Шутка

В этом доме можно было найти все, что душе угодно. Богатство царило здесь, и даже Брюс, наверное, не знает все тайники, раскиданные по поместью. Впрочем, Мидж приходит отнюдь не для поиска покрытых паутиной секретов и тайн. Все гораздо проще. Переезд для неё — большое испытание, её вещей в этом доме больше, чем вещей Брюса, так что она периодически приходит, когда вспоминает о чем-то, что не поместилось в чемоданы три месяца назад. Брюс уже привык внезапно встречать ее в разных частях поместья. Сегодня она ищет… — То, без чего у Итана истерики по два раза на дню. Вторая часть «Флинстоунов» на Ди-Ви-Ди. Первый диск кончился слишком быстро. — Диски хранятся в гостиной, Мидж, а не в гардеробной. — А мои вельветовые брюки здесь, надеюсь. Не могу их найти дома, — она оборачивается. Хмурится: — Кто это тебя так? На лице у Брюса кровоподтеки, правый глаз стремительно наливается фиолетовым. — Джокер, — сквозь зубы. — Проблемы в казино? — Мириам усмехается, представив безукоризненного Брюса Уэйна, не поделившего выигрыш в покер. Брюс поднимает на нее глаза. Мидж ждет ответ без всякого интереса, снова отвернувшись к шкафу. Избитый муж («Бывший муж», — поправляет себя она) — привычная ситуация. Ещё привычней, чем его взгляд, который временами наливался такой жуткой темнотой, что бросало в дрожь. Она знает, это тень Бэтмена порой напоминает о себе, даже когда он полностью с ней, когда он — просто Брюс. Мидж знает, что прямо сейчас он сверлит ее тем взглядом. Она только усерднее разбирает ряды вещей и перебирает стопки. — Джокер — не карта, человек. Странно называть его так, но Брюсу нужно было проверить. — О. Новый маньяк? — Ты не слышала о Джокере? — А должна была? — не отрываясь от своего занятия. — Мириам… — Так он маньяк? Как Зодиак? Прозвище похоже, — с показной легкомысленностью. — Да. Маньяк. Террорист. Ты вообще читаешь газеты? — «Космо» считается? — Ты все шутишь. А он напал на мэра сегодня. Гордон погиб, — говорит он. Мидж оборачивается и откидывает в сторону рубашку. Белая ткань растекается по полу. — Я не знала, Брюс. В гардеробной тесно и душно, они выходят, спускаются в гостиную. Свет из широких окон пятнами ложится на стены и мебель. Мидж натыкается на пуф, что стоит не на привычном месте и чуть не роняет пузатую вазу с полки. Гостиная стала чем-то совершенно незнакомым, слишком чистеньким и оттого не очень приятным. Брюс рассказывает напряжённо и коротко. Мидж слушает вполуха, но запоминает. —…успел за пару недель поставить весь город на уши. Мафия боится его, и, кажется, они у него под каблуком. Не знаю, что у него на уме… - Хочет разжиться на деньгах мафии. Или заполучить власть. Что ещё этим подонкам бывает нужно? — Не думаю, что у такого, как он, в самом деле есть цель. Голос Альфреда глух, но громок. — Что ты имеешь в виду? Альфред ставит на столик поднос с чайными приборами и рассказывает леденящую историю из своей жизни, а может, лишь жутковатую легенду. "Некоторым просто нужно смотреть, как все горит", - говорит он, и что-то непоправимое есть в этих словах, что-то горькое и исковерканное. Мидж знает, что Альфред в таких вещах всегда прав, но ей хочется шутливо поспорить, чтобы согнать со спины холодные мурашки: — Всё горит? Тебе не кажется это слишком киношным, Альфред? Но тот, как и всегда, в ответ на её насмешливо поднятые брови только прищуривается и молчит. — Мириам, я думаю, тебе с детьми нужно переехать сюда на пару недель, — говорит Брюс. Горячий чай обжигает ей горло. — Ты шутишь? — он не шутит, но звучит это дико. — Нет, Брюс, мы едва переехали отсюда. Дети только привыкли к новому. — Здесь безопасно. Пара недель — может, меньше, вам не придется даже выходить из дома — запасы есть, — продолжает он. — Хватит. Это смешно! — она и правда нервно смеется. — У меня тоже есть жизнь. Работа. Не такая героически-пафосная, как у тебя, но… — Хватит глупо шутить, Мириам! Я лишь хочу, чтобы вы остались целыми. Брюс озабочен и взвинчен, но она видит только его глаза. Они просят, чтобы она вернулась, как просили две недели назад. И никакой маньяк здесь не при чем, так она думает. — Я должна бросить свою жизнь на две недели? И что же скажет Рейчел? — голос звучит ехидно. Брюс вздрагивает, но не отводит взгляд. Говорит с нажимом: — Она сама подала эту идею. В городе небезопасно. — В городе всегда небезопасно. Чем этот маньяк отличается от прошлых? — Ей хочется всплеснуть руками, чтобы поддержать этот театральный фарс, но она разворачивается вместо этого к выходу. — Если найдешь мои брюки, позвони. Альфред провожает ее к выходу. — Мастер Брюс предлагает не просто так, мисс Мириам. И он… действительно отличается. — Спасибо, Альфред, — улыбается, склонив голову, — Но я не хочу возвращаться. — Диск, мисс Мириам. — О, — прижимает ладонь ко лбу, — спасибо, Альфред.

***

Публика сегодня разгоряченная. Мидж чувствует, что отжигает, и никакие тревоги и неприятности не могут затмить это чувство. Она в ударе, она знает и любит свой материал, и обожает слушателей, и жить не может без этого. Теперь. Иногда кажется, что жизнь «до» была лучше. Но когда она выходит на сцену — все меняется. Здесь то, что она не променяет на тихую жизнь с Брюсом, теперь нет. Здесь — кураж. И адреналин. Кажется, верно сказано: муж и жена — одна сатана. Даже бывшие. — Сегодня впервые услышала об этом новеньком в нашем городе, вы наверняка уже знаете, — ей вдруг жизненно стало необходимо рассказать о своей тревоге — как и всегда. — Говорят, он очень злой, но, знаете, я бы тоже была злой, если бы мне пришлось носить такие шмотки. Возможно, даже убила бы пару человек во имя модной революции. На передних рядах несмело заулыбались. — Ты знаешь, о ком я, — Мидж кивает пареньку за столиком, чуть наклонившись и заговорщицки подмигнув, — это тот тип, обокравший какого-то театрального костюмера. Или не очень успешного клоуна. Потому что в таком костюме воображать себя клоуном — это как я, воображающая себя первой леди в этом платье, — она разводит руками, показывая несостоятельность своего наряда. Смеется только пьяная компания с заднего ряда. — Странное дело, мой бывший из-за этого психа даже предложил мне переехать обратно к нему, пересидеть бурю в безопасности, ну, вы понимаете, — с намеком поднимает брови. — За что можно благодарить маньяков Готэма, так это за то, что они держат уровень разводов в порядке. Корректируют немного рождаемость тоже, конечно, но это издержки… Пара смешков и кислые улыбки. — А еще тема его шрамов, — продолжает Мидж, не веря своим глазам, ушам и всему остальному, — О, как много о них говорят, я удивилась. Но знаете, мне кажется, эти штуки накладные. Этот чувак не похож на фаната «Челси», только не на него. Мидж смотрит в сторону бара. Лица Сьюзи не разглядеть, но видно, что она качает головой. — Что-ж, видимо, об этом Шутнике не стоит шутить, а? Тишина. Мириам приходится украсть семь минут чужого выступления, чтобы не закончить номер полным провалом. — Что за херня, Мидж?! — Сьюзи в бешенстве, стакан, что она протирает, кажется, сейчас разобьется. — Я не знала, что здесь собрался полный бар его жертв, — бурчит она, пожимая плечами. — Что за траур, будто мы снова в две тысячи первом? — Из-за этого психа творится много хреновых вещей. Жила бы ты не на верхнем Ист-Сайде, могла бы понять, — Сьюзи смотрит скептически. — Бывший муженёк правильно говорит. Лучше посиди дома. Твой язык сведет тебя в могилу. — Заткнись, Сьюзи. Я облажалась, но могу учиться на своих ошибках, помнишь? — Мидж тяжело опирается локтями на стойку и заказывает виски. В баре шумно и людно, лаковые столики в приглушенном свете кажутся забрызганными темной краской. На сцене плавно танцует подсвеченная яркими лучами пыль. Какой-то молодой паренек стал наигрывать на гитаре мотивы старого кантри. Музыка степей звучит неуместно в этом насквозь искусственном зале с блестящими столами. Сзади внезапно раздаются хлопки. А потом голос, растягивающий гласные: — Браво, миссис, — не переставая хлопать, — До невозможности смешной номер, пра-авда, — подошедший сдержанно смеется, чуть запрокинув голову. Свет прожектора на секунду освещает его лицо, и крепкая дрянь обжигает Мидж горло второй раз на дню: на щеках у него шрамы. Она старается не подать виду, наверняка ведь это лишь обман зрения: — Спасибо, — на лице отражается испуг, и она, спохватившись, через силу улыбается. Он уходит так же внезапно, как и появился, напоследок бросив: — Постеснялся бы подойти, но, черт, слава преследует везде. Непонятная фраза пугает Мидж еще больше, но незнакомца уже и след простыл.

***

У Мидж в руке хнычет Эстер, другой рукой она толкает коляску, а сзади идёт Итан и с трудом тащит чемодан, волоча его по земле — колесики совершенно непригодны для обсыпанной гравием дорожки. Альфред помогает Бэтмену в очередном спасении Готэма, так что встречать их некому. Мидж с сожалением думает, что ее любимому лиловому чемодану совершенно точно конец. Потом она задумчиво ходит по особняку, вспоминает былое, пытаясь найти в себе сожаление. Находит, но только по чемодану, который лежит, пыльный и оцарапанный, посреди безукоризненно чистого холла. В этом доме все слишком изменилось, чтобы по-настоящему что-то вспомнить, но ей удается. Ей нравилось кресло у окна. В ясные дни можно было греться на солнце и с удовольствием щуриться от мягкого света. Был еще ковер с длинным и мягким ворсом и много подушек, и лампа с розоватым абажуром на столике. Сейчас в гостиной перестановка. У окна — пусто. Общие фотографии перекочевали со стен и полок в шкаф, в фотоальбомы — безопасность и поддержание репутации превыше всего. И только в спальне висит их фото. Они с Брюсом вдвоем, смеются и смотрят друг на друга. Кто смог снять такую непринужденность, Мидж не помнила совершенно. А рядом — Рейчел. Она в кадре одна, смотрит прямо и твердо. А улыбается — как-то смущенно, женственно. И Мидж усмехается: у Брюса двойственность сосуществует во всем. Только пейзаж здесь не изменился. Все тот же чистенький газон, клумбы в ряд, аккуратное крыльцо и узкие прямые дорожки. Не нужно было идти до Центрального парка, чтобы погулять с детьми. Она, впрочем, все равно чаще ходила в парк. Идеальность за окном никогда ей не нравилась. Близость опасности, схватившая ее на минуту — этого достаточно, чтобы сломя голову вернуться в этот дом. И она не может не признаться хотя бы себе, что ждала этого. Мидж не знает, что ее напугало больше: рассказ Альфреда, мрачное лицо Сьюзи, или похвала фаната, шрамы которого ей сегодня приснились. Или лишь пара испуганных, напряженных смешков в ответ на ее шутки. Она хочет расспросить Брюса, узнать о нем все. Альфред поднимается спустя два часа. На лице старика вселенская усталость, ему в глаза смотреть сложно и страшно. Но он говорит неожиданно: — Джокера взяли. Мидж чувствует себя обманутой. «Уже?». Этот вопрос срывается с губ незамедлительно, с сожалеющей интонацией. И зря она тащилась сюда в поисках безопасности, поддержки?.. Одергивает себя, но уже знает, что по-другому не может. Она хочет сюда, назад, в свою жизнь. Что бы ни говорила и как бы не злилась. Лицо Альфреда меняется от мрачного к веселому и обратно. Он знает, что Мириам так и не успела понять, кто такой Джокер. Ему хотелось верить, что и не придется понимать. Брюс приехал спустя полчаса. Раненый. Альфред отточенными движениями делает все, что требуется. Вправляет суставы, обрабатывает ссадины, ловко зашивает рваную рану на боку. Мидж только подает то, что он просит. Раствор. Вата. Шприц. Игла. Она не знает, что бы делала все время их совместной жизни без Альфреда. Наверное, пришлось бы пройти курсы медсестер. Придя в себя, Брюс кратко пересказывает ей все. Что Харви решил погеройствовать. О погоне и гранатомете. Искореженных машинах в тоннеле. И его предложении, приглашении сбить себя. О том, что Гордон жив. И об аресте. Он всегда был с ней до жути откровенен. Мидж в ответ откровенничает тоже. — Ты видела кого? — У него были шрамы… Кажется. И он говорил о своей… мм… славе. Я немного пошутила о нем перед этим… Брюс выглядит как птица, упавшая во сне с ветки: взъерошенный и испуганный. Мидж против воли усмехается, потом — тихо смеется. Он через мгновение смеется тоже — с трудом. — Неважно. Это позади, он схвачен, — Брюс прикрывает глаза, затихнув. Он лежит на кушетке, одна рука плетью свисает вниз. Мидж помогает ему разместить ее вдоль тела, всматривается в него. Брюс выглядит обессилевшим, бледное лицо — словно посмертная маска. Он потерял много крови. Но взгляд, когда он открывает глаза — осмысленный, мягкий и зовущий. Мириам сжимает его пальцы, склоняется и легко целует в губы. Хочет отстраниться, но Брюс сначала крепче целует ее в ответ.

***

Тревога, словно запертое в грудной клетке живое существо, пульсирует и царапается, успокаивается на пару минут, а потом снова остро проводит когтями по ребрам. И так — по кругу. Утомительно. Мидж глубоко дышит, широко улыбается и отсчитывает минуты до своей очереди. У нее — новый материал. Ей нужно, нужно встать там, на сцене, и дать себе разгуляться. -… И я стала думать: вся моя жизнь — чертова мыльная опера. Мой муж бросил меня из-за подруги детства, надеясь наконец обрести свое счастье, а она… Ха-ха, в ее планы это не входило, — драматичная пауза и красноречивое покачивание головой, — о, нет, не входило: она-то влюблена в своего начальника! Я, честно говоря, жду развязку: возможно, кто-то из них окажется разлученными в детстве братом и сестрой. Кто знает?.. — Кто знает? — так когда-то ответил Альфред на вопрос, почему она. Его не желавшая никогда. Навсегда оставшаяся подругой. Сейчас Мидж думает — Альфред всегда знал. Просто Брюсу Уэйну семья нужна, а Бэтмену — нет. Просто тот, за кого она вышла замуж — не человек, не герой-любовник, не семьянин. Он Бэтмен. А когда она в последний раз видела Брюса? Сегодня, во сне: поломанный, одинокий, и со шрамами на щеках. Брюс. И Рейчел, с мягкой укоризной смотрящая на нее с фотографии. Мидж не чувствовала вины. Она думала: ведь должен же кто-то его жалеть? Должен же держать за руку хоть иногда? Должен же?.. — …Тема моей чертовски счастливой личной жизни натолкнула меня на мысли о том, над чем можно и над чем нельзя смеяться. Я подумала: почему смеяться над чужими неудачами, тревогами и бедами мы горазды всегда, а вот по-настоящему посмеяться над собой у нас выходит нечасто? Пока маньяк бегает на свободе, смеяться над его нелепостью нам не хочется, но стоит его поймать — и вот, пожалуйста, новая тема для черных шуток, ату. Это я привела типичный для Готэма пример, чтобы всем стало понятно, о чем это я. Встретить маньяка в этом городе проще, чем в Голливуде — какую-нибудь знаменитость… — …Он знаменит на весь город, мастер Брюс. И как бы не хотелось отрицать очевидное, у него остались сообщники. Нельзя оставлять его в полицейском управлении. — Предлагаешь устранить его? Брюс тяжёлым шагом выходит, вскинув на Мидж взгляд — такой же, как и вчера. Но не было никакого трепета. Ну, может, был, но это пустое, ненужное в их ситуации. И лучше бы его устранить, думает она с ожесточением. Но молчит. — …Кстати говоря, сама я узнала о нашем новом маньяке, не поверите, всего день назад! И, знаете, могу понять, почему он такой злой — я бы тоже была злой, если бы мне пришлось носить такие шмотки… …Брюс уехал, бросив лишь ледяным тоном: — Харви Дент пропал. И больше никаких новостей, ни от него, ни от Альфреда, который спустился тут же в пещеру и больше не появлялся ни разу. И что ей оставалось думать, и что ей оставалось делать? Она, конечно, дождалась самого раннего вечера, вызвала няню и поехала в «Газлайт», лишь бы избавиться от царапающего чувства в грудной клетке. Она под энергичные аплодисменты идет прямиком к бару. Сьюзи хлопает тоже, криво улыбаясь. Мириам успевает немного выпить, мило поболтать с Гасом, узнать, что Сьюзи выбила ей время в «Меззроу» и засобираться домой, когда на нее обрушивается и уносит с собой буря. У ее личной бури жесткая рука и страшный взгляд, сулящий смертельную опасность всякому, кто решится смотреть в ответ слишком долго. Мидж слышит голос словно из колодца, с гулким отзвуком: — Приве-ет. Есть разговор, дорогая. Джокер — она уверена, что это он: без грима и в обычной одежде на рассеянный взгляд он мог показаться простым, но не вблизи — акульей хваткой держит ее локоть, желая, кажется, оторвать, проглотить с костями. Джокер тяжело и пристально смотрит ей в переносицу, берет на прицел без винтовки. Джокер спокойным тоном просит, чтобы она отвела его к Брюсу Уэйну. Им надо поговорить. По душам. И мирно. Она будет… посредником. И не стоит орать, он, при всей популярности, не любит назойливых поклонников. И хватит быть такой серьезной, она комик или кто?.. Мидж кажется, весь бар слышит его голос, ведь не просто так в ее голове раздается такое сильное эхо? Ответа от нее не требуется. Продолжая крепко держать ее локоть, так, что окружающие думают, что они — всего лишь парочка добрых знакомых, он выводит Мидж из «Газлайта». Они усаживаются в такси. Никто ничего не заметил, не узнал, не помог. У Мидж мелко дрожат руки. Минуту назад все было мирно, сияюще-прекрасно, сейчас — она на войне, задыхается в окопе, истекает кровью в холодном озере, вжимается в землю за секунду до взрыва. Так не бывает, думает она. Это не Джокер, он пойман, ей показалось. Но всматриваясь в него, понимает, что нет. Чудовищная ошибка. Бледное его лицо дышит нетерпением, в широкой кривой улыбке — насмешка, глаза (чернота вместо зрачков, опасная бритва вместо взгляда) на секунду останавливаются на ней, смотрят снисходительно, а потом возвращаются к созерцанию сменяющихся за окном домов и улиц, смотрят на водителя, затем — в зеркало заднего вида, и снова в окно. Он начеку. А Мидж смотрит на его зеленоватые волосы в чудовищном беспорядке и бессознательно поправляет свою неудачную сегодня прическу. Бигуди за беспокойно проведенную ночь смяли локоны, а уж за весь день все это превратилось и вовсе в нечто несуразное… И говорила ей мама, что с неудачной прической не стоит вообще выходить из дому! Эта истина помогла бы избежать того, что происходит сейчас… -…взрывы прогремели в здании полицейского управления, а также на территории двух заброшенных складов на западе Готэма, ведутся поиски пропавших… — голос диктора прерывает ее мысли, и уродливые картинки слишком четко встают перед глазами. Сбежал. «Предлагаешь устранить его?» — «Да! Да! Да!» Джокер тихо просит остановить машину. Улица темна и пустынна, никто здесь не ходит, не тот час. Бросок — водитель издает булькающий хрип, Мидж не видит, что с ним — закрыла ладонями глаза на инстинкте, как ребенок за миг до катастрофы. Раз хлопок, потом глухой удар тела об асфальт, два хлопок — Джокер пересел с заднего сидения на водительское, и они снова едут. Водитель мог заподозрить что-то, думает Мидж, поэтому он мертв. Каким-то образом она с холодным спокойствием приняла это, и, от осознания внезапного безразличия, в груди растревоженным роем пчел зажужжала тревога. Мидж никогда не думала, что может оказаться свидетелем убийства, и никогда не думала, что, окажись она им, не издаст ни звука, будет лишь продолжать смотреть в окно. Никогда не думала, что будет заложником. Может, и сейчас это — не с ней? Мидж тянет руку к сумочке на поясе, задержав дыхание от напряжения. Достать телефон, дать знать Брюсу, набрать всего-то три слова. Не выйдет. Взгляд в зеркале заднего вида предупреждающий и острый. Она не выдерживает, смотрит вниз, прямо на нож на передней панели и темную ленту вдоль лезвия. Густая капля стекает Джокеру под ноги. — Не будем портить сюрприз, дорогая. Мидж дурно. «Сюрприз» неумолимо приближался, дергаясь от кипучей энергии и нетерпения в кресле водителя. Страшно. Мерзко. У нее в голове два вопроса. Один она решается задать: — Что вы сделаете с Брюсом? Джокер притворно хмурится: — Ты невнимательна. Мне не нужен Брюс, всего лишь разговор по душам, — громкий смешок. — Я говорил это, помнишь? Так что не беспокойся, не трону я твоего мужа, — Мидж вскидывает на него взгляд — не мой, не муж, неправда, — и получает: — О-у. А-а-ха-ха-ха. Та…-а-ха-ха-а… так я и думал. Ну что-ж, в таком случае, это будет услуга за услугу. — Что? Но Джокер замолчал до конца поездки. Ничего не было ясно. Галантно открывает перед ней дверь, дает руку. У Мидж от ужаса ноги немеют — перед глазами не рука — клешня, капкан, мышеловка. Вылезает сама. Джокер и не замечает — от него больное нетерпение бьет волнами, грозя любому внезапными увечьями при слишком близком контакте. — Веди меня во-он к той двери, милая. Повеселимся, — улыбаясь лучезарно, — с нашим героем. Они идут по узкой гравийной дорожке, и дверь, за которой отдыхают, ничего не подозревая, дорогие для нее люди, кажется Мидж входом в преисподнюю. «Нужно придумать, как отступить», — эта мысль крутится у нее в голове на разные лады, но ничего, кроме липкого страха не приносит. Она не полководец и не стратег. Джокер останавливается у двери, жестом предлагая открыть ее своей спутнице. Мидж мнется, надеясь на чудо. Может, прямо сейчас появится спасение: полиция, снайперы, вертолеты. Но ни сирен, ни шума лопастей не было. Не было вообще ничего. Только голос и ядовитые смешки: — Скорее, дорогуша, эта дверь не укусит тебя. Или хочешь ещё немного побыть в моем обществе? Поверь мне, не стоит. На пороге внезапно — охрана. Мидж делает шаг назад от неожиданности. Охраны у них никогда не было. «Что-то случилось, и Джокер знает, что. Все предусмотрел». В груди стало жарко от злости. Горячо от слишком быстрой смены эмоций за последний час. Все они в опасности из-за какого-то клоуна. Мидж оборачивается, хочет ударить, дать оплеуху, пинка, что-нибудь, и будь, что будет — Джокер исчез. Охранники смотрят с недоверием. — Мисс? В чем дело? Мидж хочет заорать, но чувствует обжигающий холод лезвия между лопаток. Лезвия, которого нет. Есть лишь предчувствие, дикий, первобытный инстинкт. Мидж не успевает задаться вопросом, почему она так его испугалась, что такого в его облике заставляет ее чувствовать себя беспомощным травоядным на мушке у охотника. Она говорит, ощущая себя сообщницей, грязной предательницей, трусливой глупой ланью: — Все в порядке. Отведете меня к моему… К Брюсу? Охранники не удивляются, один остаётся у двери, другой — ведёт ее к гостиной. Вслед Мидж слышит шипящее: — Умница. Потом — треск, короткое ругательство, и — БУМ! — это лоб несчастного охранника впечатался в стену, затем — громкий, отвратительный смех. Второй, что с Мидж, задвигает ее за свою широкую спину, но поздно — Джокер с такой же тошнотворной игривостью расправляется и с ним. Поворачивается к застывшей Мириам. Ее локоть снова в акульей хватке, он с лёгкостью разворачивает ее к себе спиной, обездвиживает и приставляет нож к горлу. Мидж не понимает, почему ни слез, ни истерики так и нет, она застыла, заледенела. — Вперёд, дорогуша! — Знаешь, эта штука не очень-то чистая, — Мидж сглатывает и отодвигается подальше. — Не переживай — если эта штука тебя порежет, тебе будет уже все равно. Так что не дергайся. Брюс сидит в гостиной. Джокеру удалась редкая вещь: он застал его врасплох. Но увидев его реакцию, Мидж по-настоящему пугается: яростью, что исходит от Брюса, можно резать не хуже ножа, приставленного к ее шее. Она вдруг думает, что Джокер ошибся, используя ее как щит: Брюс прямо сейчас бросится на него и разорвет на части, принеся Мидж в стоящую этого жертву. Что-то ужасное и непоправимое произошло. Кто-то умер. Эта мысль бьёт набатом и не даёт сосредоточиться. — Брюси-Брюси-Брюси… Я к тебе с дружеским визитом! Хотелось увидеть воочию героя Готэма! Воцаряется пауза, Мидж считает удары чужого сердца прямо под ухом. Ей кажется, оно прямо сейчас вырвется из груди, зальёт ее ядовитой кровью. — Молчишь? Брось, здесь все свои, можешь не напрягать связки. — Отпусти ее, Джокер, — Брюс сжимает кулаки до белых костяшек. Голос у него чужой — не Бэтмен и не Брюс, кто-то другой, страшный. — Ты повторяешься, — с досадой. — Интересно, ты бы кинулся за ней, — кивок на Мидж, — так же, как и за той?.. «О чем он?» — Заткнись! — …Впрочем, это мы всегда можем проверить, верно? Джокер подталкивает Мидж вправо, начиная медленно кружить по комнате. Брюс поворачивается в такт, и все действо начинает походить на странный танец. — Но я пришел не за тем, Брюс, можешь расслабиться. Лишь хотел посмотреть, каков ты, когда не носишь маску, как ты живёшь, — он выразительно оглядывается по сторонам, останавливая взгляд на Брюсе. Ухмыляется и добавляет: — Но ты в маске всегда, не так ли? И тебе, верно, интересно узнать, как же я раскрыл твою главную тайну! — Отпусти. Ее. Мгновение — и он закружил вконец ослабшую Мидж, отталкивая ее на диван. — Спокойно, Брюси, не торопись включать Бэтмена, — Джокер быстро поднимает руки, показывая им раскрытые ладони. — Я бы не заявился сюда, имея только твою ненаглядную в качестве козыря, я же не сумасшедший, — тут он сдавленно захихикал. — Лучше бы тебе сказать мне, Джокер, почему я не должен сию минуту покончить с тобой. Мидж вскидывает взгляд на Брюса и вздрагивает: ей привиделась кривая ухмылка до ушей, словно из ее тошнотворных снов. — Оу-ух-и-хи-хи, приятель, будет короче перечислить, почему тебе сто́ит это сделать. Ведь ты думаешь, — он выразительно откашливается в кулак, как будто пряча смешки, — я убил твою милую любовницу… Джокер знал, куда бить, чтобы пустить кровь. Мидж застыла, опустив глаза и пытаясь разглядеть что-то в крупных цветах на своей юбке. <i>Это будет услуга за услугу, услуга за услугу, за услугу…</i> Брюс держался, но когда что-то произнесено вслух, оно начинает иметь особую силу. Он бьет расчетливо и быстро. Джокер смеется. Мидж не отрывает взгляд от синих незабудок на подоле. Цветки казались такими же смущенными, как Рейчел с фотографии, смотрели на нее темными каплями сердцевин. — Ты забыл, что я сказал тебе тогда… кха-ха-кх-а… Тебе ничего… а-ха-кха-х-а-а… Ничего мне не сделать, твоя сила тебе не поможет… — удар в живот выбил из него весь воздух и он продолжил, захлебываясь смехом: — Но ты можешь спасти людей, Брюс-си. Брюс взял его за горло: — Говори. — Видишь ли, у меня полно верных людей. И они ждут меня сегодня вечером. Если я не появлюсь, могут возникнуть… последствия, — Джокер глумливо улыбается Брюсу в лицо, даже не пытаясь вырваться. — Мои люди о-очень исполнительны. К тому же, если меня снова запрут — это будет слишком скучно, верно?.. Джокер продолжает говорить, но Мидж почти не слушает: смотреть на их сцепившиеся фигуры было почти интересно, и очень — страшно. Но раз кинув взгляд, она напрочь забыла про незабудки и, широко раскрыв глаза, смотрела. Невозможно поверить, что тот, кто лежит на полу, такой костлявый и расслабленный, представляет смертельную опасность. Даже лицо его перестало так страшить — привыкла. Но посмотрев в лицо Брюса, она пугается снова — выражение его, словно зеркало, отражает то, что написано в глазах Джокера. Какое-то мрачное удовлетворение и совсем скрытое безумие. Пороховая бочка может вот-вот взорваться, и она будет в эпицентре. «Со стороны, верно, кажется, что они поспорили из-за дамы. И меня, то есть, даму, ждет незавидная участь в любом случае», — думает Мидж. «Но какая дама, такой и спор», — додумывает она, смотря, как они поднимаются с пола. — Зачем? — Что — зачем? — Зачем делаешь все это? Зачем пришел сюда — не поглазеть же в самом деле? — Брюс-си! Хочешь найти подтекст в моих действиях? Так вот — его нет. Я захотел — я пришел. Захочу — приду завтра, прихватив пару своих ребят. Ты же не против компании друзей, приятель? Он снова стал ходить кругами, приглаживая на ходу волосы. — Никакого «завтра» не будет, Джокер. Ты будешь заперт. Брюс снова поддерживает его танец — теперь вдвоем. — Второй раунд, мальчики? — Мидж не удержалась. Они даже не смотрят на нее. — Послушай, Брюси… Ну неужели ты думаешь, я против? О, я жду завершающего действа нашей игры! И ты, конечно, будешь думать, что победил. Или нет, — он разводит руками, — кто знает? В любом случае, мне еще многое предстоит сделать. Брюс не скрывает холодной ненависти, смотрит прямо и с отвращением. Танец ускоряется. — Ты это называешь игрой? — Брось, тебе так же весело, как и мне. Признай это. Тщеславие — не такой уж порок! Наша с тобой похожесть так очевидна, что даже она, — легкий кивок в сторону Мидж, — это заметила. А, стой, даже не она одна! — Ты ошибаешься. — В любом случае, — повторяет Джокер, — сделать нужно еще много. Время не ждет! — демонстративно смотрит на запястье и направляет стопы к выходу. Оборачивается через два шага. — Твоя зазноба очаровательна. Но эти ее шуточки, Бэтс… Тебе стоит поучить ее манерам, — грозит пальцем, подмигивая Мидж. Он выходит. Мидж переглядывается с Брюсом. Набирает наконец полную грудь воздуха. — Рейчел погибла. Харви… Брюс отворачивается к окну, не договорив. А Мидж медленно выдыхает, подтягивая живот к ребрам и снова вдыхает так глубоко, как только может. Дверь с грохотом распахивается. Снова Джокер. Кажется, красная полоска улыбки чётче проступила на лице. В бледной руке крупный пистолет — Мидж представлялось, что пистолет должен быть меньше — в кино они всегда казались меньше. «Что у него в этом худом пиджаке еще, пулемет и гранаты?» — А знаешь, мне в жизни не хватает очарования. Возьму ее с собой, — кивает на Мидж. — Ты же не откажешь другу?