту муку через всю жизнь. Твоя смерть станет моим самым большим грехом…  — Нет смерти, родной. Где-то там, далеко, все живы. Немного помолчав, Варя попросила позвать Мирославу. Попрощаться с ней. Девочка залезла на кровать, устроилась между родителями и поцеловала материнскую руку.  — Тебе лучше, мамочка?  — Ты пришла и сразу полегчало, — девушка улыбнулась и поцеловала Миру в лоб.  — Мамочка, я так тебя люблю, — вздохнула Мира и улыбнулась светлой улыбкой, — и тебя, папочка. Папа, ты плачешь?  — Нет, милая. Что-то в глаз попало. Никто не знает, сколько времени они пролежали так, втроем. Но за окном давно уж смеркалось. Мира задремала возле мамы и Бас аккуратно перенес дочку в её кровать. А когда вернулся, Варя закрыла глаза и больше не открывала их.  — Варь, — панически позвал он её и в мгновение оказался рядом. Он подхватил жену, легкую, как пушинку, на руки и прижал к себе. — Варь!  — А? — слабо откликнулась она сквозь редкое дыхание.  — Варя…  — Не замолкай… — с трудом попросила она. — Пусть твой голос будет последним, что я услышу. И… Я люблю тебя. Я очень сильно тебя люблю. Рома говорил, много говорил. Он постоянно повторял, как любит её. Вспоминал все самое лучшее. Ни одна секунда не наполнялась тишиной, но это не мешало прислушиваться ему к стуку её сердца, что постепенно замолкало. Её жизнь утекла утром, с первыми лучами рассвета. В момент, когда взошло солнце, Варя сделала последний, самый мощный вдох и замолкла. Её ресницы больше не подрагивали, а из чуть приоткрытых, побелевших губ, никогда не прозвучит самый звонкий, самый любимый смех.  — Варя… Варь, родная, — позвал её Рома и припал к худой груди, но не услышал желанного стука. Это была последняя их совместная ночь. Утро развело их.  — Варь, я прошу тебя, открой глаза. Варь, проснись. Ты обещала мне, Варь. Варя!!! Рома не мог назвать дату, когда слезы в последний раз текли из его глаз, но в этот раз этот процесс был ему неподвластен. Он крепко обнимал Варю и постоянно целовал, но, увы, она не была Белоснежкой и не оживала. Мир перестал существовать, он наполнился болью. Очертания вокруг дрожали и смазывались, осталась только она — мертвая и любимая. Руки дрожали, сердце грозилось убить своим бешеным стуком, а лёгкие отказывались поглощать воздух без неё. Рома ненавидел этот рассвет, принесший это несчастье. Где-то сейчас, под этим же рассветом в кровати лежал какой-то другой парень, обнимал свою девушку и любил, боготворил её. И Бас ненавидел всех и вся за то, что кто-то счастлив, а его счастье погибло. Он не помнил, как позвонил Владу и что сказал, но когда он приехал с санитарами, то уже решительно ничего не понимал. Не понимал, зачем эти люди хотят забрать его Варю и отчаянно цеплялся за неё, отодвигал чужие руки.  — Ром… Ром, отпусти, пожалуйста, — не своим голосом просил Влад. Что-то душило его. Он отрицательно мотнул головой.  — Она моя… Она моя… — как одержимый повторял Рома. Он продолжал удерживать её и прижимать к себе. И никто не замечал маленькую девочку, что стояла на пороге и расширившимися от ужаса глазами наблюдала за происходящим. *** Ромино лицо окончательно потеряло все краски. Он сам практически не отличался от Вари. Бас стоял коленями прямо на сырой земле и, прижавшись головой к гробу, цеплялся за него. Он не мог позволить закопать свою жену. Это было выше всех его сил. Из толпы раздался смутно различимый женский крик. Вдруг к гробу кинулась Катя. Черный платок упал с её головы и она припала к гробу, взяв подругу за руку, пока её не закрыли крышкой.  — Не надо, не надо, не надо! — сквозь истеричные рыдания повторяла она и погладила Варю по щеке. — Так нельзя, так нельзя. Варя, Боже мой, Ва-а-аря! — девушка сорвалась на визг. Надеясь унять боль, она вцепилась себе в волосы, но это не помогло. Марк подошёл к ней и, подхватив на руки, попытался унести, но жена продолжала кричать.  — Ром, — Влад положил другу руку на плечо, — пора.  — Нет… Я не могу… Нет. Спустя пару минут Рома всё же поднялся и, запечатлев на лбу жены последний, прощальный, самый долгий поцелуй, прошептал:  — Я верю, что мы ещё встретимся. Обязательно встретимся в другой жизни и там будем счастливы всегда. Мы вцепимся друг в друга и никогда не отпустим. Я не прощаюсь навсегда. До скорой встречи, родная. До скорой встречи. Все происходящее казалось нереальным. Бас не верил, что комья земли, летящие на гроб, хоронят его Варю. Его любимую, единственную Варю. — Тебя как звать-то? — Варя. — Варвара, значит… — А я Рома, — вдруг выдал парень, пока они ждали лифт. — Почему тогда этот назвал тебя Бар… Бас… Бесом, что ли… Он рассмеялся. — Басом. Прозвище такое. Прошло совсем немного времени и образовался небольшой холмик. Люди постепенно стали расходиться, но Рома уйти не мог… И заметил Егора, заторможенно с ничего не выражающим взглядом подошедшего к могиле. Он плашмя рухнул на неё и его рот открылся в безмолвном крике. Он переминал пальцами землю и только что не бился головой, обнимал недавно установленный крест и что-то шептал. Но это больше походило на стон. *** Рома сидел в машине, заполненной дымом и ничего не соображал. Он потерял её. Потерял навсегда. Он расплатился за все свои грехи, но цена оказалась непомерно высока. Бас не сможет увидеть её, не сможет коснуться нежной кожи. Не увидит, как задорно она танцует и не услышит, с каким восторгом рассказывает о своих картинах. Одинокая слеза затекла в ухо. Рома смотрел, но ничего не видел. Мир стал черным. Это была сказка. Очень красивая взрослая сказка о любви с грустными и смешными моментами, сказка о хорошем и плохом. В этой сказке повествовалось о том, чего делать не стоит и как можно поступить. Сказка о крепкой дружбе, о любви взаимной и нет, об атмосферной уличной жизни совсем молодых людей, об их переходе во взрослую жизнь и перемене в жизненной позиции. Сказка о детях, рожденных от большой любви. Сказка об узах, которые стоит пронести через всю жизнь. Но эта сказка не имела счастливый финал. Рома завел мотор, закончив свои мысленные рассуждения. Стрелка спидометра стремительно ползла вправо и в какой момент Бас отпустил руль, отпуская и свою жизнь. ***  — Давай уедем, — глухо попросила Катя Марка, — в другой город, в другую страну. Я не могу так жить, Марк, я схожу с ума! Здесь все дышит ею, здесь везде была она!  — Хорошо, — посеревший от смерти Вари Марк прижал Катю к груди, чувствуя назревающую истерику. — Улетим. Улетим с тобой в Америку… И детям легче будет адаптироваться к новой жизни… С трудом успокоив жену, Марк подошёл к окну. Прошёл месяц со смерти Вари и весь этот месяц Москва была захвачена свирепыми дождями, бурями и грозами. Даже птицы не летали. Похоже, что Ромино проклятье сбывалось. Все узнали, что жизнь Варвары Грач была бесценна.