Любовник в наследство

Сколько Чонгук не видел Кима? Неделю? Две? Точно, две. Он приходит уставший домой, бросает пиджак на кровать, стягивает с шеи галстук-удавку и валится вслед за пиджаком. Этой ночью должен приехать Он. Партнёр. Учитель. Наставник. Папочка. Чон перекатывается на живот и тихо мычит в покрывало кровати ㅡ как же хочется увидеть Джина. Ресницы влажнеют, но он тут же берет себя в руки. Сокджин приедет совсем скоро. Нельзя раскисать. Старший всего на две недели улетел в Китай, оставив бизнес на Чонгука, и последний исправно выполняет свои обязанности, но разъедающая тоска отвлекает. Назойливо вертится рядом все время. "Что-то не на месте"ㅡ напоминает. Чон был бы рад нагрузить себя работой и не вылазить две недели, только в ней ещё хуже. Нет того родного голоса, что подскажет, как проще или гордо скажет, что он делает успехи. Так тоскно становится, когда возвращаться домой должен один, ужинать один и спать тоже один. За все время Сокджин звонил четыре раза, но это не спасало младшего, лишь нагнетало грусть и заставляло думать, что Ким наверняка нашел того, кто будет греть его постель вместо него и по истечению двух недель найдет причину остаться в Китае, но папочка обещал приехать сегодня ночью. Чонгук поднимается с кровати и идёт в ванную, на ходу раздеваясь. Прохладная вода приятно скользит по телу, снимая напряжение после жаркого летнего дня. Два года он в этом доме не на птичьих правах и за все время он впервые один. Самоубеждение всегда помогало и он, остудившись в душе, плюхается голым на кровать. Что делать? Чон так устал, но нужно дождаться Джина. Гук немного совается по кровати наслаждаясь приятным соприкосновением кожи с тканью и в его голову приходит отличная идея. Он со счастливой улыбкой, чуть не вприпрыжку бежит в гардеробную, роется там. Наконец-то ему удалось вытащить из самых недр свою любимую черную шёлковую рубашку, которая уже как две недели без дела и, любуясь собой в зеркале, застёгивается на все пуговицы. "Джину точно понравится" ㅡ думает он поглядывая на красивые бедра наполовину прикрытые шелковой тканью. Сквозь сон он чувствует приятные поглаживания теплой ладони. От плеч они ползут по спине вниз к ягодицам, бёдрам прикрытым тонкой тканью покрывала. Чонгук немного жмурится и выгибается во сне, подставляется под ласковые прикосновения, поворачивается на живот и потягивается, заставляя черную рубашку подняться. Он довольно мычит и наконец-таки открывает глаза. Противная челка лезет в глаза и мешает рассмотреть человека, в чьей кровати он сейчас нежится. Белая рубашка закатана до локтей открывает вид на сильные руки, расслабленный галстук винного цвета болтается на крепкой шее, с которой полностью сошли следы чонгуковой любви, приоткрытые пухлые губы, уставший взгляд полный нежности ㅡ как этого не хватало. В груди разливается теплое чувство любви и комфорта и, кажется, Чон готов прослезиться, но он потирает глаза после четырех часов сна и медленно выползает из-под покрывала ㅡ им теперь некуда спешить. Он на коленках подбирается к Киму, который взгляда с младшего не сводит и тянет ладонь к его щеке. ㅡ Как ты тут без меня? ㅡ спрашивает Сокджин и притягивает за талию ближе к себе. Он приближается к Гуку и водит носом по нежной щеке ㅡ наслаждается бархатом кожи. ㅡ Тоскно, ㅡ младший заглядывает тому в глаза и лениво целует Сокджина. Он медленно сминает пухлые губы и чувствует приятные поглаживания по спине. Джин перебирает первенство на себя и углубляет поцелуй исследуя сладкий ротик языком. Счастье, радость, легкую эйфорию и покаместь совсем маленькое желание этих рук ниже ㅡ вот, что чувствует Чонгук в этот момент. Младший перекидывает ногу, через бедра старшего и нагло усаживается ему на колени, но тот не против такой маленькой вольности и нетерпения, ведь сам изголодался по юному жаркому телу, что так ластится к нему. Тонкие пальцы давно путаются в черных, как ночь, волосах, (почему-то Чонгук всегда сравнивал эти волосы с его шёлковой рубашкой ㅡ такие же черные и блестящие только жёстче) а поцелуй давно начал набирать градус. Все то время, которое они провели в разных странах и в разных кроватях заставило желание стать одним целым только при одном взгляде друг на друга расти со скоростью света. Помогая Чонгуку избавиться от воздуха в лёгких, Сокджин пробирается тёплыми пальцами под прохладную ткань и гладит нежную кожу бедра. Жёсткая ткань чужих брюк не позволяет много ёрзать, но младший плюет на возможный дискомфорт и трётся, желая подлить масла в огонь, который сейчас тихо полыхает в сердцах обоих, медленно подогревает обстановку, но в любой момент может выйти из под контроля и гореть в нем будут оба. Сколько Ким знает Чонгука он не любил отказывать себе, но после смерти Сурын ему открылась новая сторона Чонгука. Оказывается этот чертёнок очень любит играть на нервах, (особенно Сокджина) будто проверяя насколько хватит старшего, но последний умеет держать себя в руках в отличие от настоящего Чонгука. Не желая и на секунду отрываться от мелкого проходимца, Ким присасывается к нежной шее, которую совсем нельзя было назвать тонкой, позволяя тому глотнуть спасительного воздуха. Он начинает расстегивать пуговицы на Чонгуком любимой, которая по умолчанию нравится и ему, рубашке и выцеловывает от природы песочную кожу. Легкое головокружение быстро проходит и в полной мере позволяет почувствовать, как любимые руки ползут с острых коленей по бедру вверх к округлым ягодицам, которые так соскучились по властной хватке Сокджина. Пламя, что так старался разжечь младший, горит все сильнее, позволяет Чонгуку испускать восторженные вздохи, притягивать к себе старшего за волосы, млеть от пухлых влажных от слюны губ и иногда прикусывающих зубов. Также позволяет ему ненавидеть белую рубашку на широких плечах и агрессивно от нее избавляться. Чон тихо стонет, когда длинные пальцы находят нежное колечко мышц и дразнят его. Старший на секунду отвлекается, чтобы достать из прикроватной тумбы тюбик смазки и отмечает, что младшего нужно хорошенько растянуть, а не как раньше. Он смотрит на почти обнаженное тело, что так заманчиво прикрывает на половину расстёгнутая рубашка и сомневается, что сможет должно растянуть своего мальчика, но тот нетерпеливо ездит попкой по натянувшимся брюкам и успокаивается только, когда чувствует чужой палец в себе. Джин втягивает младшего в продолжительный поцелуй, заставляя забыть о дискомфорте и воздухе одновременно. Собственное возбуждения давно больно уперлось в ширинку. Ким всегда легко контролировал свои желания, но почему с этим мальчишкой все будто впервые. Ему заново приходится терпение искать, в поцелуе его малую концентрацию находить. Сокджин, кажется, на пределе, но не снимает штанов пока во младшем не начинает свободно скользит четыре пальца. Чонгук в поцелуй стонет и все из старшего брюки пытается стянуть. Он никогда так не хотел чего-либо, как сейчас. И он не скрывает своего желания, искренне ликует, когда старший избавляется наконец от одежды и опрокидывает того на черное постельное белье, быстро между призывно разведенных ног устраиваясь. Сокджин напоследок звонко шлёпает младшего по ягодице и неожиданно для того входит в него, выбивая воздух из лёгких. В глазах Кима огонь загорается ㅡ это то пламя, что уже все внутренности обхватило наружу выходит. Он начинает постепенно наращивать темп, взращивая удовольствие, что в его сознании дозами патоки разливается, сосуды его заставляет лопаться от напряжения, красные следы рук на песочной коже ягодиц оставлять. Они скоро сойдут, но у Кима есть целая ночь вечность, чтобы синяками-засосами ㅡ следами своей любви ㅡ  эту кожу не один раз покрыть. У него есть ещё целая вечность, чтобы со дня в день заставлять Чонгука голосовые связки напрягать, его себе под кожу втирать пока он в таком беспамятном состоянии по кровати мечется, звёзды считает, но их с каждым толчком все больше и больше. Он уже со счету сбился. Чону, кажется, что он такого блаженства в Раю не испытает и таких мук в Аду не найдет даже, если захочет. Чувствует себя на седьмом небе, а на языке порошок из собственных костей. Но он стонет с каждой минутой развратней, выгибается, притягивает к себе Джина, короткими ноготками в кожу впиваясь, и последнему кажется, что он сейчас золой в его руках осыпется и только обугленное сердце по себе оставит. Потому что нельзя так горячо домой ждать. Нельзя так горячо любить. Так же как и нельзя, не отойдя от предыдущего, оргазма опять на чужие бедра взбираться, но с Чонгуком "нельзя" не работает. Он наконец стаскивает с себя влажную от пота, что противно прилипала к телу, рубашку и наклоняется к чужим ключицами, чтобы обновить на ней краску. Ох, этот малыш обновит так, что синяки месяц не сойдут, все ㅡ женщины и мужчины ㅡ все, кто на его папочку посмотрит, чтобы знали, что он занят и Джин отмечает, что настолько жадным Чонгука ещё не видал. ㅡ Всё-таки командировки бывают полезными, ㅡ усмехается он. ㅡ Молчи, ㅡ зло выпаливает младший в перерывах между поцелуями, подумав о том, что Ким опять надумает куда-то уехать. Сокджин уже хочет перекинуть того на кровать, чтобы прекратить игры, но Чонгук недовольно мычит. ㅡ Я сам, ㅡ отзывается он и давит на широкие плечи. Старший не может не подчиниться такому настрою и остаётся наблюдать, как Гук направляет в себя его член. С первого раза Сокджин находит нужную точку, (ну или это Чон такой меткий) вызывая  у младшего мелкую дрожь и судорожное дыхание. Опираясь руками в крепкие бедра он начинает мерно покачиваться вверх-вниз, сводя с ума обоих. В этот момент Сокджину опять нужно искать свое терпение где-то далеко, чтобы не опрокинуть младшего на кровать, где он так правильно смотрится, и не втрахивать того до галактик перед глазами и вакуума в голове, но оказывается, до галактик и вакуума способен довести и Чонгук своим чертовски сексуальными стонами, песочными ягодицами, что медленно насаживаются на его член, подтянутым животом, где можно разглядеть четыре кубика пресса, слегка выпирающим рёбрам, плоской груди где красуются его собственные засосы. Джин громко стонет в голос. ㅡ Прости. И Чонгук оказывается на кровати на четвереньках, но стоны быстро возобновляются и с новой силой заполняют комнату, приглушая шлепки голых тел. А за окном начинается дождь, которому все равно на долгожданное воссоединение парочки. Он смоет дневную усталость с крыш домов, автомобилей, что иногда проносились по пустынной трассе, но историю мальчика, что считает себя взрослым, и мужчины, который так не думает, длинною в жизнь не смоет.