***
Путь до школы занимал слишком много времени, поэтому в первый день до здания младшей школы меня подвозили. Я с трудом уговорила водителя высадить за квартал до самого учебного заведения, чтобы не привлекать лишнего внимания раньше времени. С грустью проводила взглядом группки веселящихся детей, привычно позволяя чувствам мелькнуть на лице, чтобы позже спрятать их под уже ставшую родной маску безразличия. Будучи островком одиночества на пути к зданию школы я могла рассматривать всех открыто, несмотря на то, что правила говорят этого не делать. Немного отпускать контроль над собой в таких толпах было даже приятно. Ведь так можно было почувствовать себя обыкновенной девочкой, а не наследницей крупного состояния с безупречными манерами, оценками и поведением. Как жаль, что такой случай выдается не часто… Мое внимание занимали в основном мои одногодки, которые, как и я, были готовы перешагнуть порог школы и примерить на себя звание учеников. Но мой взгляд задержался не на будущих подругах и даже не на красивых старшеклассниках, проходя мимо которых, девушки игриво хихикали себе в кулачки. Несмотря на все вбитые в прямом смысле манеры и нормы, меня привлек совершенно противоположный всем правилам приличия человек. Благодаря ярким красным волосам этот мальчик выделялся из толпы и привлекал к себе внимание всех вокруг. На фоне нежно-розовых лепестков сакуры его внешность выделялась ещё больше. Худые плечи, обтянутые фирменным пиджаком, были тоскливо опущены, из-под прямой челки закрывавшей брови, смотрели уставшие глаза. Шорты, такого же цвета, что и пиджак, входящие в мужской комплект формы, ещё сильнее выделялись по сравнению с бледной кожей ног и белым пластырем на заклеенной коленке. В голове сразу возникла мысль, что, несмотря на свой яркий внешний вид, мой сверстник не выглядел задетым отношением других детей к себе. А постоянные смешки и косые взгляды в его сторону были заметны даже мне, видевшей эту картину впервые в жизни. После того как мы выслушали приветственную речь директора и расселись по классам, стало понятно, что мальчик, привлекший моё внимание, учится в параллельном классе. Обладателя запоминающейся внешности я могла увидеть разве что на переменах и совместных уроках.***
Перед первым уроком физкультуры я была как на иголках. Никак не могла сосредоточиться на занятиях и постоянно кидала взгляд на часы, висящие на стене в кабинете. Желание поскорее увидеть его заставляло переодеться самой первой и бежать на стадион, на котором у нас должен был быть урок. Но из-за вбитых правил приличия мое волнение выдавали только чересчур резкие движения, за которые я сама себя корила. Проделав небольшую дыхательную гимнастику, чтобы немного унять волнение, я направилась на выход из раздевалки. Присоединившись к группке своих одноклассниц, обсуждавших новую серию какого-то аниме, не спеша дошла до футбольного поля. Из-за картины, возникшей перед глазами, возникло сильнейшее чувство дежавю. Нежно-розовые лепестки кружились в воздухе и, танцуя свой неведомый танец, опадали на землю, украшая собой другие предметы. Контраст между лепестками, казавшимися белыми на фоне малиновых волос, завораживал. Всё та же поза, взгляд из-под челки, направленный на… меня? Я старалась незаметно восхищенно (или смущенно?) выдохнуть и не обращать внимания на внимательный взгляд, сверлящий затылок. Прозвенел звонок на урок, и учитель, представившись, дал команду разбиться на пары. Не успела я повернуться в сторону знакомых лиц, как моя ладошка была схвачена в плен чужих рук. Громкий звонкий голос из-за спины пропел, растягивая гласные: «Пойма~ал». Быстро развернулась и почувствовала, как перехватывает дыхание от пристального взгляда красных глаз. Я невольно выдернула запястье, будто прикосновения мальчика обжигали. На лице напротив расползлась жестокая усмешка, никак не подходящая детскому лицу. — Ты тоже меня боишься? — он с интересом посмотрел на свои опустевшие руки и наклонил голову к плечу, поднимая взгляд на моё лицо. Сначала, растерявшись от такого беспардонного поведения, я растерянно всмотрелась в человека напротив. — С чего мне тебя бояться? Ты не сделал ничего плохого, – я пыталась не рассматривать его так открыто, но заметила, что глаза и волосы у него практически одного цвета, только радужка немного темнее и… — Что с моими глазами? — выражение его лица поменялось на заинтересованное. Богатая мимика заставила теряться с ответом, и лишь спустя несколько мгновений я поняла, что сказала это вслух. Осознание накрыло с головой и к щекам предательски прилила кровь от смущения. Заинтересованность сменяется восхищением? Я ещё сильнее потерялась в догадках. А меня тем временем хватают за руки и начинают раскачивать их из стороны в сторону, при этом растягивая «Мила~ашка». Хмуря брови с непониманием, я посмотрела на наши сцепленные руки, ведь мне нельзя так себя вести, но так хочется… Шокированная данным открытием, я выдернула руки во второй раз и отвернулась, чтобы собраться с мыслями и успокоить эмоции. Взгляд соскользнул на ладошки, которые ещё хранили тепло его прикосновений. Встряхнув головой, чтобы выкинуть такие мысли из головы, я пропустила момент, когда на плечо внезапно приземлилась чужая голова и на ушко повторила свой вопрос. Испуганно вскрикнув и отскочив в сторону, я прижала ладони к бешено бьющемуся сердцу. К нам поспешил учитель и поинтересовался, всё ли в порядке, переводя взгляд с одного на другого и останавливая свой взор на мальчике. Мужчина развернулся к нему всем телом и, грозно хмуря брови, приготовился отчитать первоклассника, даже открыл рот, но я опередила его: — Извините! У нас всё хорошо, просто я увидела большого жука и испугалась, — сказала я, довольно удачно изображая вежливую улыбку. Лицо мальчика приобрело удивлённое выражение, но стоило учителю перевести взгляд на него, как тот сразу начал улыбаться и кивать, рассказывая какого именно цвета и размера был жук. Вдруг стоящие рядом одноклассницы, прислушивающиеся к нашей беседе, начали махать руками перед лицом и кричать, как они испуганы страшными жуками. Одноклассники же, почувствовав возможность подшутить над девчонками, начали по очереди кричать, что видят этого самого жука! На поле начался хаос, тут и там девочки сталкивались между собой, вереща так, что закладывало уши. Учитель пытался всех успокоить и со звонком с урока ему это удалось. На моем лице против воли расползалась широкая улыбка, которую я пыталась спрятать за ладошкой. Но мальчик, повернувшись ко мне, всё равно её увидел, и на его лице тоже появилась широкая улыбка. Заметив его желание подойти ко мне, я двинулась в сторону выходящих с поля одноклассников, чтобы смешаться с толпой. Проходя мимо, я тихонько шепнула ему на ухо свой ответ на вопрос, прикрыв рот ладошкой. — У тебя очень красивые глаза, — и смущаясь собственных слов, ускорила шаг. После этого занятия мне стали понятны все шепотки в сторону мальчика, который по-прежнему оставался для меня загадкой. Мне хотелось узнать о нём больше, понять его манеру поведения, почему он ведет себя не как все. И я, наконец, узнала его имя — Сатори Тендо.***
Стоило только зайти домой, как рядом привычно появилась Йоко-сан и начала хлопотать вокруг. Помогая мне переодеться в домашнюю одежду, женщина стала расспрашивать о прошедшем дне. Хотя я уже давно пыталась донести до неё, что вполне могу и сама справиться с одеждой, она продолжала мягко, но твердо отклонять мои попытки быть самостоятельной. Няня была со мной, сколько я себя помню, и зачастую всеми своими домыслами и печалями я делилась именно с ней. С самого детства эти мягкие ручки с пухлыми ладошками ласково гладили меня по голове, пока никто не видел, расчесывали густые тёмные волосы и обнимали страшными тёмными ночами под грохот молний. Эта женщина видела все мои взлеты и падения, слёзы и улыбки. Именно Йоко-сан ходила со мной гулять на детские площадки, если мне, конечно, разрешали это сделать, провожала до садика и встречала из него, успокаивала, если снились кошмары, учила читать и писать. Рассказывала она и о правилах, но не в сухом и сложном виде, как это было написано в книгах, она объясняла, почему делать надо именно так и никак иначе, и все сразу запоминалось. Йоко-сан воспитывала и растила меня как собственную дочь, потерю которой она хотела заглушить заботой обо мне. А я, будучи ребёнком, тянулась к ней, чтобы получить любовь, которую не чувствовала от собственных родителей. Испытывать большую привязанность к няне, чем к родителям неправильно, но… Мысли о том, что правильно, а что нет, снова вернули меня к произошедшему на уроке физкультуры сегодня. Против воли из груди вырвался тяжелый вздох, и няня, поправляющая воротничок домашнего платья, конечно же, его заметила. — Мияко-сан, все хорошо? Вам не понравилось в школе? — Глаза цвета горькой карамели с тревогой смотрели на меня. — Нет, все было довольно интересно, но… — я запнулась и закусила губу, размышляя, рассказывать ли о Тендо. Сомневаясь, вгляделась в глаза напротив. — Если вы ещё не готовы мне это рассказать, ничего страшного, к тому же не стоит заставлять ждать ваших родителей, — эти слова, сказанные с такой теплой улыбкой, устыдили меня. — Йоко-сан, — окликнула я женщину, приоткрывшую дверь в мою комнату и приготовившуюся перешагнуть порог, — если вас что-то очень сильно заинтересовало, но вы не уверены, что окружающие поймут этот интерес… как вы поступите? Или другой вариант: вы столкнулись с чем-то новым и очень интересным, но окружающие могут не понять ваш интерес, что будете делать? Наконец сформулировав вопрос неуверенно подняла на женщину взгляд и наткнулась на искрящиеся весельем глаза. — Думаю, маленькая госпожа сама для себя должна решить, что важнее: её интерес или правила рода. Но ответить на ваш вопрос я предпочту так: всегда нужно быть осторожными со своими желаниями, они имеют привычку сбываться. Хотя вашим родителям я бы не стала задавать такой вопрос. — Лукаво улыбаясь, няня распахнула передо мной дверь.***
Третий год младшей школы начался с приятного события — мы с Тендо попали в один класс. Два предыдущих года мы так и продолжали оказываться в одной параллели, но не классе. Тендо придумал выход из ситуации, он просто приходил и оставался в нашем классе все перемены. Положив подбородок на руки, мальчик терпеливо ждал пока я приготовлю все к следующему уроку, а потом хватал меня за руку и тащил куда-нибудь подальше от народа, чтобы рассказывать накопившиеся новости. Эмоции, вырывавшиеся из него в огромном количестве, заражали и меня. Я не могла не улыбаться, видя, как красноволосый мальчик, размахивая руками словно мельница, показывает мне приемы из волейбола. Но как только он замечал, что я улыбаюсь, сразу застывал на середине своего повествования и уходил в свои мысли. Улыбка пропадала с моего лица, а Тендо, схватившись за свои волосы, начинал бегать из стороны в сторону и бормотать что-то под нос. Наблюдая за своими одноклассниками, я находила всё больше различий между нами. Находясь в школе и общаясь со своими сверстниками, я не видела тех же строгих правил поведения. Они вели себя как обычные дети, не задумываясь над своим поведением. Веселились, если кто-то из учеников засыпал на уроке и, испугавшись громкого окрика учителя, падал со стула. Плакали из-за низких баллов за тесты или порванных гольфов. Боялись родительского гнева и того, что у них могут отобрать приставку. На их фоне я слишком выделялась всем: осанкой, маской вежливого участия на лице, всегда безупречным внешним видом и, самое главное, глазами. Мои глаза никогда не сияли счастьем и восхищением, в отличии от других детей. Они всегда оставались холодными, даже если на лице появлялась робкая улыбка. Но рядом с Сатори всё менялось, он как будто срывал с меня фарфоровую маску. Безумно красивую и дорогую настолько, что все остальные, завороженные этой красотой, не видели происходящего за ней. Не видели моих грустных глаз, смотрящих на беззаботно веселящихся детей, не видели желания так же поговорить ни о чём, не замечали небольшой хромоты из-за разодранных коленей от долгого стояния на стекле. И я хваталась, цеплялась всеми силами за этот лучик света, который согревал меня. Рядом с ним я могла побыть простой девочкой, а не наследницей клана, всегда чтящей традиции. Но одновременно с этим боялась того момента, когда сказка закончится, и у меня отберут этого странного паренька, как отбирали всё понравившееся до этого. Как отобрали во втором классе маленького щенка, которого мы с няней подобрали и выходили, как советовали, с кем именно общаться, чтобы в будущем иметь необходимые связи. Казалось, Тендо тоже чувствовал мою нервозность и старался отвлекать от грустных мыслей как мог. Приносил красивых бабочек и жуков на уроки, тем самым срывая их из-за визга одноклассниц и смеха одноклассников, рассказывал реакцию других детей на его выходки.***
Повинуясь медленному кивку в мою сторону, буквально чувствуя между лопаток тревожный взгляд мамы, я направилась в сторону двери из гостиной. За мной привычно засеменила Йоко-сан, но отец приказал ей задержаться. Стоило бы повиноваться и без промедления направиться в свою комнату, но интерес к однокласснику был слишком велик, чтобы сдаться просто так и отступить, как велят правила. Вот так, замерев под дверью столовой и стараясь не дышать, я услышала то, что не нужно было. И сразу стали понятны слёзы моей няни, её трясущиеся после моих наказаний руки. Каждое моё наказание было наказанием и для этой женщины. Каждый мой проступок оставлял след на спине моей няни. За мелкие прегрешения её били палками, а после моего дерзкого поступка просто выкинут из дома как ненужную вещь. И это все случилось из-за меня…. Стараясь идти как можно тише и сдерживая слезы, я дошла до своей комнаты. Вечером, когда уже было время ложиться спать, ко мне пришла мама. Это был, наверное, третий раз, когда она присутствовала в моей комнате. Присев на краешек моей кровати, она с тревогой всматривалась в моё лицо. Ласково погладив меня по голове, мама начала тихонько рассказывать о нашей семье, о так любовно лелеемых отцом традициях. — Дорогая, мы хотели, чтобы ты выросла прекрасной женой. Спокойной, вежливой, любящей своего мужа и почитающей родителей. Пойми, такие люди не могут тебе ничего дать, только загубить те ростки воспитанности, которые мы с твоим отцом взрастили. Каждая девушка рождена стать женой, а потом и матерью, чтобы продолжить род. На остальное не стоит обращать внимания, оно отвлекает тебя от главной цели. Размышления о роли женщины в большом и страшном мире продолжались до того момента, пока мама не спохватилась, что слишком поздно, а мне нужно рано вставать в школу. Как только дверь закрылась, я вскочила с кровати и начала метаться по комнате в поисках ответа. Непогрешимость в следовании правилам была подорвана окончательно и бесповоротно. Во мне слишком долго зрела обида на несправедливость в отношении меня. Это началось ещё с самого раннего детства, когда я прибегала к родителям с желанием похвастаться успехами, а меня грубо выставляли за дверь. Йоко-сан пыталась как-то сгладить эти углы, но детская обида была сильнее. Ни мои достижения, ни успехи никак не могли повлиять на благосклонное отношение отца. Самым главным минусом, обнуляющим все плюсы, зарабатываемые мной, было то, что я родилась девочкой. Следовательно, не могла возглавить детище отца — его компанию. Меня можно только выгодно выдать замуж, чтобы приумножить богатство семьи и поставить во главе компании выбранного отцом человека. Отец даже не скрывал планов на меня, считая, что я, выросшая с этой мыслью, буду думать, что именно ради этой цели и рождена на свет. Всё это крутилось в моей голове после ухода мамы. Нет, в эту ночь я твёрдо решила называть её матерью. Лишь под утро мне удалось задремать со слезами на глазах и решением моей проблемы в голове. Вырвал из дремы незнакомый голос, зовущий меня по имени: — . -сама! Мияко —сама? Вы опоздаете в школу. Я помогу вам одеться, зовите меня как считаете нужным, к примеру Йоко-сан. Это была не моя няня, а совершенно незнакомая женщина. Тёмные волосы, припорошенные сединой, стянуты в тугую шишку на затылке. Худая, как палка, по сравнению с пухленькой Йоко-сан, они были совершенно не похожи. Одетая в традиционные одежды, она взирала на меня своими светло-зелеными глазами с нескрываемым презрением. — Давайте я помогу собрать вам вещи для поездки, — поджав губы, женщина осмотрела мои растрепанные после сна волосы, покрасневшие от слёз и недосыпа глаза, и ещё больше скривила губы. — Поездка, куда? Разве мне не нужно в школу? — после бессонной ночи голова раскалывалась и отказывалась работать по назначению. — Присаживайтесь перед зеркалом, сначала причешемся и переоденемся, потом займемся чемоданами. Я присела на указанный пуфик и перевела взгляд на зеркало. В нём отражалась миниатюрная девочка девяти лет, с темными волосами до плеч, находящимися в легком беспорядке. На фоне бледной, фарфоровой кожи ярко выделялись аметистовые глаза с покрасневшими от полопавшихся сосудов белками. За моей спиной возвышалась моя новая няня, хотя она мне больше напоминала надсмотрщика в тюрьме. Взявшись за расческу и проведя пару раз по шелковистым волосам, она наконец ответила на мой вопрос: — Вас в срочном порядке перевели в младшую школу-пансионат для девочек. «На первом месте там всегда стояла дисциплина», —довольно прищуренные глаза сказали мне куда больше, от чего я сильнее напряглась. — Контракт на обучение заключен до конца начальной школы, так что в школе вы пробудете 4 года. На лето группы особенно успешных учениц вывозят заграницу на отдых. Поэтому с вами соберем только самые необходимые вещи, всё остальное либо выдадут, либо можно будет докупить при необходимости. Широко открытыми глазами я наблюдала за всё более увлекающейся своим рассказом о пансионате женщине. Пристально наблюдая за ней через зеркало, я, наконец, поняла, что мне напоминал цвет её глаз — пожухшую траву. Впереди были долгие четыре года перед встречей с моим лучиком тепла, а то, что она будет я уже решила. Главное, не перегореть как эта женщина, закрепляющая заколки в моих волосах. Я вернусь, обещаю, Сатори Тендо….