Vivat, Veronica!

Стив кричит не своим голосом, когда зажимает спусковой механизм револьверов: пули закрученной кометой летят в тело монстра - нет, отца. Кровавые капли взрываются красным фейерверком, на порванной рубашке выступают цветками, и мутированный, смотря на него как-то… - с сожалением и пониманием?.. - замертво падает. Как и пушки, оставляющие особые ожоги: не на коже – где-то внутри. Стив падает на колени, не в силах что-либо сказать: мир, раньше существовавший яркими красками, теперь делился на чёткое чёрное и белое – середины серого просто нет. Бернсайд смотрит: на человека, которого он убил, на свои руки и ощущает, что его раскололи: как фарфоровую копилку, из которой вместо монеток покатились слёзы. И Стив рассказывает: о том, что знал, но не хотел принимать правду, что чувствует, впервые встретившись с призраками прошлого, отрезая себе путь на дальнейшую нормальную жизнь… Его самый страшный кошмар сбывается: Бернсайд теперь сирота, и он – палач своего отца. Убийство передаётся из поколения в поколение: мистер Бернсайд убил свою жену, его сын оплатил ему той же монетой. Клэр присаживается рядом; хочет поддержать, дотронуться до плеча, но… решается не делать этого. Просто молчит и слушает его рассказ, прекрасно понимая, что у Стива на душе. Бернсайд просто говорит, даже не делает паузы – выливает на неё водопадом информацию, а она молча проглатывает. Кивает в такт, поддерживая, но на деле всё иначе: сейчас, мысленно называя себя эгоисткой, Редфилд думает не о горе Стива, а о своём брате… И надеется, что его она найдёт живым.