Свои причины

      - Дочка, собирайся скорее! Ты опоздаешь на собственный выпускной! – взволновано подгоняла из соседней комнаты мама девушку. Женщина знала, что этот чудесный день ее дочери омрачало отсутствие рядом ее любимого, который к тому же лишен возможности присутствовать на таком важном в жизни для каждого молодого человека событии из-за нее. Маме Эмили омрачить этот день не могло, казалось, уже ничего. Ее кровиночка сегодня будет блистать на выпускном балу, закружится в воздушном танце в светлой огромной зале под светом десятков прожекторов и под прицелом сотни завороженных глаз. Мать рисовала себе эту картину в своем воображении уже как последний год.       - Иду, мам! Я почти готова, - в дверях, переминаясь с ноги на ногу, появилась молодая девушка в синем струящемся платье со шлейфом и вырезом на юбке до середины бедра, местами имитирующем перья павлина нежно-лавандового оттенка. Волосы были собраны в объемную косу типа «колосок», выходящую на правое плечо девушки, на ногах красовались темно-синие лодочки, а в руках она держала маленький сиреневый клатч, созданный по знакомству известным в узких кругах парижским дизайнером.       - Какая ты красивая, доченька! – мама оторвалась от расчесывания своих волос и прикрепила к платью дочери брошь. – Нам пора выходить, дорогая.       Семейство вышло из дома. Мать, как генерал, уверенно шла вперед, держа под локоть уже сутра замученного мужа, чуть позади плелась Эмили. День обещал быть чудесным. Казалось, сама природа благоволила незабываемому событию. Солнце начало свое движение к горизонту, опаляя небо яркими оттенками красного и желтого, легкий ветерок нежно касался щек взволнованной девушки, а на улицах было непривычно тихо, что не позволяло отвлечься от грустных дум. Она так мечтала об этом дне, часами представляла себе, как распахиваются двери, и она входит в зал, все взгляды устремлены на нее, а под руку Эмили держит его. Как же ей не хватало сейчас ощущения теплых рук, лежащих на талии, робкого прикосновения губ к своей щеке Габриэлем Агрестом, парнем, который навсегда завладел ее сердцем.       Она приподняла небольшой шлейф и аккуратно села в машину.       Эмили не представляла, что арендованный школой местный театр для проведения выпускного может вместить столько народу. Еще перед входом стояли толпы красиво одетых молодых людей, которые смеялись и оживленно о чем-то болтали. Внезапно девушка почувствовала, как веки становятся влажными, глубоко в груди что-то сжалось, а ноги перестали слушаться. Все, что занимало ее мысли - это как любовь всей ее жизни сидит в своей комнате, один, печальный и всеми оставленный, даже ей самой. Ей казалось, что она предает его одним своим присутствием на этом празднике жизни. С огромным усилием она подняла колено, чтобы подняться по лестнице, потом второе и ступила на мраморный пол.       Присев в зале на обтянутое бархатом кресло, Эмили принялась ковырять каблуком растянутую специально для выпускного безвкусную ковровую дорожку под ногами, намеренно пытаясь проделать в ней рваную дырку. Желание испортить здесь что-нибудь и желательно чье-нибудь лицо, например, Марселя, стало невыносимо сильным, когда на сцене началось нудное действие. Директор школы, учителя, выпускники прошлых лет – все говорили и говорили заученные речи, кто-то пускал скупую слезу, а в перерывах звукарь местного разлива включал помпезную музыкальную заставку. Настала очередь получения выпускных документов и каждый (!) ученик должен произнести небольшую речь. «Да кому такое в голову может прийти, чтобы 70 человек толкали пусть и небольшую речь со сцены! К моменту начала танцев, виновники торжества в лучшем случае покроются слоем многолетней пыли, а в худшем придет пора оформлять документы на получение пенсионных отчислений». - Эмили! – девушка почувствовала на боку чей-то локоть. – Эмили, твой выход. Ты не слышишь? Не позорь меня – мать нервно подбивала дочь подняться с места и выйти на сцену, сказать заранее заготовленную речь и взять документы. «Не. Позорь. Меня» - эхом отдались в голове слова матери. Вот, о чем та думает сейчас: как семейство будет выглядеть в глазах окружающих! – прищурившись девушка кинула беглый взгляд на маму и резко встала из кресла. Она не думала, что необходимо демонстративно грациозно передвигаться и кидать смущенные улыбки в сторону одноклассников – ей необходимо взять чертову бумажку и покинуть сие мероприятие как можно скорее. - Школа многому нас всех научила! – Эмили схватилась мертвой хваткой в микрофон, говорила резко и громче, чем того требовали приличия. – Она преподала главный урок, что мир несправедлив. Всем заправляют толстосумы, сидящие на важных постах! – Ее голос дрожал. - Они решают, кто прав, а кто виноват. Они думают, что могут распоряжаться чужими судьбами и распоряжаются ими! – Ее колени отбивали почти ритм. – Они даже решают, кому прийти на главный праздник в школе, а кому нет. – Она кинула взгляд полный ненависти на директора и сидящего рядом Марселя. – А если ты не сидишь на высоком посту, не имеешь много денег или влиятельного родственника, то ты пресмыкаешься. И есть один шанс вырваться из порочного круга – говорить то, что хочешь, заниматься тем, что ты любишь, быть с теми, кто дорог и не жалеть о том, что ты делаешь. Потому что в момент, когда ты это делаешь у тебя есть на это причины и на этот момент – это единственно верное решение. И сейчас я желаю вам всем удачи, искренне! А сама принимаю единственно важное на данный момент решение – я ухожу с этого праздника жизни!       Девушка почти выхватила аттестат у опешившей королевы балапрошлого года и стремглав понеслась по проходу в сторону выхода. В глазах матери застыл жгучий ужас. Отец Эмили, не произнеся ни слова взял жену за руку и вывел ее из зала.       Ещё никогда Эмили не бежала так быстро, от волнения виски пульсировали, на шее пробивалась предательская жилка, зрачки расширены, как при воздействии сильных психотропных веществ. Такой шалости в ее жизни еще не было. Однако ее не покидало ощущение правильности всего происходящего. Голова отключилась, но ноги сами привели туда, куда нужно, туда, где уже была припрятана частичка ее души. Она подошла к знакомому белому высокому забору и осторожно позвонила в звонок. Пара минут, которые никто не подходил казалась вечностью. Отчего-то думалось, что никто уже не выйдет, может он ушел, сомнения кричали, что вдруг она разрушила в пух и прах отношения с близкими напрасно, ведь мать точно не простит ей такой выходки. Она запрет ее на высокой башне, выроет снизу ров, посадит в основание огнедышащего дракона со зловонным дыханием, чтобы никого не впускать и не выпускать из заточения, а кормить будет печенью и гороховой кашей на протяжении столетия, чтобы мучения дочери было совсем невыносимы.       - Эм? – мысли о том, как убить дракона, прервал взволнованный любимый голос. Было ощущение, что Габриэль спал, но таким милым она не видела его никогда, и влюбилась бы еще сотню тысяч раз в такой нежный и взбалмошный образ. Услышав нервный стук в дверь, парень никак не ожидал увидеть на пороге свою девушку. Он наспех надел стоящие рядом мокасины, примяв пятками задники, заправил наполовину в брюки мятного цвета рубашку, расстегнутую аж на четыре пуговицы у ворота, мигом взглянул в зеркало, проведя пальцами по волосам и откидывая их назад с жестом «И так сойдет!», и поплелся открывать незваному гостю. Эмили напугала его ни на шутку, она выглядела возбужденно, в изумрудных глазах таилась животная дикость, но только он, ее половинка, мог разглядеть в них печаль. Она набросилась на его шею, больно вцепляясь пальцами в спину, уткнувшись носом в льняную рубашку, - «Я так скучала…» - шептала девушка на ухо.       Спустя несколько секунд ничего не понимающий Агрест сомкнул затекшие ото сна пальцы за спиной своего сокровища и прильнул к ее губам своими, не углубляя поцелуй, но прижимаясь достаточно, чтобы девушка поняла, как она дорога. Он мечтал раствориться в ней, слиться в единое существо, ему было мало одного прикосновения, он жаждал сплетения тел и душ, а в голову лезли мысли, о которых не стоит знать ее родителям. От непристойных дум его отвлекло обжигающее что-то в области солнечного сплетения. Он отодвинулся от девушки и посмотрел ей на грудь. Она недовольно хмыкнула и вопросительно вскинула бровь, а во взгляде читалось «Агрест, почему ты перестал меня целовать?». Ещё секунду он пялился на грудь девушки, от чего на щеках той зарделся румянец, а потом Габриэль приложил свою руку поверх броши Павлина, с удивлением обнаружив, что та нагревается. Также быстро, как брошь нагрелась, мгновенно она потеряла тепло. «Возможно, показалось», - подумал Габриэль, снова сжимая в объятиях Эмили. Спустя минуту объятий он пригласил взволнованную девушку в дом.       Сначала молодые люди сидели на кухне, парень заварил две чашки ароматного травяного чая, и блондинка в красках, размахивая руками как итальянка рассказала, что она вытворила. На лице Габриэля застыла гримаса ужаса, пальцы зарыты в светлые локоны, лоб с глухим стуком опустился на массивный деревянный кухонный стол: «Ее мать меня приговорит, а отец приведет приговор к исполнению! Так, чтобы собрать вещи нам потребуется минуть пятнадцать, для Эмили возьмем пару комплектов сестры и ее косметику. Если сейчас на нас объявлена охота и преследователи близко, то можно прорыть тоннель под домом и отсидеться там, пока никто не уйдет». – Глаза Агреста забегали, анализируя ситуацию и дальнейший план действий.       Конечно, Эмили со свойственным ей артистизмом приукрасила рассказ, но парень-то об этом не знал…       Девушка говорила и говорила, а Габу оставалось только охать и ахать в ответ на ее восклицания. Он смотрел на нее, не отрывая взгляда, в ней было привлекательно все: ее жемчужные волосы, уложенные в уже растрепавшуюся косу, живые изумрудные глаза, острый подбородок и немного угловатая стройная фигурка. Ее голос завораживал, любая самая дикая мысль, которую она ему озвучивала была, как аксиома, им принята, он только смотрел, как его мечта наяву смешно машет руками и, вроде бы, говорит что-то о выпускном балу и о том, как вынашивала план, чтобы съездить напоследок по морде Марселю. Он не заметил, как ее слова начали гулом раздаваться в ушах, и смысл перестал доходить до адресата.       - Габ, - осторожно промолвила Эмили, проведя ладонью перед лицом своего парня, что не возымело эффекта. – Габриээль! – Она повторила свой жест!       - Габриэль Агрест! Если ты сейчас же не вернешься в реальность, я тебя на оборочные ленты порежу и коллекцию одежды с этими элементами выпущу под своим брендом, чтоб тебе обидно было!       - Что…а….Я задумался, прости! Ты решила выпустить свой бренд?       - И с какого момента ты перестал меня слышать? – Эмили покачала головой в стороны, отказываясь верить, что этот негодяй ее не слушал, глаза округлились, щеки зардели алым, а ноздри порывисто раздувались.       Это был фиаско. Главной жизненной необходимостью в жизни его девушки помимо его объятий, конечно, были слушатели и зрители. Она актриса, и отсутствие заинтересованности публики выводило ее из себя. Однажды ранее он уже видел, до какого состояния это доводит Эмили. Тогда несколько лет назад Натали Санкер призналась Габриэлю в своих чувствах, а тот ее отверг. Она ходила бледная, как вампир, плечу осунулись, а щеки впали. От отсутствия еды и сна появилась рассеянность. Эмили как раз вернулась из Парижа с мамой и оживленно уже как минут пятнадцать рассказывала подруге про поездку. Та в ответ улыбалась и кивала головой, хотя мысли улетели далеко в космос, болью в груди отзывался голос блондинки – именно собеседница была причиной холодности Агреста. Когда Эмили прознала, что подруга не слушает, то развернула тираду о дружбе на полчаса с криками, слышными в соседнем квартале, складыванием в чемодан и раскладыванием назад сувениров, слезами и соплями. Это был театр одного актера – Эмили пока еще не Агрест. Тогда блондину это нравилось, сейчас он сам попал под обстрел. Поняв, что пахнет жареным, Габриэль выкинул сразу на стол козырного короля, которого не было в тот момент у Натали Санкер, и быть не могло. - Я засмотрелся на тебя… Прости… Ты такая удивительная, такая красивая! – Он нарочито медленно произнес последнюю фразу, голос стал томным и соблазнительным. Он коснулся ее щеки внешней стороной ладони, очерчивая длинными пальцами линию скул, пылание гнева на щечках сменялось на глазах румянцем смущения. Он провел линию от лица к шее, затем ключицам, спуская с изгиба плеч легкую бритель синего платья, сшитого по его эскизам. Ее дыхание участилось, и она прикрыла глаза от неиспытанного никогда ранее волнующего чувства прикосновения теплых рук. Конечно, они обнимались сотни раз, но никогда при этом любовь всей ее жизни не дотрагивалась до нее так трепетно и его томный низкий голос… Каким же был его голос в этот момент! У нее снесло крышу. Она подняла веки, пронзительно взглянула глаза в глаза, обхватила его запястья ладонями, положив большие пальцы в место, где прощупывался пульс и произнесла то, чего ей больше всего на свете хотелось. «Я хочу стать Эмили Агрест! Женись на мне!»