Vivat, Veronica!

Вздрагивает, стоит двери захлопнуться; стоит спиной и знает – она вернулась. Но боится повернуться: ему до сих пор кажется, что всё это нереально, что всё это – просто его затянувшийся личный кошмар, а он никак не может проснуться. Просто потому что… привык, потому что необходимо о ком-то заботиться. Эшфорд сжимает кулаки, тяжело выдыхая, смотря куда-то в пол. Наверно, он смотрится по-дурацки нелепо: в этом тёмном парике цветом её волос, в красной куртке прямо как у неё, с украшениями - любимыми браслетами - на запястьях, которые бережно хранил в шкатулке, которые дарил ей, чтобы… не было вот так. Альфред знает: он виноват, он отпустил её, хотя разум кричал категоричное «нет». Её брат убил его сестру, он должен был поступить с ним также, но почему-то решил сыграть по-другому: обмен – человек на жизнь. Важна ли разница? Старший Редфилд, наверно, проклинает его последними словами, но тогда почему?.. Почему она вернулась?.. Эшфорд прокручивает любые возможные варианты в голове, но не может взяться хоть за одну правильную нить: он болен, и она прекрасно об этом осведомлена; хотела сбежать первое время к брату, делала всё, чтобы свести с ума и дать понять: навсегда одинок. А потом… Потом были жаркие поцелуи, громкие стоны и прикосновения кожа к коже – воедино, наконец, чёрт побери, вместе. А потом он отпускает: она ведь тоскует по брату. И возвращается в страшное былое: четыре стены особняка окружают его, держат как в клетке, и он не видит выхода. Альфред задыхается, чувствуя, как петля саморазрушения затягивается вокруг шее; всё пытается выкарабкаться, но без неё – практически невозможно. Поэтому он сидит в её комнате по вечерам, повторяет макияжем контур её лица и смотрит в зеркало, и повторяет: я так скучаю. А потом кулак летит по прямой; каждый день в его особняке новое трюмо. Он не думал, что она действительно вернётся; она так любила брата, жившего далеко за островом, и Альфред считал, что она останется там, навсегда сбежав от безумца, державшего из последних сил влияние дома Эшфорд. Вернулась, вернулась… Он до сих пор не может этого принять. И говорит тихо, себе под нос, но знает – она слышит: - Ты ведь знаешь, как я отношусь к тебе, - вздыхает; признание бьёт раскалённой спицей. – И… мне тебя не хватало. Не любовь – чистая привязанность, наркотик, необходимый, наверно, им двоим, но больше – ему самому. С иглы не удаётся слезть, но он получает новую, совершенно мощную дозу, когда она подходит к нему и обнимает крепко со спины, кладя голову ему на плечо. Наверно, весь его мир вновь начинает собираться по кусочкам в целую картину. Его пальцы мягко гладят её руки. Она принимает его таким, какой он есть: со всеми его странностями, со всеми фетишами и его желанием быть ей преданным до самой смерти. Потому что он только к ней испытывает такие ненормальные чувства. - Я больше не уйду, - говорит она, и он выдыхает, зная, что это – правда. Для них двоих. Её красавица. Его чудовище.