***
И вот, в который раз болезненно-жёлтый изгиб луны блеснул над этим грязным городком, скривившись в некое подобие улыбки, откровенно насмехаясь над мельтешащими внизу, словно кучка муравьев, улочками. Пелена вечернего тумана заполонила улицы города N, гуляла меж домов, путала дороги. — Этому городу нужен герой! Фраза из дешёвых американских фильмов, одно упоминание о которых уже отдаёт в горле тем мерзким вкусом похабных шуток и недалёкого сюжета (или сценариста). И Моника, по-актёрски ухмыльнувшись какой-то толпе зевак, уставившихся в сторону только-только споткнувшейся старушки, нежели в сторону авантюристки, взяла в руки биту и начала замахиваться.***
На одной из окраинных улиц города послышался звук разбивающегося стекла, позже — оглушительный грохот плеяды осколков. Если мы заглянем сквозь сбежавшуюся на грохот толпу, то максимум, что увидим — ну, во-первых, широкие плечи впереди нас стоящего парня, через такую махину и взглядом не перемахнуть, во-вторых — девочку лет пятнадцати; она, немного шатаясь, рассеянно смотрит на свои руки, по которым стекают капли только выступившей крови, на лице её виден лёгкий испуг. В следующую секунду мы замечаем, как она старательно вытирает их о кружевной подол белой ночнушки — небольшие ярко-красные пятна ладоней рисуют причудливый узор на ней, отчего девчушка приходит в ещё больший испуг, её взгляд мечется из стороны в сторону, совершенно теряется в сотне мелких осколков. И вот, она уже со всех ног, совершенно босая, удирает с места преступления, с трудом расталкивая толпу. Ловко пробравшись в дом, Моника смотрит на своё отражение в зеркале: тёмно-коричневая копна торчащих буквально во все стороны волос чуть выше ушей, так мешающая глазам редкая чёлка, таращащиеся на неё два карих огонька, вздёрнутый нос и застывшие в недоговоренной фразе алеющие губы. На щеках всё ещё заметен румянец, а по комнате то и дело охает тяжелое дыхание девочки. Она рассматривает свою перепачканную ночнушку, первые пару минут усердно пытается избавиться от пятен, то левой, то правой рукой растирая их из стороны в сторону (хоть это и было абсолютно глупо). В голове то и дело молнией проносятся мысли о завтрашнем допросе родителей по поводу природы этих следов. Решившись, она снимает ночнушку, попутно заталкивая её под свою кровать — сейчас явно не время думать о дальнейшей судьбе сорочки. Благо, семья Моники далеко не бедная, и девушка просто берёт ту же ночнушку из стопки десяти точь-в-точь таких же и ложится спать. Пытается. Это случилось уже во 2-й раз.***
«Очередные отвратные школьные будни», — который год изо дня в день мелькает в голове Моники. — «Да и ладно», — она закрывает глаза. Ветер то и дело подгоняет неуёмные листья каштана, ото всех сторон выкрашенные сепией, вверх, к ржавому небу, с презрением обращенному к земле. Аллея деревьев провожала изгибами Монику к её дому; взгляд девушки, минуя зардевший край неба, вновь привязался к потускневшему со временем автомату с газировкой, пока тот так и вынуждал минуту-другую сыграть с ним в гляделки. — Эм… Мы ведь из одной школы, да? — растворился чей-то нежный голос в городской суете, и перед глазами Моники ловко прокрутили баночку с персиковой газировкой, остановив палец на этикетке. — … — А… Не нравится со вкусом персика? Блин… У меня обе такие. Чуть приглушённого цвета рыже-розовые волосы водопадом спадали по плечам незнакомки, причудливым зигзагом огибая их, передние же (наверное, самые непослушные) пряди тонкими косами соединялись чуть ниже макушки. Из-под чёлки выглядывали немного прищуренные в улыбке глаза, в отражении которых, приглядевшись, можно было заметить разгорающийся с каждой секундой всё больше звёздный пожар темнеющего неба. — Нет, я вообще не пью газировку. — Это как?.. Вообще — то есть совсем? Газировку?.. Это заставило Монику смутиться: да, некультурно отказываться от предложенного, но не выхлебать же ей теперь пол автомата, сказав: «Ой, да я пошутила! Давай сюда. О-о-о! По баночке-то точно вместе разопьём!». Но мы же с вами понимаем, как трудно удержать ползущую змеёй в сторону бесплатной газировки руку. Баночки в унисон залились долгожданным «Пш-ш-ш», и диалог наконец приобрел точку отсчёта: «Так мы из одной школы?». Девушки прислонились к бетонной ограде, тянувшейся вдоль дорожек парка, лёгкий приторный запах сладостей закружил в воздухе, глаза забавно щурились последнему лучу уходящего солнца, так лениво сползающего за горизонт. — Ладно, увидимся! — Моника махнула рукой в ответ, и весело забежала в дом, постукивая острыми каблучками.***
Бам! Бам! Бам!
Жёлтые глаза пристально наблюдали за пустующей улицей, не упуская ни единого шороха. Порой некоторые из них сонно прикрывались, а к началу чётвертого беспризорница-улица осталась совсем одна. Сейчас и не разобрать — привычный туман ли опустился на ночной город, или облако едкого табачного дыма мёртвой хваткой вцепилось в него. Чем ближе к центральной улице, тем сильнее становится резкий запах железа и фосфора, тем сильнее чувство тревоги, тем дальше рука лезет убрать кошелёк. #%$@& открыла глаза, полная нетерпения, интереса и, если честно (признаюсь только вам и только по секрету), детской глупости. Она присела на кровати, спустив ноги. Несколько прядей неуклюже упали на глаза девушки, прикрыв близкую к носу родинку под кончиком правого глаза. #%$@ вытянула обе руки в сторону, сонно потянувшись. За окном было до жути темно, отчего настойчивое желание снова прилечь росло с каждой секундой. Изнывая от нетерпения, девчонка буквально подскочила с кровати и подбежала к шкафу, попутно перебирая в памяти свой гардероб полка к полке. Нет, выбор однозначно был велик: около пяти блузок, столько же футболок, пара десятков мрачноватых платьев точно, да и всякой всячины столько, что перечислять устану. Внимательный взгляд оценивающе прошёлся по всему гардеробу парочку раз, порой останавливаясь на симпатичных ему вещах. Вот, слегка прищурив левый глаз, она взяла иссиня-чёрную футболку с какой-то неразборчивой, чуть подстёртой наклейкой в духе: «Kiss me!», «Hug me!», ну, или чего-то подобного…Я, если честно, и сама уже не помню. А может это была и вовсе не футболка?
Нет. Она берёт в руки тёмно-бордовое платье, придерживая одной рукой вешалку, а другой чуть оттягивая ткань, будто примеряя. Кружева болезненно врезаются в кожу, отчего доселе затуманенные глаза подпрыгивают в улыбке. Взгляд в зеркале встречает её сдержанное одобрение, а тонкая воздушная сорочка степенно скатывается с молочных плеч девушки, обнажая её. Ловкость рук и никакого мошенничества — возможно, не совсем к месту, но такая подходящая фраза: пара эстетически верно изломанных кистей рук шарятся вдоль то и дело заедающей молнии платья, умело пробегаются по дюжине бежевых пуговиц сверху. Это ли не магия? Она хмуро глянула на пару больших потёртых кроссовок у двери, медленно опуская оголённые ноги одну за другой в них.***
Гордая, но одинокая луна с презрением наблюдала за шумным, бушующим, словно океанские волны, подгоняемые четырьмя ветрами, городом. Я чувствую, Вот-вот. Это бешеная и сумасшедшая «океанская» буря в стакане. Лиловыми струями по венам стучит яд, он проникает в моё сердце, отчего оно практически останавливается. Нет, сотни цветов: от чёрного, красного, синего до рыжего, до бирюзы, до белого! Сотни! Сотни? &#%¿! @? в бешеной гонке впиваются в глаза, брызгами размазываются по асфальту. Меч серебрится под лунным светом, бросая надменные взгляды в глаза окружающих. Она — такая невесомая, такая воздушная, такая несуразная и совершенно не вписывающаяся в этот городишко, в эту ситуацию, в это место и в это время. Воткнувшись ногой в землю, она переносит на неё весь свой вес, занося над головой обе руки, с силой сжимающие зардевшую рукоять меча. Я помню, Вот-вот. Доведённые до точки невозврата, полные ужаса и тупого непонимания взгляды людей, кружащие по запачканному кровью асфальту.