Vivat, Veronica!

Боль от утраты – она психологически не справляется: разум раскалывается на две личности, вытесняя настоящую: погибший встаёт на законное место живой. Сама не помнит, как давно начались эти изменения: как покрасила волосы в тёмный цвет, коротко подстригшись, как начала курить дешёвые сигареты - потому что он так делал, - как начала вести себя подобно человеку, который был для неё единственным близким и родным. Который оставил её с психологической травмой. Как удобно, что их инициалы совпадают. Клэр не отказывается от имени, но всё больше напоминает себе Редфилда-старшего: даже в особых мелочах, когда крутит в пальцах нож или стреляет, зажав в зубах тлеющую сигарету. И как другой смотрит на неё… с каким-то пониманием, сожалением. Он сам лишился сестры, сам построил себе вторую личность в голове… И тоже не смог смириться. Даже когда узнал, что он - не Алексия, но и она - не Крис Редфилд. Оба – никто. И когда Альфред целует её, то ощущает привкус этого дрянного табака. Ему жаль, что она отстригла волосы, но он принимает её всю: неважно: новая или старая – главное, что вместе, главное, что его. Эшфорд берёт её лицо в ладони, всматривается в эти уставшие глаза и шепчет, что не бросит, что понимает, каково ей – жить с двумя личностями в голове. Безумцы: они отыгрывают чужие роли. Клэр мнёт подолы его платья, наваливаясь сверху; они уже давно ко всему привыкли. Она тянет нижнюю губу, прихватывая зубами кожу, носом водит по шее, наслаждаясь его стонами. И отрывается, лишь бы задать вопрос: - Ты будешь моей Алексией? Альфред кивает. - Я навсегда твой, Крис. И возвращаются в свои больные психологические игры. Круговорот неизбежности. Но теперь это их жизнь. Одна на двоих. Одна на четверых.