Vivat, Veronica!

- Почему она хотела убить меня? – пауза в пару секунд – кажется, что затягивается в несколько часов; Крис достаёт сигарету, чиркает зажигалкой и затягивается: лёгкие обволакивает душный дым. – Разве я плохой брат? Редфилд хмыкает; и отворачивается, смотря на Клэр: та стоит под деревом, смотрит на развернувшийся внизу пейзаж, погружённая в свои мысли: она винит в себя в смерти юноши. Крис знает: в том, что случилось, нет её вины – она лежит на плечах того, кого он спас, кого желает передать в руки закону. Но изменит ли что-то арест или смертная казнь? Прошлого не изменить, мёртвых - по правилам - не вернуть назад. А подвергать их многочисленным страданиям – не выход. Крис стряхивает пепел, выдыхая сизое облако; на скамье сидит мужчина, почти что его ровесник - в какой-то из параллельных вселенных они могли бы быть братьями, - и плачется как малое дитя об ошибке, стоящей ему пятнадцати лет ожидания. Оправдались ли они? Редфилд снова затягивается: табак горчит во рту; и взглядом полосует Эшфорда, пытающегося совладать со своими эмоциями и понять, что жизнь – не вымысел; что всё за пределами базы иначе. Клэр, верно, ненавидит брата за то, что он спас убийцу её… Друга? Напарника? Парня?.. Убийца – всё равно как констатация факта; клеймо на всю жизнь. Редфилд кидает сигарету на землю, тушит её носком ботинка и тянется за новой в пачке; кажется, за последние несколько часов он выкурил почти всё. Пальцы нащупывают две палочки: одна для него, вторая… Он подходит ближе к Альфреду, предлагая ему курево. Это совершенно не вяжется с его аристократическим образом. По итогу: не соглашается – отрицательно качает головой. И Крис закуривает; и мысленно сообщает, что он тоже хреновый брат: все эти события, связанные с «Umbrella» затянули его в омут с головой; они настолько связали его по рукам и ногам, настолько сильно въелись в голову ядовитыми жалами, что всё вокруг попросту перестало существовать; даже Клэр он не смог написать пару строк, и поэтому она втянулись вместе с ним в эту войну. Редфилд подвергает и сейчас сестру опасности, но ей уже не выбраться из этого наркотика: принимать и сражаться, принимать и сражаться – и так по кругу. Кто тут плохой брат – ещё спорный вопрос. Альфред поднимает голову, когда Крис хлопает его по плечу: у него все глаза красные от слёз, а губы дрожат; Редфилд хмыкает, стряхивает пепел, подхватываемый ветром: большой ребёнок, потерявшийся в своём мире одиночества. Он пытался выбраться из этого омута, думая, что сестра кинет ему спасательный круг, но вместо этого – накинула на шею удавку. Редфилд даже не сомневается, что Эшфорд сожалеет о произошедшем. Но его судьбу уже будет решать закон. Крис встаёт, оставляя на сидении сигарету и зажигалку – может, так хотя бы придёт слабый мираж облегчения? - Ты нормальный брат, - бросает Редфилд, - просто с сестрой тебе не повезло. Эшфорд смотрит на него с какой-то каплей благодарности в глазах; и шёпотом - словно нет - отвечает ему: - Зато тебе повезло. Губы Криса приподнимаются в ухмылке; верно, ему повезло с Клэр, и он больше не оставит её, не подвергнет опасности. Альфред ждал сестру, хотел снова воссоединиться со своей семьёй, но он никогда ей не был нужен – только в качестве послушного раба. Только как марионетка, которую в итоге королеве хотелось выпотрошить и выбросить. Редфилд спас его, выстрелив вовремя в зеркало его утопии. Алексия всегда ненавидела брата. Просто по-хитрому использовала его в своих целях. Крис почти доходит до Клэр и оборачивается, услышав, как человек заходится кашлем: Альфред пробует сигарету – пытается вбить в голову, что он жив, что всё – настоящее, и его ждёт, возможно, трагичный финал. Он жил ради семьи; Редфилд тоже живёт ради неё, но отличия в том, что они все – разные. Но они оба братья – оба держатся за своих сестёр. Кто в прошлом, кто в настоящем и будущем; и в голове принимают заключение: они действительно плохие братья. И больше не допустят ошибок.