Останьтесь после занятий

Это было почти спонтанное решение. Вот сейчас он просто насмехался, играя с нахально ярким гриффиндорским галстуком, а в следующий миг смотрит на мальчишку и хочет чего-то большего. На самом деле, его оскорбило его пренебрежение именно из-за нее. Да, он любил ее очень сильно. Но это было так давно. И потом, разве нужна для плотских утех какая-то там любовь? Пожирателей смерти одно время вообще можно было бы переименовать в «Свинг-клуб имени Темного лорда». Для некоторых темных магических практик были необходимы всякие разные человеческие жидкости, материи и опыты (например, те же жертвоприношения, сделанные непременно во время оргазма жертвы, одно время пользовались большой популярностью среди волшебников, скажем так, «широких взглядов»). Сказки, которые бродят среди маглов, обо всяких Черных вдовах, секси-вампирах и прочих созданиях ночи, использующих как оружие именно секс, вовсе не сказки. Поэтому Снейп и не видел здесь никаких противоречий. И то, что безусый юнец посмел усомниться в его компетентности, было по-настоящему оскорбительно. Но еще ему хотелось увидеть, как в этих зеленых глазах мерцают вспышки удовольствия. Какими они были бы, будь он с ней? Конечно, соблазн проверить очень велик. И, конечно, он не смог устоять. И еще большим соблазном было трахнуть Поттера. Сам по себе Гарри Поттер не представлял для Снейпа никакого интереса, кроме того факта, что он его учил и немножко защищал. Однако его отец, Джеймс, мать его, Поттер, оставил немалый шрам на личности ныне грозного профессора. И потому поиметь его сына, к тому же, столь на него похожего, было сродни спортивному интересу. В общем, тут пересеклась целая стая различных причин разной степени паршивости. Но зачем хотеть второго раунда? Засадить Поттеру он мог еще тогда, но это ему просто не было интересно. Снейп как прогрессивный человек не считал, что секс вертится вокруг члена, и без того, чтобы его куда-нибудь засунуть, ты вроде как «не служил, не мужик». Ему нравилось доминировать без излишней пошлости, а насилие без непосредственно изнасилования, каким его привыкла видеть общественность, вообще казалось ему высшей мерой искусства. И потом, он же преподаватель. Если студент кому-нибудь скажет, что его анально изнасиловал учитель, это, во-первых, легче доказать, а во-вторых, грозит судебным разбирательством и, разумеется, увольнением. А вот если мальчик станет трепаться, что учитель ему отсосал, да еще и такой, как Снейп, да еще и добровольно, его даже могут поднять на смех. Учитель может сказать, что его обезоружили и заставили. Потому что заставить достать хуй и кому-нибудь куда-нибудь засунуть, вроде как, сложнее. Это, конечно, позор, но не такой однозначно пахнущий дерьмом, как первый вариант. В общем, двойные стандарты — это так прекрасно и жестоко. Но когда он увидел мальчика наутро, взъерошенного, растерянного, с горящим румянцем на щеках, посасывающего порезанный палец, матерящегося про себя на сложносочиненное зелье, ему захотелось тоже попробовать его кровь на вкус. И как он не додумался ночью? Эта же кровь течет и в жилах милорда... И наполовину она чиста, как девственная лилия, и постыдна, как чужое темное прошлое. Поэтому он составил этот план буквально за считанные секунды. Когда Поттер, осмелев после безумной ночи, отпросился к черту на рога, он решил его отпустить, просто чтобы не поддаться искушению прямо в классе. Он не был вполне уверен, что не попросит студента остаться после занятия, когда столько свидетелей и так мало времени. Абсолютная учительская власть подчас пьянит. Он мог бы приказать ему остаться, и мальчишке пришлось бы это сделать. Он мог бы заставить его прийти вечером, назначив наказание, но... Не лучше ли будет, если он сам явится за добавкой, как прикормленный пес? Наверное, уже от одного этого можно было бы кончить. А может, он придет мстить? Еще лучше! Где теперь искать когда-то запрятанные наручники и плетки? Впрочем, пусть импровизирует, пусть справляется сам, как ему пришлось ночью действовать наобум. Пусть заставит профессора кричать, пусть зверствует и кусает губы... Все-таки, он был в его голове. Поттер способен на многое, но секса у него еще не было, хоть в привычном, хоть в каком-либо еще понимании, не считая прошедшую ночь с ним, его учителем. И если он правильно научил, и студент был внимателен на уроке... Снейп предвкушал встречу весь день. А потому, услышав осторожные шаги за дверью, чуть не лопнул от гордости и восторга. Его ожидания оправдались. Пока что... Что же ему уготовано дальше? *** Во-первых, Гарри не хватало решимости. Во-вторых, жесткости. В-третьих, у него явно не было наставника. Лишенный дара речи (буквально, а не фигурально, к собственному большому сожалению), Снейп сидел и мрачнел с каждым щелчком секундной стрелки часов. Он, Поттер, кресло, к которому его привязали, никакого сопротивления. Все без толку! Поттер меряет пространство намотанными вокруг да около кругами и тренирует костяшки пальцев, видимо, планируя попасть на чемпионат по бездействию. Наконец он останавливается, морщит лоб и спрашивает: — Чего погрустнел, а, профессор? Ответить колкой остротой было невозможно, поэтому Снейп просто закатил глаза. Гарри хмыкнул, уперев руки в бока: — И что мне с тобой делать? Я в замешательстве. Ведь если я дам тебе то, чего ты хочешь, ты победишь, ведь так? Но и я проиграю в противном случае? Что же делать?.. Осечка. Снейп понял, что стоило хотя бы для вида дать ему отпор. Кроме того, это заводит любого. Поиграть в насилие для взрослых. Это бы понравилось зацикленному на одногодках мальчишке. И как он раньше не додумался?! Стареет... теряет хватку... И тут Поттера осенило. Он направил палочку на Снейпа, и на секунду тому показалось глупым довериться ему, оставшись без защиты. Но внезапно появилась неожиданная легкость, и он понял — ему вернули голос. Только вот зачем? Не стоит раскрывать рот раньше времени. — Я решил узнать, что вы скажете. Профессор, — добавил зачем-то Поттер, словно вспомнив о вежливости. Снейп, не веря своим ушам, все еще молча пялился на своего студента, поэтому Гарри добавил: — Если уж играть по чужим правилам, то играть хорошо. Верно я рассуждаю? Будет честнее, если я выслушаю вас, а потом уже решу, что делать. Вреда не будет. Ну, ну, успокаивай себя этим. Снейп решил подсластить мальчонке пилюлю. — Я все еще не понимаю, чего ты от меня хочешь, и требую, чтобы ты меня отпустил. — Если уж ученик перешел на «ты», надо соответствовать в дерзости. Лицо Гарри мигом разгладилось, и он заулыбался. Снейп понял, что надо делать. — Так уж и не знаете? — Поттер наслаждался своей властью, ему нравилось думать, что он взял учителя в плен, а не выполнил его план. — А что вчера было, ммм? На меня смотрите! Я же с вами разговариваю! В конце фразы появились властные нотки в голосе. Кураж медленно, но верно возвращался к нему. Снейп решил подыгрывать, сколько сможет. — Я решительно не понимаю, о чем ты. — Он напустил на себя равнодушный вид. — Делай, что хочешь, но своего не добьешься. — Ах, не добьюсь? — перебил его Гарри. Снейп мысленно отпраздновал победу. — Вы сами виноваты. Сами предложили. «Делай, что хочешь». Я сделаю, можете не сомневаться. Я засуну эти слова в ваш грязный рот. — Что-то не помню, чтобы ты жаловался на мой рот вчера. Улыбка на лице Снейпа сменилась гримасой боли, когда ему прилетела звонкая пощечина. Гарри снова трясло. Он себя не контролировал. Состояние аффекта было сейчас необходимо для хорошего мальчика с правильным воспитанием и кучей комплексов. Это не Драко Малфой, привыкший забирать свое. Гарри нужно было пройти через преодоление, чтобы сделать шаг вперед. В данном случае, навстречу желаниям профессора. И своим собственным тоже. — Хочешь, чтобы я командовал? Я могу сказать тебе, что надо сделать. Я это умею. Я научу. Ласковый, заискивающий голос убаюкивал Гарри, как змея гипнотизирует свою будущую жертву. Для того, чтобы ударить, ему пришлось подойти совсем близко. Ноги профессора были раздвинуты, насколько позволяли путы, и Гарри почти находился между коленями. Снейп продолжил, всем телом устремляясь к полным слез зеленым глазам, раскрыв им навстречу глаза, рот и даже отчасти разум. Гарри никогда такого не видел. Его никто никогда не желал. Даже поцелуй с Чжоу был скорее утешением девушки, потерявшей возлюбленного. Красивого парня-старшекурсника, с которым у нее наверняка было все, чего они только хотели. Они ведь провстречались как минимум полгода — со Святочного бала... а может, и раньше... — Если хочешь, я могу рассказать, как сделать приятно другому человеку. Как заставить кого-то мечтать о твоих касаниях. Ты ведь знаешь, я это умею. Я могу сделать все, что попросишь. Чтобы ты сломал меня. Чтобы я молил о пощаде. Мне не трудно, тебе приятно. По рукам? Словно мантра, тихие приятные речи воздействовали на мозг Гарри, как будто по нему проводили легким перышком. Ему захотелось закончить все здесь и сейчас. Уйти, убежать, лечь и заснуть, или умереть, где-нибудь в уголке, где его не найдут. Где никому не будет дела до его позора. Где не будет никаких мыслей из разряда «а что, если» и «почему бы и нет». Было так соблазнительно поддаться этим словам. Он смотрел на сидящего перед собой, и наконец видел себя сверху. И тут он заметил торчащий из-за глухого воротника мантии гриффиндорский галстук. Пальцы сами потянулись к привычному предмету. Воротник оказался распахнут, пространство между коленей — занятым. Чужая кожа не казалась такой уж недостижимой, а вполне реальной на ощупь. Пока он тянул галстук, чтобы снять узел, он успел оценить острые ключицы и торчащий кадык, бледную как смерть шею в тени занавеса из черных волос. И тут он вспомнил, как одно время очень хотел потрогать эти волосы, еще ребенком. Какие они, такие же жирные и неприятные, какими выглядят? Он знал теперь, что эти мысли обидны, но ему было плевать. Это была не его проблема, а минус гигиены профессора. Что ему мешало просто мыть голову чаще и пользоваться большим уважением студентов? На удивление, они оказались... обычными. Тонкими, немного сальными, как если не мыть голову пару дней. Но не столетними, как казалось. Пальцы запутались где-то на уровне пробора, потому что нужно было хорошенько запустить их в шевелюру, чтобы узнать все это. — Почему они выглядят не так? — спросил он с откровенным любопытством, как если бы спрашивал, что написано на доске во время урока. — Просто плохой волос, жидкий. Я мою голову не очень часто, но и не реже многих. Можно, конечно, использовать зелья, но у магии эффект недолговечный. Да и какая разница, как они выглядят? — рассеянно подытожил Снейп. Гарри продолжил водить рукой по его голове, и он невольно зажмурился. — Нравится? — искренне удивился Гарри. Переменам его настроения можно было только позавидовать. С минуту назад он трясся от гнева, а сейчас выглядел почти безмятежно. Снейп решил не искушать судьбу и просто кивнул. Ему это нравилось. — Ладно, а если так? — Рука Гарри скользнула ниже, остановившись на щеке и подбородке. Когда он случайно провел большим пальцем по губам, те неожиданно открылись, схватив его. Это был порезанный утром палец, однако крови уже не было. Но Снейп все равно сложил губы для легкого посасывания... и тут к этому пальцу присоединился второй, указательный. Гарри почти целиком засунул его в рот, не обращая никакого внимания на сопротивление. Это странное детское изучение показалось Снейпу забавным и даже соблазнительным. Пальцы скользнули по зубам и оказались на языке, раздвигая рот. А их хозяин внимательно наблюдал сверху вниз, словно читая сложную книгу по варке снадобий. Снейп свел колени, внимательно облизывая каждый предложенный пальчик. Гарри посмотрел вниз, почувствовав сопротивление, понял и опустился, сел на одно колено. Теперь они были почти на одном уровне, и студент невольно начал еле заметно повторять движения губ профессора, как бывает, когда подпеваешь знакомой песне или красишь ресницы. При этом его голова оказывалась все ближе и ближе. Наконец, убрав руку, он заменил ее страстным, глубоким поцелуем. Все смешалось. Дыхание, мысли, языки. Его снова покусывали и облизывали. Гарри почувствовал себя как тогда, припадая к знакомому благодаря зажмуренным глазам рту, лишенному лица и даже тела. Наконец это закончилось. Не убирая руки с чужого подбородка поначалу, Гарри принялся касаться этого полностью подвластного ему тела, как только мог и где, поглаживая, сжимая и царапая. — Сними... Сними это с меня... Все снимай... — услышал он шепот. Как будто получив разрешение, руки послушно принялись расстегивать тысячу и одну пуговицу на груди. За ними скрывались не менее коварные, но белого цвета. — Зачем столько застежек? Человек-капуста... — немного расстроено пробурчал он, и около уха послышался тихий смешок. — Чего ты копаешься? Давай я сам. — Нет! — Гарри будто окатили холодной водой, одновременно отрезвив и лишив возможности двигаться и думать. Нет. Он не отдаст это ему. Это только мое. Покончив с пуговицами, он как мог распахнул рубашку, обнажая тщедушное, как и у него самого, худое тело. Только у взрослого оно скорее походило на тело покойника, умершего голодной смертью. Или так казалось из-за часто-часто вздымающейся грудины с ярко выраженными перекладинами ребер? Впалый пупок начинал линию волос, прячущуюся где-то под нижними брюками. Но это потом, а сейчас нужно было тщательно изучить каждую клеточку твердых сосков, горячих, потерянных на белоснежном фоне кожи. Ему не сразу вспомнилось, что он, кажется, пришел мстить. Словно прочитав (скорее всего, прочитав) его мысли, Снейп сказал: — Можешь их покусать. — Гарри провел пальцем по темному кругляшку. — Или взять прищепки и сдавить. Это больно. Студент молча поднял на него голову. Словно что-то увидя, он безропотно повернулся к столу и тут же нашел то, что искал — металлический зажим для бумаг с острыми краями. Второй лежал в верхнем ящике стола. — Я сомневаюсь, что получится... — Для пробы он пару раз лязгнул этими штуковинами. Они издавали приятный металлический звук и соединялись, словно ужасающие пасти каких-то страшных гадов. — Не попробуешь — не узнаешь. Этот тон Гарри знал. Таким его иногда отчитывали в кабинете зельеварения, если он ошибался не слишком серьезно. Безапелляционный, но не рассерженный, просто нейтральный. Почувствовав укол раздражения где-то в области эго, Гарри, не раздумывая, сделал, что было велено... и тут же отпустил инструменты, убирая руки, услышав, как учитель охнул, и увидев выражение его лица. Зажимы так и остались висеть на сосках. Ему стало страшно, не отрежут ли они их вовсе. Но радость быстро сменила страхи. Он сделал больно, впервые! В этом не приходилось сомневаться. Он понял, что каждое приятное прикосновение к себе вчерашней ночью превратит в укус боли, отраженный на этом лице. Сделает проклятия из поцелуев. Он должен, просто обязан. Снейп пытался вдохнуть воздух, на глазах выступили слезы. Но он молчал. А значит, надо продолжить...