Останьтесь после занятий

Он наматывал гриффиндорский галстук на руку, широко замахиваясь при этом, как для удара, и двигаясь, как и всегда, резко. Но ситуацию назвать привычной было весьма затруднительно, по многим причинам. В основном потому, что перед ним сейчас, полностью обездвиженный, на рабочем столе лежал, нелепо раскрыв глаза, его студент. Вернее, не его — просто студент. Вернее, совсем не «просто»... — Вам удобно, мистер Поттер? — размеренно проговорил мужчина, а затем добавил практически шепотом: — Впрочем, ты же меня не слышишь... Гарри, лишенный всех чувств, кроме страха, даже животного ужаса, мог только гадать, что происходит там, по ту сторону невидимой пелены. Завеса скрывала от него надвигающуюся угрозу. Когда его грубо толкнули, он только инстинктивно спросил: «Вы чего?!». Может быть, следовало закричать еще тогда? Но кто услышит тебя в этих проклятых подземельях, да еще ночью... Когда он лежал на холодном полу, больно ударив локоть, и силился встать, всеми фибрами души ненавидя своего мучителя, пусть и прекрасно осознавая, что он знает все его мысли и чувства, нечто пригвоздило его к камню, не давая встать. Чертыхнувшись для уверенности, Гарри попросил помощи, посчитав это последствием долгих тренировок. Уже не в первый раз он падает наземь. Но чтобы так... Рука действительно потянулась к нему в ответ, помогая подняться, но лишь для того, чтобы не менее грубо схватить за галстук и опрокинуть на стол, заваленный свитками и колбочками. Раскидав эти нехитрые пожитки собственным телом, Гарри слышал, как стекло бьется вдребезги. Успев сказать лишь «Что за...?», он погрузился в полное небытие под звук неизвестного заклятия, сказанного с нескрываемым сарказмом, которое гриффиндорец даже не запомнил. И оттого было еще страшней. Быть может, он уже мертв? И это — загробная жизнь? Не самая радужная перспектива — лишенная всех мыслимых человеку цветов. Но и не самая неприятная. Неожиданно он почувствовал, как его лишают одежды. Медленно, аккуратно, приятно прохладными пальцами. Наверное, чтобы помыть тело перед похоронами. Неужели трупы чувствуют происходящее с их телами? Интересно, его не планируют кремировать?! Впрочем, нет! Дамблдор не допустил бы такого. Гарри был готов к любой пакости от этого человека, но убийство студента... Хотя Пожиратели смерти способны и на большее... Но ведь Гермиона говорила, что директор ему доверяет! И что мы тоже должны! Бред какой-то. Доверять, в смысле. Но и смерть Мальчика-который-выжил тоже сюда не вписывается. Так или иначе, пока процесс Гарри нравился. Словно с десяток рук ласкали его грудь, руки, шею. Его нежно покусывали и пощипывали, выводили круги и какие-то замысловатые узоры чем-то приятным и маслянистым. Издалека почудился какой-то цветочный аромат. Может, это рай? Если бы мог, он даже застонал бы от наслаждения. Губы сами собой раскрылись, пригвожденный к какой-то поверхности весом сотен галактик торс подался вперед. В рот тут же проникли, будто исследовав каждую его клеточку, посасывая неповоротливый, но все такой же чувствительный язык, проводя по ряду зубов. Гарри стало стыдно — почистил ли он зубы? Впрочем, какая разница до этого ангелам? Неведомое чувство поднималось внутри, словно змея в траве. Большое и горячее, оно пыталось заставить его бороться, заставить безжизненное тело встать, ответить всем рукам и языкам, его объявшим. Воздух, если это был он, обжигал ноздри. Стоп, если он дышит, как он может быть мертв?.. И тут столь желанные невесомые губы отдалились, оставив Гарри одного в этом океане ощущений, лишив всех мыслей разом, оставив одну: «Нет!». А потом он понял — просто руки переместили свой фокус ниже. Ничего подобного Гарри никогда раньше не испытывал, разве только пару раз во сне. Его касались, трогали, массировали, увлажняли, облизывали, посасывали, дергали, ласкали и проглатывали целиком. Зрение и слух были недоступны, как и говорение. Он переживал только одно ощущение, и это было невыносимо. Если он еще жив, то лучше умереть, чем такая пытка. Будто что-то не давало ему покончить с этим. Будто это будет длиться вечно, лишая всего, кроме жгучего желания. Гарри забыл свое имя, возраст, забыл о проблемах и самой смерти. Школа, друзья, враги, учителя, все осталось позади. Учителя... что-то важное было среди забытого, что-то, на чем невозможно было сконцентрироваться сейчас. Только адская бездна, где он купается в языках пламени, бесстрастного и беспощадного. Гарри был готов молить о пощаде хоть Бога, хоть дьявола. И только он подумал об этом, как возможность говорить волшебным образом вернулась к нему! Впрочем, это было неважно — ничего членораздельного не получалось. Гарри не слышал, что кричит, было жизненно необходимо кричать в принципе. Он не мог отвернуться, не мог избежать этого. Мог только кричать и... да, точно, молить, молить о смерти! Или избавлении, не суть важно. Мучитель, вновь отложивший палочку, необходимую для снятия одного из наложенных на ученика заклинаний, кричал в ответ: — Ну же! Проси! Проси! Громче! Его рука ни на секунду не оставляла в покое твердый как камень, покрытый вздувшимися венами член Гарри Поттера, который сдерживало от эякуляции еще одно хитромудрое заклятье. И Гарри, сам того не ведая, исполнял приказы. Будучи в сладостной агонии, он оставался неподвижным, зеленые глаза закрывались и открывались, глядя в пустоту. Он вспомнил все ругательства дяди Вернона, которые только знал. Наверное, если бы он был постарше, да еще и маглом, он вполне мог умереть от такого — сердце бы просто не выдержало. Но у него оно было юное, а сам он был магом, да и опытный профессор внимательно следил за тем, чтобы не перестараться. Конечно, это было приятно. Слышать его страдания, и вместе с тем — настоящий экстаз. Он даже почти забылся, отдаваясь процессу без остатка. Сейчас он — словно музыкант, играющий на любимом инструменте. Или художник, создающий подлинный шедевр. Ему не хотелось портить все собственным участием. Автопортреты — признак дурного вкуса. Хотелось смотреть и слушать, а лучше, слышать в мыслях жертвы все происходящее с ним. Сначала это было скорее забавно, чем возбуждающе, но с каждым стоном он заводился все сильнее. Словно спорт, и нужно во что бы то ни стало передать кому-то эстафету, достичь вершины, преодолеть дистанцию. Азарт буквально кипел в жилах, а Поттер уже не умолял, а требовал, перемежая крики матами, задыхаясь и даже немного рыдая. Грязный мальчишка, надо будет не забыть помыть ему рот с мылом... Наконец ему показалось, что этого довольно. Поттер усвоил урок, вероятно. В последний раз коснувшись губами налившейся головки члена, он лениво взмахнул палочкой. Внезапно Гарри замолчал. В наступившей тишине можно было почти услышать, как его сперма капает ему же на живот, ноги, лицо. Он кончал так, как, наверное, никогда больше не сможет. Если вообще будет на что-то способен после такого. Ему казалось, что сама душа покидает тело, наконец становясь свободной. Бездна принимала его в свои объятия, а он все падал и падал в свободном падении, ловя воздух пересохшими губами. Голова, единственная неподвластная силе огромного притяжения, болталась, как у болванчика. В рот попали несколько горьковато-соленых капель. Профессор Снейп между тем любовался на свое творение. От него не должна была ускользнуть ни единая деталь. Молодое крепкое тело, распластанное на столе, было заляпано белесой жидкостью. Он ни на миг не сомневался, что это был первый раз Поттера. Первая сперма, покинувшая его тело, помимо обычных для подростков непроизвольных поллюций. Это могло бы вскружить голову любому, но не ему. Член еще немного подергивался, возвращаясь в состояние спокойствия с большой неохотой. Прекрасные глаза были наполнены слезами. Благодарности, вероятно. Учитель хмыкнул в ответ на собственные мысли. Да уж, дождешься от его студентов благодарности. Эти глаза... его кольнуло чувство вины. Ничего, он хорошо позаботился о ее сыне. Гарри часто дышал, все так же ничего не говоря. Неожиданно профессору захотелось завершить начатое. Он вновь подошел и легонько провел изъеденными зельями пальцами по обнаженной груди, вернее даже, целой ладонью. Поттер немедленно отозвался на раздражитель, повернув голову в сторону «нападения». Касание было осторожным и не опасным. Липкая сперма смешно собралась на сосках. Снейп неуверенно занес ладонь и замер, посмотрев в раскрытые прямо на него глаза. Ему захотелось поцеловать эти туго сомкнутые губы, просто чтобы проверить их вкус — не изменился ли он с прошлого поцелуя? Но другой соблазн оказался сильнее. Он поднес палец к губам и принюхался. Резкий мужской запах не перебивало даже ароматное масло. Чуть лизнув, он удовлетворенно кивнул себе самому, достал из кармана маленький бутылечек и набрал туда совсем немного, несколько капель — просто на всякий случай. Вдруг пригодится. Наконец настал черед губ. Поцелуй оказался долгим и страстным. Похоже, действие простенького обездвижущего заклинания заканчивалось, потому что Поттер ответил на поцелуй, как только мог. Гарри чувствовал себя невероятно. Наверное, так ощущают мир всякие там супермены. Гарри, будучи волшебником, не особенно в этом разбирался — в детстве все игрушки и мультфильмы доставались Дадли, а читать тот не любил, поэтому комиксов в доме Дурслей не водилось. Странно, что он вспомнил об этом сейчас... Когда его вновь коснулись, он чувствовал лишь всепоглощающую любовь. Благодарность за то, что случилось в его такой скучной, серой, обыденной жизни. Ожидание того стоило. Вот что ему хотелось донести. Что он понимает — на фоне мук удовольствие становится ярче. Но когда рука вновь исчезла, Гарри оказался дезориентирован. От незнания, чем занят его пленитель, становилось неспокойно на душе. Поэтому возвращение губ он приветствовал с триумфом. Вот бы удалось приподняться... встать, схватить обладателя этого змеиного языка за плечи, уложить на лопатки, подмять под себя, ласкать, растирать, лизать и покусывать... Ему не хотелось думать, кто именно его целует. Вернее, такой мысли просто не возникало. Мозг оказался переформатирован, лишнее удалено, осталась лишь кристальная ясность. От этого поцелуя ничего не поднималось и не возбуждалось, рано еще, и пока он был понятнее и чище. Сознание Гарри выключалось, не выдерживая напряжения. Сначала занятие по окклюменции после долгого школьного дня, затем это, уничтожающее все «до» или «после» подобно ядерному взрыву. Ускользая в сон, он пытался зацепиться вновь неповоротливым языком за изнанку реальности... И, казалось, услышал напоследок скептичный, довольный собой «хмм». Гарри очнулся один, лежа на столе в кабинете зельеварения, совершенно голый. Весь испачкавшийся в засыхающей слизи, вокруг настоящий погром — свитки вперемешку с осколками и прочим хламом. Голова раскалывалась, как будто в ней сидела обезьянка с музыкальными тарелками. Осторожно сев, Гарри принялся искать взглядом свою одежду. Чувство стыда накрывало медленной, но настойчивой волной. Что же тут случилось? Неужели это был не сон?.. Осторожно ступая по еще более остывшему полу, Гарри добрался до безопасной зоны комнаты, по одной нашел разбросанные вещи и оделся. Остатки спермы он, краснея, наспех убрал старым носовым платком, всегда лежавшим в кармане школьной мантии. Только встав, он понял, как продрог, и теперь грелся и думал. К чему приведет вся эта... ситуация? Что вообще тут произошло? Как теперь быть? Самое странное, что ему не было противно. Стыдно — да, неловко, странно. Но помимо этого — только воспоминание о случившемся. Хорошие воспоминания, ни одного звука или картинки. Только эмоции. Сильные. От одной мысли становилось жарко. Что ж, теперь он... мужчина? Интересно, Чжоу... нет, нельзя об этом думать!!! А ведь именно из-за нее все и началось... Снейп, как обычно, просматривал его мысли на личном вечернем сеансе кино. Как вдруг он вновь наткнулся на поцелуй с Чжоу... Его личном, сокровенном. Разозлившись, Гарри в сердцах подумал, что отвратительному профессору с грязными волосами и дурными манерами уж точно ничего подобного не светит. Что он, должно быть, так и помрет девственником. Никаких сексуальных контактов в планах на ближайшее столетие. Что такой человек может уметь в этом плане? Наверное, даже целоваться, и то никакого опыта. Конечно, это было глупо. Он хоть и думал так на самом деле, но конкретно тогда эти мысли появились сами, без его ведома. Потом его толкнули, наверное, тоже в сердцах. Неужели все из-за идиотского поддразнивания? Зачем? Чтобы что, доказать ему что-то? Да уж, доказательств — на целый донорский банк. Гарри на автомате коснулся шеи — там обжигал огнем маленький, но очень колкий засос. Достав палочку, Гарри починил разбитые сосуды, кое-как смел в кучу лежавшее на полу и переместил это на стол, где еще совсем недавно лежал, как... Нет! Не думать! Надо заблокировать в себе эти воспоминания! Не вспоминать... хотя бы пока. В самый дальний уголок памяти. Чтобы даже он не смог отыскать... Так и не найдя гриффиндорский галстук, Гарри, виновато оглядываясь, покинул кабинет. Если верить часам, ему оставалось спать около часа, но стоило поспешить и обойти Филча. Впрочем, первое занятие — зельеварение. Можно было бы обезопасить себя от гнева Амбридж, спрятавшись здесь. Но пропусти он завтрак, друзья забеспокоятся. А Рон точно заметит, что Гарри не ночевал в постели, и потребует объяснений. Вздохнув, гриффиндорец отправился в башню — заметать следы своего ночного отсутствия.