Vivat, Veronica!

Каблучками живой плоти цокает по металлу, облизывая губы в предвкушении; царапает стену массивными когтями, чувствуя возбуждение – предстоящий бой с уродливым птенчиком должен быть забавен: он не догадывается, что хищник – ставший сильнее и быстрее – уже рядом. А ноздри щекочет запах: человеческий, смертный, отдающий кислым душком, и вдоль спины, что в каркасе собственных костей, опасно выпирающих наружу, пробегают мурашки. Морфеус жаждет ему показать, во что он превратился; Морфеус жаждет узнать, каково это – убивать в новом амплуа. Походкой от бедра – даже будучи иным, совершенным, - не изменяет себе в привычках; шаг за шагом – цель близко. И Дюваль улыбается, замахиваясь длинными когтями, прорезая железную дверь, словно тонкий слой фольги, настигая новую любимую игрушку: враг в замешательстве, враг не контролирует эмоции – пальцы, державшие пистолет, дрожат, не веря; Морфеус хмыкает: ему повезло – не каждый перед смертью встречает воочию самого Бога. Электрическая волна выбивает свет: они одни, в темноте, и их участь давно предрешена. Но напряжение между ними сходит на нет: агент подготовлен и не желает уходить в мир иной – пытается выстрелить, но Морфеус - новый, такой красивый, - отшвыривает его в сторону, и человек падает, проезжает боком по ступеням; игрушке больно, но Дюваль не наигрался. Другой не сдаётся: пистолет направляет, пальцем нажимает на спуск, и несколько пуль летят бешенными насекомыми, и от них Морфеус отмахивается, будто от пылинок: тщетные попытки спасти свою никчёмную шкурку. Морфеус улыбается, прыгает на жертву, стискивает в смертельных объятиях, потираясь усовершенствованным обнажённым телом: грудью о его грудь, щекой об его колючую щеку, мурлычет, не в силах унять дрожь – электрические импульсы кружат голову, перемешивают действительность с его влажными мечтами. Брюс – игрушка – некрасивый; но за подпорченное настроение ему придётся заплатить. - Маленькая напуганная крыска, - зажимает его, пытающегося выбраться, и языком чертит влажную дорожку по виску, спускаясь ниже, целуя уголки губ; агенту мерзко и противно, на лбу выступает испарина, а Морфеус лишь наслаждается его потугами. Желанная игрушка… Ты будешь моим, - с уродским бесполезным оружием. И выбивает пистолет из рук; последняя надежда на спасение. Брюс под ним стонет, Брюс под ним выкручивается, а Дюваль бёдра его ногами держит, наклоняясь ближе, себя гладит по груди, всматриваясь в его ужасное лицо: подправить бы, да не хирургическими операциями; слабая-слабая игрушка – даже сопротивляться толком не может. Всматривается в его глаза, полные страха и ужаса: давай, птенчик, назови моё имя. - Морфеус? Послушный мальчик. Но за догадливость снова бьёт наотмашь; он кричит, извивается, и Морфеус смыкает руки на его шее, наблюдая за мучениями игрушки. Убивать – слишком просто; не сейчас, не в ближайшее время. И снова наклоняется, чтобы надоевшая блоха чувствовала горячее дыхание своей смерти. Дюваль думает, что смотрел бы на него так вечность: а потом бы превратил в совершенство – то самое, о котором грезил всю жизнь. Кем в итоге стал. Продолжает надавливать, но не выдерживает собственных грёз и впивается в его губы смертельно-ядовитым поцелуем: Брюс от неожиданности подпрыгивает на месте, собирается с последними силами, чтобы выбраться из-под Дюваля, но не рассчитывает остатки оной и валится обессиленно, несущий волнами текущих событий, а Морфеус интимной близостью его исследует, словно выпить хочет, разряды молний по телу пускает, перемешивая отвратительное с болью, неприятное с новыми ощущениями, притупляющими прошлое – безумие бьёт электричеством. Морфеус кусает его за нижнюю губу, наконец, дарует ему мнимую свободу, наблюдая созданное им, прирученное: игрушка временно сломалась – игрушка лежит без сознания. И Дюваль вытягивает руки-когти, нанося последний, решающий удар. Брызги чужой крови оседают каплями на новом красивом женственном теле. Несовершенству не место в этом мире. Морфеус Дюваль – совершенен.