Эти глаза...

За одни глаза тебя б сожгли на площади, потому что это колдовство

      Слепой знал в лицо и по голосам всех обитателей дома. Никто не отказывал Хозяину, если он желал «посмотреть», водя вибриссами своих пальцев по лицам и рукам других, населявших Дом. То, что не могли сообщить ему собственные ладони, тягучим тембром дополнял Сфинкс. Конечно, как выглядели Ящики или могильные членистоногие его не интересовало. Как, впрочем, и внешность Акулы — морщинистый бородавчатый сморчок (в пояснениях Сфинкса), Шериф — много шума из ничего или, например, Крёстная — ходячая восковая фигура. Но в последнее время Слепого стал мучить один навязчивый вопрос.       Он знал и помнил Лося. Помнил его запах и тепло, спокойный голос и большие ласковые руки, чувство абсолютного спокойствия и безвременья, которое укрывало его с головой, даже если он всего лишь стоял рядом. Слепой старался пореже доставать эти осколки воспоминаний из своей памяти, ощущая, что с каждым просмотром они тускнеют, покрываются мутной плёнкой и перестают остро и мучительно переживаться так, как это было раньше. Время лечило насильно. Против воли и желания исцеляемого.       Из взрослых в Доме только Чёрный Ральф помнил, кто такой Лось. И вот, как выглядел этот единственный помнящий, Слепой не знал. И в какой-то момент его стало прямо-таки физически мучить это незнание.       Забредя в родную спальню, Слепой уселся рядом с читающим учебник Сфинксом и спросил:       — Как выглядит Р Первый?       — Прекрасно, — пробормотал Сфинкс, погружённый в дебри неорганической химии. Вожак отобрал книгу и, встряхнув друга за колено, уточнил:       — Я серьёзно. Как он выглядит?       Большая Кошка воззрилась на незрячего изумрудными глазами:       — В связи с чем такой несвоевременный интерес?       Табаки, Македонский с Толстым и Горбач, вернувшиеся с прогулки, принесли привычный шум в тихую спальню.       — О чём толкуете? — спросил Шакал, перелезая на лежбище и начиная раскладку своих сокровищ: желудей, листиков и жучков.       — Да вот, вожака вдруг озаботила внешность нашего воспитателя.       Шакал всплеснул руками и, сотворив фейерверк листвы, возбужденно заверещал:       — Иди сюда, Слепой, кого ты спрашиваешь? Человека без художественного восприятия, скучного, как бильярдный шар. Иди ко мне, звезда моя, я тебе всё сейчас расскажу, — Табаки завозился, отложил свой мусор, жестом попросил у Мака кофе, вздохнул и начал. — Он чёрный. Чёрный, как пиковый туз, и страшный, как смертный грех,       — Шакал содрогнулся в сладострастном восторге предвкушения.       — Негр? — изумленно выдохнул Слепой. — Да ну, бля!       — Тьфу, Слепой! Он чёрен сердцем, — заплевался Табаки. — Господи, это твоё тлетворное влияние — Сфинкс. Друг подобен другу своему. Пустыня, сушь, каракумы — никакого воображения и эстетического восприятия. Для кого я стараюсь?! Мечу бисер!       — Одежда у него тоже чёрная, — вставил свои пять копеек Горбач, — и волосы.       — Да-да, — согласился Табаки. — Форма отражает содержание, естественно. Душа — потёмки, и одет он во тьму египетскую, — закатил глаза и сбился на песенный режим Шакал. — Демоны и шайтаны сидят на плечах, вводя во гнев и разрушение…       — А глаза какие? Какого цвета? — перебил Слепой. — Он красивый? Шакал заткнулся на вдохе. Сфинкс стукнул ногой по общей кровати, чтобы привести беднягу в чувство.         — Красивый? Глаза? — переспросил Табаки. — Это тебе надо Папу Птичьего спросить, они там, говорят, с Ральфом всяко разно близко общались, — недовольно пищал он, уворачиваясь от топчущих кед и скоро переползая к другому краю. — Но-но, без ног, котище, постучи лучше в стену, позови желтоглазого.       Слепой обращает застывшие лужицы глаз на Сфинкса, ожидая его пояснений. Тот, сделав кружок по комнате и сев на прежнее место, вздохнул:       — Карие, наверное, что-то я не знаю, не смотрел.       — Так сходи посмотри.       — Это что, приказ? — недовольно проворчала Большая Кошка. — Для начала пойдём лучше Стервятника спросим. Если вдруг на тебя так напёрло.       — Только вы это… того, — смущённо сказал Горбач, оглаживая перья Нанетты, — аккуратней. Стервятник очень не любит, когда трогают его… — и, окончательно смутившись, Горбач начал что-то искать в шкафу.       — Его Ночную Птичку, — нахально закончил Табаки, выглянув из-под защиты подушечного вала.